Игра в послушание
Шрифт:
Пётр Эрнестович погулял взад-вперёд по набережной вдоль фасада и обдумал всё хорошенько. Затем он в привычное время пообедал в ресторане и вернулся домой.
Прежде чем отпереть замок, он наклонился и осмотрел контрольный волосок, зажатый в дверях. Волосок был на месте, стало быть, в квартиру в его отсутствие никто не заходил, по крайней мере через дверь. Решётки на окнах тоже оказались нетронуты. Оставалось проверить телефон. Кукловодов снял трубку и нажал кнопочку повтора.
Утром, пока хозяин шумно плескался в ванной, Петя снова позвонил Славику Подберёзкину. На этот раз он догадался не сбрасывать
– Да! Слушаю!
– Записывай.
– Что?!
– Адрес квартиры!
– А, понял! Записываю!
И Петя продиктовал Славику адрес.
– Готово! Сейчас приеду! Ой, нет... Не сейчас, чуть позже. Сейчас к нам в кружок привезут компьютер. Потом надо в школе показаться, сам понимаешь, конец учебного года...
– Понимаю.
– Ты только не обижайся, время быстро пройдёт.
– Конечно.
– Контакта ещё не было?
– Чего?
– Контакта с инопланетянами ещё не было?
– Нет, не было.
– Ладно, не скучай. Часа в три... нет, в четыре мы с Корзинкиной за тобой приедем. Когда позвоню в дверь, постарайся быть на полу где-нибудь рядом, я нагнусь, будто бы завязать шнурок...
– А если не получится?
– Тогда я оставлю где-нибудь за вешалкой пэ-пэ-ша, будем переговариваться, искать варианты.
– А если он вообще дверь не откроет?
– Откроет. Как его фамилия?
– Кукловодов, Пётр Эрнестович.
– Доставим ему телеграмму; отпечатать пустой бланк - раз плюнуть. Кто же откажется телеграмму получить? Дети часто разносят телеграммы.
– Ладно, ты только скажи точное время.
– В четыре... нет, в половине пятого. Ровно в половине пятого стой на полу возле входной двери. Лодка цела?
– Сомневаюсь. Пока, ещё поговорим.
Петя нажал на сброс, а затем, подумав секунду, набрал номер, указанный на бумажке в корпусе телефонного аппарата. Как и следовало ожидать, раздались короткие гудки. Пускай теперь проверяет, дозваниваясь самому себе.
Вернувшись домой к четырём часам дня, хозяин осмотрел решётки на окнах, затем снял трубку и нажал кнопку повтора.
Раздались короткие гудки.
Снова нажал.
Занято.
Положил трубку, походил по комнате и нажал кнопку.
Занято.
Раздражённо бормоча себе под нос, хозяин отправился на кухню, загремел чайником. По квартире разнёсся запах кофе.
С чашкой в руке, отхлёбывая и обжигаясь на ходу, Кукловодов снова подошёл к телефону и нажал кнопку повтора. Затем ещё раз и ещё. Упрямые, пронзительные гудки начали его заметно раздражать. Он уже не просто возвращал трубку на аппарат, а с треском швырял её как попало. Он выронил чашку, ошпарил ногу, а когда собирал осколки, порезал палец. Наблюдавший за всем этим Петя Огоньков услышал такие слова и выражения, о существовании которых прежде даже не догадывался.
Опасаясь, что кто-нибудь позвонит ему самому, и номер в памяти аппарата сотрётся, Кукловодов спешил пробиться через ненавистные короткие гудки. Он клеил пластырь и одновременно снова и снова набирал повтор. Но вот он замешкался, и звонок всё-таки раздался, и ему пришлось разговаривать с Гороховым.
– Хорошо, поднимайтесь, - сказал он и нервно закурил папиросу.
Петя
посмотрел на часы: десять минут пятого, следовало держаться поближе к дверям. Тем более, что ни Корзинкина, ни Подберёзкин никогда не отличались пунктуальностью; они могли явиться значительно раньше или позже оговорённого времени.Раздался звонок, Петя ловко соскользнул на пол и опрометью помчался в прихожую. В это время хозяин уже отпирал дверь. Петя пробежал у него между ног и юркнул в щель за вешалкой.
Дверь растворилась, в квартиру вошли двое незнакомых людей. Один высокий, худощавый и длинноволосый, другой поменьше и стриженный. Они за руку поздоровались с хозяином и стали разуваться.
– Эрнестыч, - заговорил стриженный.
– Г-горохов сказал, что у тебя р-револьвер есть. А ты с-стрелять умеешь?
– Не болтай лишнего, Вовчик, - строго сказал хозяин.
– И ты, Горохов, не болтай. Языки бы вам обоим подрезать.
Потом они прошли на кухню, задымили папиросами и стали разговаривать. "Опасное дело задумали, профессор...
– доносились до Пети обрывки фраз.
– Не д-дрейфь. Горохов, всё б-будет тип-топ, в ажуре..."
Петя решил подобраться поближе и послушать, о чём они говорят.
5
Напряжённый разговор. Горохов боится мёртвых.
Появление барабашки. Дедушка Крылов
шокирует матёрого рецидивиста
Шторы на кухне были плотно задвинуты. Над столом, за которым расселись злоумышленники, в облаках табачного дыма светил красный, увешанный кистями, абажур. Под ним лежал развёрнутый лист бумаги, на котором фломастером был нарисован план демонстрационного зала выставки "Сокровища гробницы". Кукловодов водил по плану карандашом и что-то объяснял.
Оказавшись на кухне, Петя полез на огромный, как дом, буфет. Это чудо мебельного искусства всё было изрезано львиными мордами и оплетено венками, а на высоте двух с половиной метров от пола далеко вперёд выдавалась драконья пасть с высунутым языком. В этой пасти, словно в пещере, Петя и расположился для того, чтобы смотреть и слушать.
– Сигнализация - полная туфта, - говорил хозяин.
– Я эту фичу двадцать лет назад придумал, а америкосы только сейчас допёрли. Надо будет, чтобы кто-то остался в зале после закрытия, вот в этом уголке, под маскировочной тканью.
Повисла пауза, Вовчик и Горохов исподлобья косились друг на друга.
– А ты с-сам-то чего, Эрнестыч?
– заговорил Вовчик.
– Кто же к-кроме тебя?..
– Я не могу, - строго отрезал "Профессор".
– Меня кто-то видел. Может, узнали.
– Г-где видел-то, Эрнестыч?
– Там, на выставке. Может, показалось.
Тихий, но впечатлительный Горохов запаниковал:
– Нет, нет. Профессор, это не дело, так не договаривались. Если вы засветились, надо всё сворачивать, я в такие игры не играю...
Он сделал попытку подняться, но Вовчик удержал его сзади за рубаху, а Кукловодов внезапно перегнулся через стол и влепил ему тяжёлую оплеуху. Горохов едва удержался на стуле, схватился за лицо и заскулил.
– Сиди и не рыпайся, - зашипел главарь.
– Ты - червяк. Раздавлю, мокрого места не останется. Вспомни, кем ты был до меня. Я тебя из петли вытащил. Такие как ты вообще права жить не имеете, вас надо уничтожать, в младенчестве...