Игра в послушание

Простодушный Вовчик решил за приятеля заступиться:

– Ладно, Эрнестыч, ты чего т-так раскипятился? Вот он, Горохов, сидит, н-никуда не уходит. Ты лучше объясни, что это у т-тебя здесь в квартире за т-таинственные явления? Кто без тебя по т-телефону звонил?

Вопрос был особенно неприятный, потому что ответа на него Кукловодов не знал. Сделав паузу, он сложил пальцы и хрустнул суставами. От этого звука Горохова передёрнуло.

– Дело не в том, кто звонил и звонил ли вообще, - заговорил Кукловодов, уходя от прямого ответа.
– Дело в том, что в ближайшие дни мы набьём чемоданы деньгами и уедем отсюда. Уедем навсегда, исчезнем, растворимся...

Но Вовчик не унимался:

– А может, у тебя барабашка з-завелась, а, Эрнестыч? Я читал про таких - ма-аленькие такие п-приведения, пакостят в квартире по мелочам. Могут разбить ч-чего-нибудь, на б-бумажке могут чего-нибудь написать или даже на м-машинке напечатать. А, Эрнестыч, может у тебя б-барабашка завелась?

– Сам ты, - Кукловодов легонько щёлкнул Вовчика по стриженной голове, барабашка. Глупости всё это. Просто телефон барахлит.

– А прослушки нигде нет?
– угрюмо пробурчал Горохов.
– Может, ментура вам уже жучков в стены понатыкала.

– Дурак ты, Горохов, а не поэт. От меня не то что жучки, от меня пылинку не спрячешь. Давайте решать, кто останется. Вот здесь, за саркофагом, - Кукловодов поставил на схеме крестик, - есть подходящий уголок, в самый раз для одного человека...

Чтобы увидеть схему, Петя вылез из пасти и сделал несколько осторожных шажков по языку дракона. В поле обзора появилась поверхность стола, но листок загораживал абажур лампы.

Повертевшись так и сяк, Петя вдруг с ужасом ощутил, что он поехал. По счастью, в следующую секунду нога его нащупала какую-то неровность, щербинку или царапину, и он застыл на месте, боясь пошевелиться. От едкого, густого табачного дыма голова шла кругом и начинало поташнивать, горло душил подступающий приступ кашля.

Между тем внизу разгорался нешуточный спор: Вовчик и Кукловодов требовали, чтобы остался Горохов, но тот упрямо отказывался.

– Почему это ты не останешься?
– суетился Вовчик.
– А машину кто поведёт!?.

– Я мёртвых боюсь.

– Каких ещё мёртвых?

– Там, на выставке.

Горохова принялся стыдить Кукловодов:

– Ну какой же мёртвый, опомнись. Мумия, ей пять тысяч лет, кроме бинтов и смолы ничего не осталось...

– Нет, нет, я не пойду, - упрямо твердил Горохов.

Вовчик назвал Горохова "поэтом недоделанным" и ещё нецензурно. Тот размахнулся и слабо ударил Вовчика по щеке. Оба вскочили, схватились и тряхнули буфет.

Петя поехал вниз, сорвался и полетел.

Отпружинив от абажура, он снова подлетел вверх, описал дугу и угодил в наполненную до половины хрустальную сахарницу.

Спорщики повернули головы и замерли.

Вовчик захотел что-то сказать, но начал так заикаться, что не смог ничего выговорить.

Кукловодов медленно придвинул сахарницу к себе и заглянул внутрь. Вовчик тоже подошёл и заглянул.

– В-вот он, ба-ба-ба-ба-ба-барабашка твой, - выговорил он наконец.

Кукловодов молчал. Горохов стоял, спиною прислонившись к буфету, лицо у него сделалось бледное, а руки ходили ходуном. Петя сидел в сахарном песке и смотрел на взрослых, дожидаясь, что будет дальше.

Внезапно прозвенел звонок входной двери, и все вздрогнули.

Петя сообразил, что это, наверное, наконец-то пришли за ним, и сделал несколько судорожных движений в попытке выбраться из сахарницы. Он так и не сумел дотянуться до края, потому что ноги его не имели твёрдой опоры.

Кукловодов захлопнул сахарницу серебряной крышкой и подошёл к двери.

Некоторое время он смотрел наружу через глазок, а затем спросил:

– Что вам здесь нужно, дети?

– Кукловодов Пётр Эрнестович здесь проживает?
– поинтересовался Славик Подберёзкин казённым голосом.

– Допустим, здесь.

– Ему телеграмма.

– Что такое?
– удивился Кукловодов.
– Какая телеграмма?

До этого момента он полагал, что только двое во всем мире знают его теперешний адрес, однако вряд ли Вовчик или Горохов стали бы посылать ему телеграмму.

– Ну-ка, дети, прочтите, от кого телеграмма, - попросил он, всё ещё опасаясь открывать дверь.

– Мы чужие телеграммы не вскрываем, - подала голос Корзинкина.
– А если не хотите, мы обратно отнесём, пускай на почте разбираются, почему вы не хотите брать.

Пётр Эрнестович торопливо защёлкал замками.

– Погодите, разве я отказываюсь? Давайте, давайте, где расписаться?

Дети зашли в прихожую. Маринка сняла с плеч рюкзак, достала из него пенал, протянула хозяину карандаш. Славик рассеянно отдал ему телеграмму, глядя на пол вокруг себя. Пётр Эрнестович вскрыл телеграмму и стал читать.

– Водички попить не дадите?
– попросил Славик, наклонявшись, чтобы зашнуровать ботинок.

– Идите, идите, ребята, мне некогда, - отмахнулся Кукловодов, глядя на более чем странный текст телеграммы.
– Идите, ребята, дома попьёте...
– он начал легонько подталкивать Славика к выходу.

– Ой!
– сказала Маринка и выронила из рук пенал.

По полу с грохотом разлетелось бесчисленное количество предметов, имеющих, отдаленно имеющих и совсем не имеющих отношение к учёбе.

Хозяин застонал, вышел на кухню и прикрыл за собой дверь. А дети опустились на четвереньки и стали шарить по полу, тихонько взывая во все стороны:

– Петя, Петя, где ты?..

Тем временем Кукловодов бросил на стол телеграмму и начал болезненно тереть пальцами виски.

– Что это, что за глупая телеграмма...
– напряжённо бормотал он себе под нос.
– Уберите, уберите её...

Заикаясь и запинаясь, Вовчик прочитал вслух: "АЙ МОСЬКА ЗНАТЬ ОНА СИЛЬНА ЧТО ЛАЕТ НА СЛОНА".

Кукловодов схватился за голову и болезненно застонал:

– Зачем, зачем, не надо... уберите...

Сам того не подозревая, Славик Подберёзкин поразил получателя телеграммы в самое чувствительное место: после контузии в цирке и случая в магазине, сделавшего его хромым на всю жизнь, Пётр Эрнестович начал панически бояться слонов. И не только самих животных; любые изображения, и даже упоминания о слонах приводили его в истерическое состояние. Собак он, кстати говоря, тоже не переносил.