Игрок

Достаю телефон из ящика и набираю ее номер.

— Ты в светлое время суток звонить умеешь? — ворчит в трубку.

— Голос бодрый. Дежуришь что ли?

— Что это сразу дежуришь? Я в самом разгаре позы шестьдесят девять с очередным бойфрендом. Говори быстрее, пока меня не обвинили в недобросовестности, — отвечает без запинки.

От легкости, с которой она сочиняет свою сказочку, хочется рассмеяться.

— У меня твоя помада осталась.

— Можешь выбросить, мне она все равно не идет.

— Еще как идет, — фыркаю, не подумав. А ведь зря сказал.

Повисает непродолжительное молчание. Спорю, она точно так же, как и я, вспоминает ночь, когда я заставил ее накрасить губы. Следующим вечером я обнаружил перемазанную бордовым постель, но простыни почему-то не поменял, и было кайф.

— Мой ответ не изменился. У тебя все? — спрашивает сухо.

Конечно не все.

— Что случилось той ночью? — завожу шарманку вновь.

Усталый вздох:

— А это важно? Если да, то сам вспомнишь.

— Слушай, леди доктор, не компостируй мне искалеченный мозг. Сама знаешь, что я не вспомню, и ничего странного в этом нет.

— Если ты думаешь, что я в курсе всех подробностей, то уверяю — словоохотлив ты не был, — тут же находит она лазейку. — Есть способ вспомнить. Восстанови случившееся. Пройди по тому же маршруту. Ты ведь знаешь, где была авария, и куда ты направился после.

— Когда у тебя выходной?

— Хочешь, чтобы я свой единственный выходной потратила на неотесанного мужлана, который в благодарность за то, что я довезла его черепушку до больницы, теперь пытает меня деталями произошедшего? — спрашивает недовольно.

Ее дьявольски приятно раздражать. Чувствую себя особенным, ведь Жен навряд ли часто выходит из себя.

— В точку. Ты ведь понимаешь, что не отстану, — говорю, подавляя порыв вскочить с кровати и закурить. Отчего-то разговор нервирует и меня тоже.

— Выходной у меня завтра, — наконец вздыхает Жен.

— Вот и жди.

— Обязательно. Все ногти сгрызу в ожидании. Ай, прости, не сгрызу: обрезаю под корень. Ложись спать, По Паспорту, и не мучай звонками знакомых.

— Легкой тебе смены… в минете.

Сбрасывая вызов, слышу тихий смех. Стараюсь о нем не думать — перед грядущим стоит выспаться, а думы о Жен лишь отвлекают. Но, судя по всему, полностью выкинуть инопланетянку из головы не удается, потому что снится мне то, что знакомо каждому мужчине.

Жен

По ночам в приемном покое посетителей обычно не много, но сегодня день особый — вообще ни одного. Проверила пациентов Капранова, пару часов почитала медицинские статьи, но часы никак не желали идти вперед, и, поскольку наедине с собственными мыслями сегодня не очень комфортно, решила поспать. Разбудят, если понадоблюсь.

Обычно это плохая идея: только смыкаешь веки, как обнаруживается критический случай. Плюс, есть определенная категория людей (по типу Капранова), которым чужие мелкие радости не дают покоя, оттого они станут будить тебя каждые пять минут, приговаривая, что вот уж они-то по пять суток кряду не спали, а юное поколение совсем распустилось.

Сегодня, кстати, закон подлости так же действенен, как и всегда: только начинаю слышать голос отца, которого здесь быть не может, как оживает телефон. Вызов.

— Кто там? — спрашиваю Лину.

До того, как коснулась головой подушки, чувствовала себя нормально, но теперь едва ноги таскаю, и голова тяжелая, заторможенная. Ненавижу это ощущение, но каждое дежурство не выдерживаю и сдаюсь на милость Морфея. А потом встаю, иду к пациенту, чуть ли не покачиваясь, с трудом фокусируюсь на буквах в карте…

— Мужчина. Не поняла, что с ним, кажется здоровым. Но требует именно тебя. Будь поосторожнее, я здесь если что, — предостерегает Лина.

Отчего-то мне вдруг становится страшно. В том, что просят позвать определенного врача, нет ничего странного, а вот совпадение в виде особого посетителя и ночного дежурства настораживает. Пытаюсь отогнать тревожные мысли. Это мнительность — ничего более. Но едва открывается дверь, как я обнаруживаю, что интуиция не просто так надрывалась.

— Доброй ночи, Евгения Александровна, — приветствует Григорий бодро. — Как поживаете?

Я много разговаривала о нем с отцом, пыталась выяснить, можно ли доказать причастность Григория к аварии, но папа ни разу не дал оптимистичный прогноз. В том числе благодаря огромному количеству бюрократических проволочек. Сначала была проведена экспертиза, было объявлено, что водитель не справился с управлением, затем все пошло по второму разу, привлекли новых людей… но даже если умысел подтвердится, каковы шансы доказать взять экстремиста с Григорием? Почти нулевые.

— Вы на прием? — спрашиваю резко.

— Да, если, конечно, вы не согласитесь на иную форму аудиенции.

— О чем вы говорите? — Мне даже представить трудно, о чем именно он говорит.

— Хотя… — он делает вид, что задумывается. — А давайте так и поступим. Мне, как и большинству людей, больничная атмосфера удовольствия не доставляет. Предлагаю встретиться в менее официальной обстановке для ужина. Там и обсудим дела. Как вы на это дело смотрите?

Я точно знаю, что этот человек психопат и злить его опасаюсь. У меня в карманах нет успокоительного, а шкафчик слишком далеко. Но я отказываюсь встречаться с ним тет-а-тет где бы то ни было.

— С какой стати? — спрашиваю, скидывая остатки дружелюбия.

— С такой, что вам неприятности ни к чему, ведь теперь ваш отец не сможет им помешать. Подумайте. Мой номер телефона есть в карте.

И, что самое смешное, я осоловело смотрю ему вслед. За какую-то минуту меня только что вынудили прийти на свидание с человеком, который навредил моему отцу.