Игрек Первый. Американский дедушка

* * *

Ведьма дотронулась до руки Ангела. Он с омерзением отпрянул от нее. Будто угадал, что она мечтала заняться любовью с покойницей на дне могилы.

— Ирина, никогда больше не подходи ко мне! — в каждое слово Ангел вложил всю ненависть, на которую был способен. С трудом он удержался от проклятия: «Чтоб ты провалилась!».

Земля немедленно разверзлась бы под ногами Ведьмы.

— Я не Ирина! — из перехваченного спазмом горла вырвался сиплый звук.

— Насрать мне, кто ты такая! — Игрек повернулся к Ведьме спиной.

— Я Алевтина.

— Пошла ты!.. — не оборачиваясь, бросил Ангел.

— Случилось несчастье… Моя душа случайно перешла в тело Ирины… — Тина знала, что потеряет любимого, если не откроется ему до донышка. — Мы с ней любили друг друга…

Игрек с отвращением уставился на полоумную.

— Что дальше?

— Моя душа заняла ее тело…

— Дальше!

— Она умерла…

— Почему же ты жива?

— Я тоже умерла, — не солгала Алевтина. — Но мне кажется… мне кажется…

— Если тебе что-то кажется, ты жива!

— Мне кажется, что Ирина тоже жива!

— Ирина — это ты! Психованная!

В голосе любимого прозвучало столько презрения, что больше Алевтина не могла вымолвить ни слова. А ведь ей ничего не стоило доказать, кто она такая. Никто в целом свете, кроме Алевтины и Игрека, не знал многих подробностей их любви. Незабываемых.

— Когда мы с тобой впервые были вместе… — через силу выдавливала из себя Ведьма каждое слово, — я тебя сама раздела…

— Я тебя уже похоронил! — с такой ненавистью с покойниками не разговаривают.

Алевтина в самом деле почувствовала себя заживо погребенной.

— Тогда, может, хоть в лоб поцелуешь? — в ожидании прикосновения шершавых губ Игрека Алевтина закрыла глаза.

Когда Ведьма открыла глаза, Ангела рядом не было.

9.

После слов Ангела, что он ее похоронил, Ведьма почувствовала себя выходцем с того света. Окружающие не замечали этого, считая маленькую балерину нормальной сумасшедшей, но она болезненно ощущала неуместность своего пребывания в подлунном мире. «Ходячий мертвец!» — без всякого самоуничижения меланхолично оценивала Алевтина свою особу.

О сексе со своим телом Ведьма даже не вспоминала. Как она могла кого-то вернуть к жизни, если сама ее лишилась!

Радостная любовь к Ангелу непостижимым образом перешла в изнурительную, нескончаемую боль.

Что тому виной: ненависть Игрека или существование Тининой души в чужой телесной оболочке, — неведомо.

Симпатичный вдовец попытался соблазнить кроху на могиле своей усопшей жены. На мгновенье Ведьма озаботилась, не сменить ли ей прибежище своего духа. Так женщины новым платьем разгоняют мимолетную печаль.

Вдовец едва не изнасиловал куколку, не догадываясь, от какой напасти уберегся благодаря ее целомудрию.

Алевтина растянула губы в улыбке, вообразив ужас сексуального разбойника, который после любовной победы не обнаружил бы у себя мужского достоинства.

10.

Тело бесчувственного майора душевнобольные доброхоты оттащили в сторонку, радостно подхватив слух, пущенный контрразведчиком, будто бочкообразный господин хлопнулся в обморок, так как был влюблен в покойницу.

Предотвратив злодеяние, Сергей Павлович протиснулся поближе к Игреку.

Прощаясь с возлюбленной, Долговязый склонился над гробом, приложившись губами к мраморному лбу покойницы, ожидая почему-то, что один глаз ее сейчас откроется и подмигнет ему. Не случилось. Потеряв равновесие, Игрек уткнулся лицом в лицо.

Вздох ужаса испустили суеверные умалишенные: упасть на покойника — дурная примета.

* * *

Сергей Павлович обнял мальчика за плечи.

— Ты ни в чем не виноват!

Игрек как бы спросонья улыбнулся Брокгаузу: тот всегда читал его мысли.

— А кто виноват?

— Никто. Кроме Него, — полковник Судаков невольно поднял глаза к небесам, хотя имел в виду не Господа Бога, а Президента.

Эту мысль Брокгауза и Долговязый смог прочесть.

— Разве он знал Алевтину?

— Чтобы убить человека, не обязательно его знать. Он сделал нашу жизнь скотской. Поэтому мы убиваем друг друга. И себя.

Даже когда Иоанн Васильевич сердился, его мягкий, обволакивающий голос действовал на мальчика успокаивающе. От слов чудесного старикана Игреку полегчало. Он убивал других и хотел убить себя. Все верно.

* * *

Полковник Судаков неспроста оказался в нужный час в нужном месте, чтоб спасти своему выкормышу жизнь.

С Коробочкина он не спускал глаз давно, подозревая его в низменных намерениях.

— Мою мать он тоже убил?

Полковник Судаков насторожился.

— Почему ты думаешь, что твою мать кто-то убил?

Глюк обескураженно пожал плечами.

— Я вспомнил, как стоял над ее гробом. Потом наклонился и поцеловал ее в лоб. Он был влажным от пота…

— Мертвые не потеют! — отрезал Брокгауз.

— Может, мама не была мертвой?

— Зачем же она лежала в гробу?

Беседы, конечно, вполне уместные на кладбище, но не над гробом другой покойницы.

11.

Когда гроб с телом Алевтины опустили в могилу, полковник Судаков заметил Ознобишина, неприкаянно стоявшего поодаль. Обычно похороны плохо действовали на душевнобольных. Обязательно кто-нибудь прыгал в могилу, не выдержав манящей черноты вечности. Гробовщики не любили доставать оттуда сумасшедших. На этот случай запасливый Иннокентий Иванович прихватил для них из Воробьевки спирта.