Игрушка из Хиросимы

Приближаясь пешком к своему отелю, он предвкушал, как примет душ и завалится спать, наслаждаясь тишиной, одиночеством и покоем. Однако мечтам, как это часто бывает, сбыться было не суждено. Примерно в квартале от отеля до ушей Бондарева донесся грохот взрыва. Он прозвучал приглушенно, но в том, что это был именно взрыв, сомнений не оставалось. Приблизившись к отелю, Бондарев увидел языки пламени, вырывающиеся из окна седьмого этажа.

Того самого этажа, где размещались его апартаменты!

Не тратя времени на расспросы, он поймал такси и вернулся к Кйоко. Девушка встретила его радостно, обрушив на него целый водопад своего красноречия, но, отстранив ее, он уселся перед телевизором на подушку и стал ждать выпуска ночных новостей. Притихшая Кйоко массировала ему спину и шею, когда на экране появился диктор с таким скорбным лицом, словно вышел закон, запрещающий потребление суши и ролл.

— Переводи, — велел Бондарев. — Слово в слово.

Она стала вслушиваться. С каждым мгновением ее узкие черные глаза округлялись все сильнее и сильнее. Бондарев заметил, что она побледнела столь же стремительно, как и Мизуки, когда Бондарев задавал ей вопросы про Хозяев северных территорий.

— Ну? — поторопил он японку.

— Говорят… — она запнулась.

— Продолжай!

— Говорят, что мистер Железняк погиб этой ночью. В его гостиничном номере сработало взрывное устройство. Получается… получается…

— Что получается? — мрачно спросил Бондарев.

— Что ты… покойник. Твое тело отправлено на экспертизу.

— Мое тело здесь, перед тобой. Напусти-ка горячей воды в ванну. Проверим, как ты умеешь заниматься любовью с покойниками.

Оказалось, Кйоко делала это с неподдельным энтузиазмом.

14

Второй день, проведенный на фабрике, выдался не более успешным, чем первый. Владелица опять отсутствовала, работники следили за Бондаревым подозрительными взглядами. Он решил задать им пару-тройку вопросов и привлек Кйоко в качестве переводчицы. Беседа закончилась с нулевым результатом. То ли они ни черта не знали, то ли Кйоко искажала перевод.

— Они что, — спросил Бондарев, — дали подписку о неразглашении государственной тайны?

— У нас секретное производство, — ответила Кйоко. — Мы опасаемся промышленного шпионажа.

Вчера она была куда более разговорчивой.

— Ладно, — вздохнул Бондарев, — веди меня к управляющему.

Однако знакомство с Хато Харакумо было таким же обескураживающим. Он оказался мрачным типом с замашками тирана, что было неудивительно для человека, державшего в ежовых рукавицах весь персонал фабрики. Руку при встрече не протянул, на традиционный японский поклон не расщедрился. Лишь слегка приподнялся над своим необъятным письменным столом, одарив Бондарева улыбкой, напоминающей гримасу человека, страдающего запором.

— Вы не похожи на торговца игрушками, — заявил он на безупречном английском языке. Взгляд его был немигающим, как у змеи или ящерицы.

— А вы не похожи на менеджера фабрики игрушек, — парировал Бондарев.

Теперь обоим оставалось лишь уточнить, кто на кого похож, но, к счастью, они не стали этого делать. В противном случае беседа оборвалась бы, не начавшись. Бондарев, как лицо заинтересованное, пошел на попятный первым.

— Я действительно торгую игрушками, — произнес он, смягчив тон, — и приехал, чтобы приобрести партию ваших замечательных дедов-морозов.

— Откуда вы о них узнали? — недоверчиво спросил Харакумо.

— Мы у себя в России говорим: слухами земля полнится.

— И все же?

— Один мой партнер заключил с вами контракт. Не стану называть его имени, во избежание недоразумений.

— Сколько единиц вы хотите приобрести? — поинтересовался Харакумо таким тоном, будто речь шла об оружии или боеприпасах.

— Прежде чем принять решение, я должен увидеть ваших роботов в действии.

— Разве вам до сих пор не показали?

— Мне даже не позволили к ним пальцем прикоснуться.

— Как?

Тут Харакумо бросил испепеляющий взгляд на Кйоко, которая была готова сквозь землю провалиться, хотя это был всего лишь дешевый спектакль. Можно не сомневаться в том, что секретарша всего лишь выполняла распоряжения управляющего, который запретил подпускать гостя к готовой продукции и вообще посвящать его в какие-либо дела. Неужели ласки Кйоко были частью ее профессиональных обязанностей? Или сойтись с Бондаревым ей приказала Мизуки?

— Значит, я смогу присутствовать при демонстрации? — спросил он.

— Разумеется, — ответил Хато Харакумо и снова посмотрел на секретаршу. — Организуйте демонстрацию. Через пять минут я приведу мистера Железняка в зал совещаний.

Эти пять минут были безрезультативными. Бондарев стал расспрашивать управляющего о взрыве на фабрике, но услышал лишь неприкрытую ложь.

— В Японии не менее сорока других производителей игрушек, — говорил Харакумо с таким видом, словно передушил бы их всех собственными руками. — Из них три являются совместными японско-русскими предприятиями. Кто-то из них и подложил мину.

— Но зачем? — воскликнул Бондарев.

Харакумо посмотрел на него как на полного идиота.

— Как зачем? Представьте, русский предприниматель нанимает людей, чтобы навредить нам.

— Так. Допустим. Но с какой целью?

— Он тоже поставляет игрушки в Россию и не хочет терять рынок сбыта. Потому что наши деды-морозы затмят все его елочные игрушки и гирлянды. Вы следите за ходом моих рассуждений?

— Стараюсь, — кивнул Бондарев.

— И вот наемники пробираются на фабрику, — угрюмо продолжал Хато Харакумо. — Они хотят навредить нам, чтобы перехватить инициативу на рынке. И что они делают? Подкладывают бомбу, что же еще? Как раз в пункте отгрузки.

— Почему не в производственном цехе?

— Потому что туда труднее пробраться, — ответил Харакумо тоном человека, теряющего терпение. — Элементарно, мистер Железняк.

Элементарно, Ватсон.

— Но цель у них была? — не унимался Бондарев.

— Разумеется. Они стремились деморализовать персонал и добиться того, чтобы выпуск игрушек прекратился.

— Но этого не произошло? Цели они не добились, верно?

— Верно, — подтвердил Харакумо. — Поскольку мы стойкие люди, и нас невозможно запугать.