Игра в «Потрошителя»
Шрифт:
Узнав, что пса отправили в отставку, Миллер затеял нелегкое дело — ввезти его в Соединенные Штаты и заполучить для себя, минуя многие бюрократические препоны. В тот день, когда Миллер наконец отправился за ним на военную базу, Аттила тотчас же узнал его, прыгнул ему на грудь, и оба покатились по земле, играя, как в прежние времена.
«Дельфин-клуб» для занимающихся плаванием и греблей существовал с 1877 года и с тех пор поддерживал дружеское соперничество с соседним клубом «Саут-Энд», который располагался в таком же ветхом деревянном доме: их разделял хлипкий забор и дверь, не запиравшаяся на ключ. Райан сделал Аттиле знак, и тот осторожно заполз в здание и спрятался в раздевалке рядом с большим желтым плакатом, где было написано,
— Мне нужны добровольцы, чтобы чистить сортиры. Записывайся, парень, — сказал он вместо приветствия.
— Непременно. Будешь сегодня плавать, Фрэнк?
— А ты как думаешь? Буду целый день сидеть у печки? — проворчал старик.
Не только он один, перевалив за восемьдесят, бросал вызов ледяным волнам залива. Не так давно скончался член клуба, который в шестьдесят проплыл в кандалах от тюрьмы Алькатрас до побережья, толкая перед собой лодку; он совершал заплывы до девяноста шести лет. Ринальди, как Райан Миллер и Педро Аларкон, принадлежал к Полярному клубу, члены которого проплывали каждую зиму по шестьдесят четыре километра. Каждый ежедневно записывал свой результат на квадратном листочке, прикрепленном к стене четырьмя кнопками. Чтобы подсчитать пройденное расстояние, там же, на стене, висела карта аквапарка и веревка с узелками: этот примитивный метод никто не счел нужным изменить. Подсчет километров держался на честном слове, как и всё в этом клубе, но система работала бесперебойно вот уже сто тридцать пять лет.
В раздевалке Райан Миллер переоделся в плавки и, перед тем как выйти на пляж, потрепал по холке Аттилу, который расположился ждать его, забившись в угол, сунув нос в передние лапы, стараясь остаться незамеченным. На пляже Миллер встретил Педро Аларкона, который пришел еще раньше, но не хотел лезть в воду, поскольку был простужен. У берега колыхалась лодка, на которой уругваец собирался грести; на нем был плотный пиджак, шапка и шарф; в руке сосуд для мате, а под мышкой — термос с кипятком. Они поздоровались едва заметным кивком.
Аларкон оттолкнул лодку, запрыгнул в нее и исчез в тумане, Миллер же натянул оранжевую шапочку, надел очки, снял протез, который оставил на песке, будучи уверен, что никто на него не польстится, и бросился в волны. Холодный вал ошарашил, но эйфория, какую он испытывал от плавания, тотчас же вознесла до небес. Утратив ощущение собственного веса, борясь с коварными течениями и выдерживая температуру в восемь градусов Цельсия, от которой ломило кости, Миллер напрягал все силы своих могучих рук и ощущал себя таким, как прежде. Проплыв немного, он разогрелся, сосредоточился на дыхании и скорости, ориентируясь на бакены, которые едва виднелись в тумане, тем более сквозь защитные очки.
Аларкон и Миллер тренировались около часа и в одно и то же время вышли на берег. Аларкон вытащил лодку и протянул Миллеру протез.
— Я не в лучшей форме, — пробормотал тот, повернувшись лицом к клубу: он держался за плечо Аларкона и сильно хромал, поскольку культя совсем окоченела.
— Ноги только на десять процентов участвуют в процессе плавания. А у тебя, парень, бедра как у быка. Нечего тратить на плавание такую силу. Прибереги ее для триатлона — велосипедной гонки и бега.
Тут Фрэнк Ринальди, стоявший на верхней площадке лестницы, свистнул, предупреждая, что к ним пришли. Рядом с ним виднелась Индиана Джексон, с двумя бумажными стаканчиками в руках, красным носом и глазами, слезящимися от езды на велосипеде, ее обычном виде транспорта.
— Я вам привезла самое декадентское, самое роскошное угощение, которое только смогла найти: горячий шоколад с морской солью и карамелью от Гирарделли, — заявила она.
— Что-то случилось? — спросил Райан, которого встревожило появление Индианы в клубе, куда она раньше ни
ралу не захаживала.— Ничего особенного…
— Тогда пускай Миллер немного попарится в сауне. Инте неосмотрительные пловцы, искупавшись в этом заливе, умерли от переохлаждения, — провозгласил Ринальди.
— А иных сожрали акулы, — усмехнулся Миллер.
— Неужели? — встрепенулась Индиана.
Ринальди ее успокоил: здесь давно не видали акул, зато несколько лет назад в аквапарк заплыл морской лев. Он покусал за ноги четырнадцать человек и погнался еще за десятерыми, которые едва-едва сумели спастись. Ученые сочли, что морской лев защищал своих самок, но Ринальди был уверен, что он повредился рассудком из-за токсичных водорослей.
— Миллер, сколько раз я говорил тебе, чтобы ты не приводил в клуб собаку?
— Много раз, Фрэнк, и каждый раз я объяснял тебе, что Аттила — служебный пес, вроде поводыря для слепых.
— Хотел бы я знать, для чего тебе служит эта зверюга!
— Нервы успокаивает.
— Члены клуба жалуются, Миллер. Не ровен час, твой пес кого-нибудь покусает.
— Как он может кого-то покусать, когда он в наморднике, Фрэнк! И потом, он атакует только по моей команде.
_____
Райан быстро принял горячий душ и второпях оделся: удивительно, как это Индиана вспомнила, что в этот час он тренируется в клубе. Миллер полагал, что Индиана все время парит в облаках. Она была немного чудная, эта его подруга: от нее ускользали подробности обыденной жизни, она могла заблудиться в городе, была не в состоянии вести счета, теряла мобильники и сумки, но каким-то необъяснимым образом в своей работе была пунктуальной и собранной. Связав волосы в хвост и закрепив резинкой, надев белый халат, она превращалась в здравомыслящую сестру той, другой, с непричесанными кудрями и в узком платье. Райан Миллер любил ту и другую: рассеянную, взбалмошную подругу, которая привносила радость в его существование и которую он стремился защитить; ту самую, что плясала, опьяненная ритмом и коктейлем с пинаколадой, в латиноамериканском клубе, куда их водил бразильский художник, в то время как он, Миллер, тихо сидел на стуле, не сводя с нее глаз; была ему дорога и другая женщина, строгая, серьезная целительница, избавлявшая его от мышечных болей; колдунья, окруженная иллюзорными ароматами, магнитами, поправляющими вселенские силы, хрусталиками, маятниками и свечами. Ни та ни другая не подозревали о любви, которая оплетала его, как лиана.
Миллер знаком велел Аттиле оставаться в углу, а сам поднялся на бельведер к Индиане, которая дожидалась его в одиночестве, потому что Аларкон и Ринальди ушли. Они уселись в потрепанные кресла перед широкими окнами и под крики чаек уставились в молочно-белую даль, где сквозь туман, который начинал уже рассеиваться, проступали очертания моста.
— Чему обязан удовольствием видеть тебя? — осведомился Райан, пытаясь протолкнуть в себя шоколад, который она принесла, почти остывший, со сливками, превратившимися в клейстер.
— Думаю, ты уже знаешь, что между мною и Аланом все кончено.
— Что ты говоришь? Как это так? — удивился Миллер, не скрывая удовольствия.
— И ты еще спрашиваешь! Все из-за тебя. Ты послал мне этот журнал. Я была настолько уверена в любви Алана… как могла я так ошибиться в нем? Райан, когда я увидела эти фотографии, мне стало так больно, как будто меня побили. Зачем ты это сделал?
— Я ничего не посылал тебе, Инди, но если это помогло тебе отделаться от старикашки — в добрый час.
— Он никакой не старикашка, ему пятьдесят пять лет, и он великолепно выглядит. Впрочем, это не важно, отныне он для меня не существует, — объявила Индиана и высморкалась в бумажную салфетку.
— Расскажи, что стряслось.
— Прежде всего поклянись, что это не ты послал мне тот журнал.
— Будто ты меня не знаешь! — возмутился Миллер. — Я не прибегаю к уловкам, все выкладываю начистоту. Разве, Индиана, я когда-либо дал тебе повод усомниться в моей честности?
— И правда, Райан. Прости меня, я сама не своя. Вот что я нашла у себя в почте. — Индиана протянула ему сложенные вдвое листки, которые Миллер быстро проглядел и вернул ей.