Игрок

Но в целом приняли нас здесь радушно, будто звезд первой величины. Благодаря Кириллу, конечно. Он действительно здорово помог больнице. Новый томограф, пара аппаратов УЗИ, что-то там операционным перепало. Последнее не запомнила, ибо запуталась, да и как иначе, если в оде, посвященной Харитоновым, шел уже сотый куплет? Пока шли до палаты Алисы, я почти уверовала в божественное происхождение Кирилла Валерича. Вспомнилось, как плясали вокруг него журналисты, родители, врачи и мой отец; наверное, все же необычный человек этот Харитонов.

Нашей пациентке одиннадцать лет. Не сказала бы — выглядит девчушка младше. Худенькая, маленькая, нездорово бледная, отчего пестрая косынка на голове кажется еще более яркой. Пожалуй, только светло-карие глаза производят впечатление, потому что сверкают счастливо. А искорки в них разжег, опять же, Кирилл. Едва Алиса его видит, как вскакивает на колени, щебечет слова радости, обнимает. Ириска, называет он ее. Под цвет глаз прозвище придумал. Трогательное, личное. Немудрено, что рядом с ним девочка раскрывается. С рассказа о волшебном дне рождения, устроенном ей родителями и медперсоналом прямо здесь, в больнице, Алиса перескакивает на вопросы о самочувствии Кирилла после катастрофы. Расплакалась, говорит, когда узнала. А с тех пор и не виделись, лишь переписывались.

Ее влюбленность так очевидна, что даже мне становится чуточку неловко. А Кирилл в ответ щедро одаривает малышку улыбками. Он и мне улыбался. Знает, как вести себя с влюбленными дурочками.

— Постой, Ириска, погоди, — смеется Харитонов. — Давай позволим врачам взять анализы, пусть работают, а мы и потом поболтать сможем. Кстати, это Андрей Николаич Капранов — он фокусник, который тебя вылечит.

Обещание вылечить слишком опрометчиво, и я стреляю глазами в наставника: стоит со смешно перекошенным ртом, будто пытается сдержать поток нецензурщины в адрес одного субъекта, возомнившего себя Богом.

— А это его помощница, Жен Санна, — отрывает меня от мрачных мыслей Харитонов.

— Ассистентка фокусника, — вдруг блещет интеллектом девчушка. — У фокусников ассистентки, они еще хотят по сцене в коротких юбках.

— И иногда их распиливают, — с кровожадным энтузиазмом подтверждает Капранов, поигрывая бровями.

Я начинаю потирать шрам еще до того, как осознаю, что делаю. Да-да, там и распиливают. Наставник подмечает мой жест, понимает, какую глупость сморозил, и быстренько сбегает с места преступления:

— Так, Елисеева, делай анализы, а я пока с онкологом пообщаюсь.

А извинения где? Одно слово: Капранов!

Заставить девочку лежать спокойно, пока я замеряю давление и беру кровь, очень непросто. Она то и дело норовит что-нибудь сказать или повернуться. Я ее прекрасно понимаю: столько гостей, принц из мечты объявился, да еще замаячил шанс в скором времени отправиться домой. Тут и старик бы не усидел на месте. Только сегодня я по другую сторону кордона и понимание пониманием, но возиться с ней до бесконечности не могу:

— Кирилл Валерич, выйдите из палаты, — велю.

Официальность моего тона заставляет Харитонова поднять на меня глаза. Проверяет, всерьез ли это.

— Пожалуйста? — добавляю ядовито и вскидываю брови.

— Зачем? — плаксиво спрашивает Алиса.

— Затем, что пока ты прыгаешь, смеешься и болтаешь, я никогда не попаду в вену.

— Я больше не буду, — неохотно бубнит в ответ.

Она придвигается ближе ко мне. Мол, я согласна, коли, только его не выпроваживай. А стоит мне ослабить жгут, вдруг выдает:

— Знаете, вы мне не нравитесь!

— Очень жаль, — отвечаю шутливо. — Лучше бы передумать, ведь чтобы мне уехать, сначала нужно тебя подлатать. И все это время я буду тебе не нравиться, и не нравиться, и не нравиться. Тяжело-то как.

Алиса хмурится. Думает, что я разговариваю с ней как с маленькой, даже нос морщит.

С детьми работать сложнее. Они воспринимают мир иначе, и врачам приходится подстраиваться. Осыпать их правдами и медицинскими терминами бесполезно — вгонишь в скуку или, того хуже, напугаешь. Попробуй потом успокой. К тому же все дети разные. Иные маленькие обитатели больниц значительно взрослее сверстников и предпочитают, чтобы к ним относились как к равным; обижаются на попытки шутить.

Но есть и еще одна сложность: с самого первого дня института нас отучают думать о пациентах как о людях, привязываться, сочувствовать. С детьми это невозможно. Мы перед ними беззащитны. В нас природой заложено защищать малышей. И если это не удается — пережить неудачу стократ сложнее.

Закончив дела с пациенткой, я выхожу в коридор и на мгновенье теряюсь, потому что не знаю, где лаборатория анализов. Замешкавшись таким образом, не сразу замечаю, что вслед за мной из палаты вышел Кирилл.

— Простите Алису. Я уверен, она не хотела вас обидеть, просто…

Серьезно? Лучше бы за себя извинился!

— Стоп, — обрываю его на полуслове. — Кирилл Валерьевич, — чеканю. — Я врач. Да, недоучка, но повидала достаточно неблагодарных пациентов. Вы собираетесь извиниться передо мной за каждого из них? — даже не пытаюсь скрыть желчь. — Боюсь, я слишком занята. Да и было бы глупостью обижаться на больного ребенка, тем более сидящего в четырех стенах палаты месяцами. Я на ваш вопрос ответила?

У него такие удивительные глаза. Взгляд… будто он восторгается всем на свете. Я этого не понимаю, ведь мир весьма уродлив, и это нормально. Лично мне он своим несовершенством нравится. Но Харитонов другой. Красота и позитив ему необходимы как воздух. Да, у Кирилла удивительные глаза. Были. Теперь они равнодушно отражают свет лампы над нашими головами.

— Еще как, — сухо произносит мой собеседник, возвращаясь к прохладной манере общения, с которой я сегодня имела честь познакомиться.

— Замечательно. Я могу идти?

Едва заметный кивок. А дальше мы просто расходимся в разные стороны.

Опухоль Капранову не понравилась, и врачи договорились провести еще один курс химиотерапии. Поскольку наставник человек занятой, в то время как я — ординатор сопливый, присматривать во время процедур за пациенткой оставили меня одну (сообщив, что, если что-то пойдет не так, череп вскроют отнюдь не Алисе). Такое на моем веку случилось впервые, но особенных неудобств не доставило, ведь Рашид рад пожертвовать сотрудником на благо фонда, а вот Капранову и Харитонову пришлось мотаться между Петербургом и Выборгом. Первому — к пациентам, а вот второму…