Игрек Первый. Американский дедушка
Шрифт:
— Ты здесь родился? — с пьяной беззаботностью спросил Гоша.
Скрипнули тормоза гаишного «жигуленка».
— Кто сидел за рулем машины? — лейтенант поспешил к нарушителям, не понимая, что они тут делают.
— Тихо! — шикнул на него Гоша. — Человек родился!
Самым замечательным в ночном веселье было то, что наутро Гоша Гоголев не испытывал царапающих душу угрызений совести. Не было никакого желания мучительно припоминать постыдные события гулянки. Даже голова Гоголева не железной
Гоша беззаботно подумал: как славно, что он не отражается сейчас в кривом зеркале Зоиного лица! Теплая мужская компания: прадед и правнук. Зеркально выбритая и благоухающая физиономия Серафима Терентьевича лучилась начищенным самоваром. «Неужели это последний гусар!» — испуганно подумал Гоша.
Элегический ход мыслей правнука нарушил взрыв гусарского хохота.
— Утречком, пока ты дрых, я отстоял в очереди! — сообщил дедушка в восторге. — Это великолепно! Когда моя очередь дошла до сосисок, все уже были как родственники! У нас люди слишком оторваны друг от друга. — Американец залюбовался подмосковным пейзажем.
— У вас такого нет? — с дурацкой гордостью спросил Гоша.
— Где им! — вздохнул Серафим Терентьевич, Подрулил к дому с надписью «Вторсырье». — Здесь была ресторация Кварикашвили. А здесь… — комок застрял в горле, мешая дедушке говорить. — Поблизости была наша дача.
— Мне тоже дали участок, — брякнул Гоша глупость, лишь бы не разреветься.
Но Серафим Терентьевич его не слышал.
В молчании подъехали к кладбищу.
— Егор! На этом кладбище покоятся наши предки!
Гоголев ожидал, что торжественная высокопарность в голосе американца сейчас взорвется раскатами хохота, но тот был серьезен. И печален.
— Никогда не думал, что у меня были предки, кроме тебя! — виновато признался Гоша.
— по-твоему, я та самая обезьяна, от которой ты произошел?
Родственники протиснулись между массивными могильными оградами. С лица американца не сходило выражение растерянности.
— Почему такие ограды? Амбарные замки!
— Такой обычай.
— Разве у вас воруют покойников? — Серафим Терентьевич осмотрелся. — Где-то здесь! На самом обрыве березка должна быть! Матушка посадила!
Внизу блеснула река.
— Вот она! — Американец остановился перед неухоженной безымянной могилой. Едва заметный холмик. От березы остался почерневший пенек.
Серафим Терентьевич покачнулся, глотнул воздух.
— Здесь нам с тобой суждено лежать! — надтреснутый голос старого человека дрогнул.
С реки дунул холодный ветер. Гоша зябко поежился. Лежать здесь не хотелось. Если б еще с Зоей…
О, как далека была сейчас Зоя Сергеевна от этих вечных проблем! Она чувствовала себя глубоко обманутой. А тот единственный, кого несчастная женщина сама обманула, с видом побитой собаки был подле нее. Наблюдая за действиями любимой,
Денис Ильич возвращался к жизни.Зоя Сергеевна собирала вещи, припасенные к приезду заокеанского родственника. Сняла с граммофона трубу, похожую на гигантское ухо, завернула ее в тряпку. Дагерротипы содрала со стены, забросила в угол. И все молчком — чтобы не разреветься. Но не выдержала. Сочувствие в глазах Дениса ее доконало.
— Старый маразматик! Все — туда, а он — оттуда!
В знак поддержки Денис Ильич тяжело вздохнул.
— У нас жизнь собачья, а он в собачий приют свои миллионы вбухал!
— Бывает. — Денис Ильич с опаской дотронулся до Зои Сергеевны, ожидая от этого прикосновения чего угодно: от пощечины до поцелуя. Но Зоя Сергеевна ничего даже не заметила.
Из ходиков, повешенных на стену ради американца, выскочила кукушка и громко, издевательски прокуковала. Этого Зоя Сергеевна не вынесла.
— Стерва! — она с треском прихлопнула ехидную птичку.
Директор кладбища Мешков желчно посмотрел на надоевших посетителей. Из-за злости с него слетел весь хмель и навалилась привычная тоска. Он остервенело потер блестящую лысину и повторил в какой уж раз:
— У нас земли нету! Нету у нас земли!
— У вас и земли нету? — снова поразился старик. — Что ж у вас тогда есть?
— У нас покойники есть! — Мешков с ненавистью заскрежетал зубами. — Покойников у нас навалом! Что вы все мрете и мрете!
— Мы? — молодой клиент ошалело захлопал глазами. Мешков спохватился. Засопел смущенно. Этого говорить Не следовало. Сорвался.
— Кто у вас покойник?
— Я покойник! — с готовностью откликнулся старик.
— Товарищ покойник, у меня земли нет! Жалуйтесь на меня хоть Господу Богу!
— Что вы можете нам предложить? — тоненьким, противным голоском выкрикнул молодой. У него сдали нервы.
Крематорий! Милости просим!
Тут уж старик захрипел:
— Я вернулся на Родину, чтоб в русской земле лежать! — американец двинулся на Мешкова, желая его задушить. Правнук угадал его намерение и перехватил старца.
— Вы мне уже плешь проели с вашей могилой! — Мешков снова потер лысину. — Сначала помереть надо!
— Не бойтесь, я помру, когда могила будет! — пообещал старец.
— Помрите, а потом приходите!
— Когда могила будет! — упрямо повторил старик.
— Могила никогда не будет! У меня нет земли!
Не в первый раз собеседники вернулись на круги своя.
Тогда молодой сообразил, как достать директора:
— У вас нет могилы для участника гражданской войны?
Серафим Терентьевич испуганно шепнул правнуку:
— Так я ж с другой стороны участник.
Хорошо, что Мешков этого не расслышал, потому что последний довод Гоши сразил его наповал.
— Участник! Эх, где наша не пропадала! — директор кладбища судорожно подмигнул. А может быть, у него начался нервный тик.