Игрек Первый. Американский дедушка

В знак особого почтения Мешков сопроводил клиентов к месту будущего захоронения.

— Тута! — изрек он, ткнув пальцем в какую-то ложбину, заполненную водой.

От возмущения Серафим Терентьевич потерял дар речи.

— Я в эту канаву не лягу!

— Это тоже русская земля! — нашелся Мешков.

— Я хочу лежать со своими предками! — Будущий покойник схватил директора за руку и потащил.

Невдалеке на свежей могилке ужинали гробокопатели. Ветер донес обрывки их заунывного пения:

«…И никто не узнает, где могилка моя…»

— Это фамильная могила Гоголевых! — объявил Серафим Терентьевич.

— Это был бесхоз. А теперь она другому отдана…

— А меня прикажете на собачьем кладбище хоронить?

— Дедушка, у нас нет собачьих кладбищ! — уточнил Гоша.

— У вас и человеческих нет! — Серафим Терентьевич с решительным видом лег на могилку. Распластался. — Я отсюда никуда не уйду!

— Хуже нет патриотов, чем эмигранты! — сплюнул Мешков. — Помыкались бы с наше… — Директор зашагал прочь.

Сразу с двух сторон неотвратимо приближались к нему кучки унылых, затравленных людей.

«В клещи берут! И не смоешься от них, хоть в пустую могилу прыгай!»

— Нет у меня земли! — по-волчьи оскалившись, заорал Мешков, срывая голос.

«Что ж это за жизнь такая, что всем помереть приспичило!»

Лежал Серафим Терентьевич на фамильной могиле Гоголевых и взирал на рвущиеся от сильного ветра облака. Он воображал себя уже погребенным и испытывал от этого редкостное душевное успокоение. Слава Создателю, так он будет лежать еще целую вечность!

Простая мысль о том, что покоящийся в могиле не видит бегущих по небу облаков, не пришла старому человеку в голову.

Гоша мельтешил возле недвижимого деда, пытаясь поднять того с земли и удивляясь невероятной тяжести маленького тела.

А объяснялось это просто. Серафим Терентьевич чувствовал, что врастает в землю, засасывается в нее, как в болото. Очень хороший признак, значит, земля готова принять его.

Поняв тщетность своих усилий, Гоша снял с себя плащ и заботливо укрыл им деда.

— Ты простудишься! — обреченно вздохнул он. — И заболеешь!

— И умру! — с воодушевлением подхватил будущий покойник.

Похоронный оркестр отыграл на сегодня свое. Музыканты выливали из инструментов слюну и, оживленно перекрикиваясь, грузились в машину. Веселевшие с каждым новым покойником гробокопатели были переполнены оптимизмом и охотно вступали в беседы о любым живым существом на земле.

Тоска и уныние владели Гоголевыми. Казалось, они возвращаются с похорон. Путь их лежал к «Роллс-Ройсу», облепленному мальчишками, но по дороге Серафим Терентьевич заинтересовался каменным домом с вывеской «Ритуал».

— Здесь я венчался! — В ответ на непонимающий взгляд Гоши прадед пояснил: — Прежде тут была церковь!

Гоша рассмотрел, что дом возник на месте разрушенной церкви. Интересно, как тут жилось людям?

А никак не жилось. Внутри заведения «Ритуал» было пустовато. На стенах — расценки различных ритуальных услуг, похоронные принадлежности. Большое количество венков из искусственных листьев.

Посетители помешали скудному ужину ритуального работника, он зыркнул на них недовольным взглядом.

— У вас какие гробы есть? — весьма некстати поинтересовался у него Серафим Терентьевич.

С мрачным удовлетворением жующий человек выплюнул:

— Только по предварительным заказам! На следующий год!

— Как же, тут написано, можно дубовый… — растерялся Серафим Терентьевич, не усвоивший еще разницу между воображаемым и реальным. И получил в ответ язвительный, пронизывающий насквозь, как удар шпаги, вопрос:

— Товарищ, вы что, иностранец?

Американский дедушка возмущенно фыркнул, но иностранное подданство не признал. Однако натренированный глаз ритуального работника приметил в чудном старике ту едва уловимую разницу между советским человеком и иностранцем, хотя бы и русского происхождения!

— Гробы только за валюту!

— А за рубли только в саване можно похоронить? — возмутился Гоша.

— Где я вам лес возьму? — ритуальный работник поскучнел от такого разговора и невозмутимо продолжил свою трапезу, не ожидая от молчаливого приближения посетителей ничего дурного.

— Давай его съедим? — с серьезным видом предложил дедушка Гоше.

Ритуальный работник перестал жевать. С раздувшимися щеками перевел взгляд со старика на молодого. Ну и шуточки!

Безлунной ночью Гоша Гоголев маялся, вздрагивая от кошачьего концерта, и спешил то и дело к окну. От скрипа половиц Зоя Сергеевна стонала спросонья и ругалась в подушку, неразборчиво, но обидно.

Исчез Серафим Терентьевич.

— Как же я его одного оставил! — терзался Гоша. — В незнакомой стране!

— Она для тебя незнакомая! — парировала Зоя Сергеевна, раскаляясь от ненависти к мужу, как печка.

Когда Гоша Гоголев впал в дрему, к их дому подъехал «Роллс-Ройс», на крыше которого был укреплен веревками отменный дубовый гроб.

Из машины вылезли Серафим Терентьевич и ритуальный работник по имени Федор. Оба были в превосходном расположении духа. Что, кроме горячительных напитков, могло вернуть человеческий облик ритуальному работнику?!

— Дедулька, только не суетись под клиентом! — приговаривал Федор, освободив гроб от веревок и заботливо сталкивая его с крыши машины. Американец ловко его подхватил. В руках он держал венок. Чтоб было удобней, Серафим Терентьевич сунул в него голову и превратился в спортсмена — победителя.

Вдвоем мужчины занесли гроб в подъезд.

— Кто это у нас помер? — припозднившаяся старушка в подъезде испуганно заметалась, как курица.

— Я помер! — с гордостью ответил Серафим Терентьевич.

— Изыди, нечистая сила! — старушка в ужасе перекрестилась.

— Гроб выбирал, как для себя! — ласково бормотал Федор. — Если будет чуток коротковат, ноги подожмешь…

Гоша и во сне прислушивался к шепотам и шорохам.

— Дедушка! — Он выглянул на лестничную клетку и с готовностью бросился на помощь.