Игрушка

А затем вновь. Вновь выбралась наружу ядовитая улыбка, вновь поморщилась щечка в насмешке.

– А ты боялась.

«Спасибо», - хотела, было, сказать, но дурман в голове так и не дал этого сделать.

Эмиль.

Зачем ты так?

Зачем?

Я все еще стояла в растерянности посреди купе.

Смотрела в никуда и думала. Думала над тем, что происходит. Что будет дальше.

Как вести себя рядом с ним.

Эмиль присел рядом на сидение.

Скрестил руки, упершись локтями в колени.

Он тоже думал. Думал свои думы, наверняка, не менее тяжелые и болезненные, чем мои.

– Ты что-нибудь ела сегодня? – нерадостно прошептал Готье и тяжело вздохнул.

– Нет, - едва слышно ответила я. Наконец-то. Речь вернулась ко мне… Но радость ли в этом?

– Сиди здесь. Я скоро вернусь.

И не успев договорить, Эмиль сорвался с места и выскочил из купе.

Выскочил… Тоже мне сказала: «Выскочил»…

Вот был. Стоял здесь. А затем пуфф – и исчез. Растворился… Уж точно подумала, что растворился, если бы не предательски щелкнула дверь, захлопываясь за ним.

Прошло несколько одиноких минут.

Я смогла наконец-то сбросить оковы шока, шока от всего происходящего. От всего сумбура боли и радости.

Только теперь я заметила, что потеряла свою куртку. Видимо, забыла на своем законном месте. Там, где все началось.

Но уж лучше пусть она идет прахом, чем я туда вернусь. Вернусь в тот ад.

Ведь может, они сбежали. Еще живы… и только и ждут, когда я…

Села на красные мягкие сидения. Прижала к груди рюкзак.

И что дальше?

Неожиданно замок щелкнул. Дверь распахнулась.

– Вот чай, булочки. Сахар. Сахар не бросали. Я не знаю, сколько тебе, - казалось, Эмиль говорил все это сам себе. Ведь ни одного взгляда на меня так и не бросил.

Поставил на стол свою добычу.

Стеклянный стакан в железном гравированном подстаканнике. Булочки-восьмерки, присыпанные сахаром. Небольшие две упаковки рафинада «Sugar Train»

Готье вытянулся рядом. Застыл. Застыл на мгновение.

Уставился в окно.

Еще с десяток секунд сопротивления «за» и «против».

– Ты… никуда не выходи. Я скоро вернусь.

Немного помедлив, все же развернулся к двери.

Ухватился за ручку.

Снова застыл, словно ожидая моих слов. Ожидая вопросы.

– Ты куда? – едва смогла выдавить из себя. Не шевелилась. Не дышала.

И снова «за» и «против».

И снова рассуждения, сомнения и волнение.

– Подкрепиться. – Коротко, вполне серьезно прошептал Готье и тут же скрылся за дверью.

«Подкрепиться», - болезненно повторилось во мне. «Вампир».

***

Прошло около получаса.

Я смотрела на эти булочки, на этот, раздражающий до психованности, чай, и видела там лишь боль, боль будущей разлуки.

И снова ловлюсь на крючок Эмиля.

И снова готова стать ему Игрушкой. Без сожалений и претензий.

Дура.

Невыносимая глупая дура.

Замок приговорено щелкнул.

От неожиданности я даже подпрыгнула на месте.

– Мисс, - послышался робкий голос проводника, и тут же показалась в щелке его круглая красная рожа, - Вам еще чего-нибудь принести?

Но не успела я ответить, как вдруг резкий стук. Удар. Дверь нервно дернулась, а затем печально заскрипела, отворяясь настежь, проделывая незамысловатый полукруг.

Застыла. Застыла в ужасе.

Неужели… еще? Неужели это не все на сегодня?

Дверное полотно окончательно доделало свой путь - и я увидела, узнала в стоящем ко мне спиной мужчине Эмиля.

Крепко сдавив горло бедняги, он прижал того к окну напротив, едва не раздавливая в блин.

Мужчины, и без того красная рожа, еще больше побагровела. Ноздри нервно раздувались, а изо рта выскакивали напуганные, отчаянные пузыри слюны.

– Йа… Я как лучш-ше х-хотел.

Наконец-то послышались слова.

И снова злобный шепот Эмиля. Едва различимый. Едва реальный.

– Пр-простите.

– Эмиль, - не выдержала я, и, едва сквозь шок ко мне вернулась речь, заорала ему в спину.

Сорвалась с места и бросилась разнимать.

Руками ухватилась за плечи, желая отодрать своего ненормального от бедняги.

– Тебе повезло, что я сытый, - злобно прорычал Эмиль проводнику в лицо и тут же отпустил.

– Простите, - жалобно прохрипел мужчина, жадно сжимая руками свою шею. Он словно пытался спасти ее, спрятать, но запоздало… Обнимал ее своими потными холодными ладонями, желая потушить пожар боли и ужаса.

Резкий разворот Эмиля. Грубо схватив меня за кисть, потянул за собой в купе.

– Я теперь твоя пленная?

– Если своих мозгов нет, то значит, будешь пленной.

Дверь захлопнулась. Мы снова остались одни.

Разжал хватку. Я отступила в сторону.

– И к чему все это, Эмиль? К чему? Зачем? Зачем ты обо мне заботишься? Если так ненавидишь…

– А ты у Ромула спроси.

– Эмиль, - шаг ближе. Глаза в глаза. – Хватит. Хватит меня мучить. Прикончи. Возьми и прикончи меня сейчас, - нервно затрясла руками пред собой, - прикончи,… но не мучай!

Лживая ехидная улыбочка. Знакомый яд. Знакомая желчь.

– Вот так просто? А где же та Габи, которая предлагала мне пари?

– Той Габи уже нет. Эмиль, я больше не могу быть твоей Куклой. Ни твоей, ни чьей-либо еще. Не могу и не хочу. И все, что было тогда, все те мои поступки и ошибки – все то было ради правды. Правды и только.

Удивленно вскинул бровями. И снова ехидная ухмылка.

– Какой правды? Габи… Какой? Ту, что рассказал тебе Гудвин? Или ту, что повествовал Ромул? Какую?

– Истинную. Истинную правду. Ту, которую должен был рассказать ты… С самого начала, а не взваливать все на плечи своего друга Гудвина. Ты бросил меня. Бросил!

– Ага. Сбежал, - саркастично поправил Гостье.

– Бросил, не сказав ни слова. Ты даже не смог мне рассказать про то, что сделал Меченой. Ничего. Да, ты сбежал. Оставив Гудвина расхлебывать скопившиеся проблемы.

– Да неужели?

– Да, - жестко отрезала я, чувствуя, что вот-вот взорвусь от возмущения, обиды и злости, разрыдаюсь.