Играем в 'Спринт'

Поднявшись по ступенькам, я первым делом проверил метку - крошечный, втиснутый в дверной зазор камешек. Он был на месте. Стало быть, на неприкосновенность жилища в мое отсутствие никто не покушался. И на том спасибо.

Я зажег свет. Включил телевизор. Прилег на диван.

Физическая усталость и недомогание, а попросту болезнь буквально придавили меня к постели. Тело ныло, как будто по нему весь день били палками. Нащупав на тумбочке упакованный в фольгу аспирин, я вытряхнул на ладонь таблетку и запил ее остатками чая. Есть не хотелось, несмотря на то, что весь мой дневной рацион состоял из нескольких стаканов фруктового сока.

По телевизору шел концерт покойного Джо Дассена, но звук оказался выключен, а вставать было лень. Рядом со стаканом лежала записка, которую, уходя, оставил для Нины. Я машинально перечитал ее, взял ручку и принялся выводить каракули на обратной стороне листа.

В путанице штрихов и закорючек появился чей-то ястребиный профиль, девушка в чрезмерно коротенькой юбке, силуэт человека, опирающегося на костыли. Ниже рука сама собой вывела прямоугольник, и без всякого усилия с моей стороны на рисунке стали возникать очертания гостиничного вестибюля и придуманные на ходу символы. Буквой В обозначился главный вход. Буквой З закрытые под замок запасные выходы. Р - валютный бар и ресторан. С сберкасса, Л - лестница на верхние этажи, М - мусоросборник. Остальные надписи я внес полностью и стрелкой указал маршрут, по которому должен был пройти Кузнецов вечером пятнадцатого сентября.

Получилось не очень аккуратно, зато похоже.

Однако чем дольше всматривался в рисунок, тем меньше делалось сходство. Буквы приняли вид загадочных иероглифов, спираль лестницы, ведущая в бар, обернулась неясным математическим символом, и хотя в вычерченной схеме не содержалось абсолютно ничего нового, она показалась сложной головоломкой, разобраться в которой мне явно не под силу.

Снова тайны! Хватит, сыт по горло, пропади они пропадом!

Я смял лист, бросил его в пепельницу, но спустя минуту рассудил, что лучше не оставлять рисунок, и поднес к нему зажженную спичку. Огонь перекинулся на бумагу. Она вздрогнула в язычках пламени, подернулась дымком, съежилась и застыла черным комком пепла.

Меня охватила глубокая апатия ко всему, что имело отношение к делу. Будь что будет, в конце концов имею я право на отдых!

Я поднялся с дивана и выбросил оставшийся после "кремации" пепел в раковину, пустил воду. Потом выключил свет и прибавил громкость.

Концерт окончился. Крутили какую-то слащавую мелодраму из жизни автогонщиков. Молодой герой с внешностью супермена и интеллектом говорящего попугая, преодолевая несуществующие трудности, уводил жену у своего менее удачливого коллеги. Для полного счастья ему недоставало заполучить "Гран-при" на каких-то заграничных авторалли, но, надо полагать, в финале он его обязательно добудет.

Кое-как раздевшись, я влез под одеяло и, скрестив под затылком руки, уставился в потолок. В этой позе я пролежал около часа.

Фильм успел завершиться полным триумфом автогонщика. Закончилась и программа "Время". Я не спал и не бодрствовал, а лежал неподвижно, как мумия из древнеегипетского захоронения, и тихая печаль витала над моим дерматиновым саркофагом. В медицине, если мне не изменяет память, такое состояние называют каталепсией - со мной и впрямь творилось что-то странное: я точно раздвоился. Одна моя половина, окаменев, продолжала покоиться на диване, в то время как другая легко и свободно маневрировала в пространстве. Невесомый, я парил над рощицей у спуска к морю, бродил по пустынному пляжу, взбирался на холм, откуда видны были верхние этажи санатория имени Буденного, опять возвращался в гостиницу и плутал лабиринтами коридоров.

Эти странствия до того меня увлекли, что я не услышал шагов во дворе, скрипа ступенек, не заметил, как в дом вошла Нина.

– Вы не спите?
– спросила она с порога.

Ее голос спугнул подвижную часть моего "я" и вернул к действительности, в мир, где, слава богу, не все замыкалось на преступниках, похищенных тысячах и исчезнувших на дне морском купальщиках.

– Володя, вы спите?
– спросила она погромче. Похоже, ей не терпелось услышать живой человеческий голос.

– Вроде нет.

Мне показалось, что, услышав отклик, Нина облегченно вздохнула. Я даже подумал: уж не для того ли меня пустили в дом, чтобы было с кем перекинуться словечком - какой-никакой, а все ж живая душа.

– А почему вы молчите?

– Задумался, - ответил я, и это была чистая правда.

Нина прошла в спальню. Включила свет. Задернула за собой портьеру. Я слышал, как она отворила шифоньер, и, обратившись в слух, настороженно ждал - заметит она следы обыска или нет.

– И о чем же вы думали, если не секрет?
– послышалось из-за портьеры.

Кажется, пронесло - не заметила.

– Так, о разном.

– И все-таки?

– Да вот лежу и гадаю, почему у вас свидание сорвалось.

Мой намек не имел успеха.

– Ужинать будете?
– спросила она.

– Нет, спасибо.

– А температуру мерили?

– Мерил, - соврал я.

– Высокая?

Вопрос с подвохом: скажи я, что нормальная, и могу в два счета очутиться на улице, под открытым небом, на жесткой скрипучей раскладушке, - я не забыл, на каких условиях был оставлен в доме. Нет, лучше не рисковать.

– Высокая. Я только что аспирин выпил.

Нина вышла из комнаты. На ней был легкий ситцевый халат, войлочные тапки с клетчатым верхом. Волосы она распустила, и они обтекали плечи точь-в-точь как у Марыли Родович на последнем Сопотском фестивале.

– Так с чего вы взяли, что у меня сорвалось свидание? поинтересовалась она и, подойдя к двери, набросила на нее цепочку.

Я облегченно вздохнул: диван, к которому успел привыкнуть, оставался за мной.

– Это совсем несложно: если вы с работы, то пришли слишком поздно, а если со свидания, то, пожалуй, рановато. Что, угадал?

Нина достала из кармашка халата сигареты, зажигалку и закурила, присев к столу.

– Вас, вижу, очень интересует, где я задержалась?

– Интересует, - сказал я.
– Еще как.

– А почему, собственно?

Нет лучшего способа обескуражить собеседника, чем задать прямой вопрос, особенно когда ему есть что скрывать. Нина, по-видимому, знала это правило.

– Ну, я волновался, ждал. И потом, когда идешь на свидание, нелишне...

– Вы ошиблись.
– Она стряхнула пепел, и по тому, как она это сделала, было видно, что курильщик из нее некудышный.
– Я на работе задержалась. Переучет у нас.

– Вы, значит, в магазине работаете?

– Нет, я библиотекарь, - сказала она и вышла на кухню.

Вскоре оттуда донесся запах разогреваемого молока.

При мысли, что его готовят для меня, я содрогнулся - с детства не переношу молоко, особенно кипяченое. Однако спорить с женщиной, да еще если она задалась целью поставить вас на ноги, дело не только бесполезное, но и небезопасное. Я знал это по опыту общения с матерью, и Нина, ясное дело, вряд ли была исключением.

– Мне с детства противопоказано все молочное, - предупредил я, с тоской глядя, как она размешивает в стакане столовую ложку меда.