Иисус неизвестный
Шрифт:
Кто же Ты? (Ио. 8, 25)
Долго ли Тебе держать нас в недоумении? Если Ты — Христос (Мессия), скажи нам прямо (Ио. 10, 24).
Прямо не скажет, ответит таинственнейшим словом, как бы собственным именем: «Я».
Когда вознесете Сына человеческого, тогда узнаете, что это Я, (8, 28).
Держит не только врагов Своих, но и друзей, весь народ, — в «недоумении», в ожидании, в пытке надеждой и страхом, в муке сверх сил человеческих — раздирающей душу надвое муке всех агоний: душу свою погубить или спасти? исповедать Его, как Петр, или предать, как Иуда? с Ним — на крест или на крест — Его? Этого не могут решить, но уже и тем, что не могут, решают.
То
недалеко ты от царства Божия (Мк. 12, 24) —
мог бы Он сказать всему Израилю: близко подошел и он к царству Божию, почти вошел в него, но совсем не войдет. С медленно в сердце проникающей горечью снова видит Иисус и здесь, в Иерусалиме, так же как там, в Галилее, что люди поворачиваются спиною к Царству.
Звать послал на брачный пир… и не хотели прийти. (Мт. 22, 3.)
Снова остался один; косность и тупость людей снова испытал на Себе, как никто.
Мертвым мертвецов своих погребать предоставь. (Мт. 8, 22.)
Понял снова, что весь Израиль, а может быть, и все человечество, — поле мертвых костей. «Сын человеческий, пришед, найдет ли веру на земле?»
Некто имел в винограднике смоковницу, и пришел искать плода на ней, и не нашел.
И сказал виноградарю: вот я третий год прихожу искать плода на этой смоковнице и не нахожу; сруби же ее; на что она и место занимает? (Лк. 13, 6–7).
Эта притча — в слове; а вот она же и в действии. Утром в Понедельник, возвращаясь в Иерусалим из Вифании, взалкал Иисус, —
и, увидев при дороге смоковницу, подошел к ней, и, ничего не нашедши на ней, кроме листьев, говорит ей: да не будет же впредь от тебя плода вовек.
И смоковница тотчас засохла. (Мт. 21, 17–19.)
Если же засохла и не «тотчас», то завтра засохнет наверное: [753] «Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут».
Кто эта смоковница? Весь Израиль, а может быть, и все человечество. В этом-то «может быть» — Его Агония и наша.
753
Это отдаление чуда с сегодняшнего дня на завтрашний — у Мк. 11, 13–20.
Днем Он учил во храме, а ночи, выходя, проводил на горе Елеонской.
И весь народ с утра приходил к Нему в храм слушать Его. (Лк. 21, 37–38.)
Вечером в Среду уйдет из Иерусалима в Вифанию, и народ уже не увидит Его, пока не выведет Его к нему Пилат, в терновом венце и багрянице, осмеянного, оплеванного, окровавленного.
Се, Царь ваш! (Ио. 19, 14)
Но, прежде чем уйти, скажет Сын человеческий Израилю — всему человечеству — последнее слово, неумолкаемое до конца времен. В том-то и сила этого слова, что оно никогда не умолкнет; через двадцать веков будет звучать, как будто сказано сейчас.
Горе вам, книжники и фарисеи, что затворяете царство небесное людям; ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете.
Горе вам, вожди слепые!
Самое внутреннее в людях обличает взор всевидящий: гробы набеленные прозрачны под ним, точно хрустальны, и видно, какая нечисть внутри. Слушают фарисеи молча, не двигаясь, точно пригвожденные к позорному столбу; не могут уйти, должны дослушать все до конца. «Горе! Горе! Ouai! Ouai!» — как бича ударяющего свист.
Первая вспыхнувшая искра Вечного Огня:
идите от Меня, проклятые, в огнь вечный;
первая точка Страшного Суда во всемирной истории — вот что такое это слово.
О, если бы можно было нам сказать: «Это они, а не мы; огненным бичом их лица — не наши исполосованы»! Но стоит нам только посмотреться в зеркало, чтобы и на своем лице увидеть след бича Господня.
Дополняйте
же меру отцов ваших.Да придет на вас вся кровь праведная, пролитая на земле, от крови Авеля…
Истинно говорю вам, что все это придет в род сей… Се, оставляется вам дом ваш пуст. (Мт. 23).
Чей дом? Только ли Израиля? Нет, и всего человечества.
Если не покаетесь, все так же погибнете. (Лк, 13, 3.)
Это — самое огненное, яростное, «мятежное», «переворотное», «революционное» из всех на земле сказанных слов. Только в тот день, когда оно исполнится (а мы все слышим или могли бы услышать, что слово это слишком верно и вечно, чтобы могло не исполниться), только в тот день и начнется не мнимая, а действительная, не наша, «демоническая», а Его, Божественная, Революция — путь к царству Божию на земле, как на небе.
«Или Он, или мы; если мы с Богом, то Он с диаволом», — думают враги Господни, не только фарисеи-лицемеры, но и люди глубокой совести. Очень вероятно, что были минуты, когда мудрые политики, слуги Ганановы, надеялись, что дело с Иисусом кончится, как все на свете кончается, — ничем, сойдет на нет, игра будет вничью. Но были, вероятно, и другие минуты, когда чувствовали они, что почва уходит у них из-под ног, и всегдашнее правило их: «не двигать неподвижного» — может оказаться недостаточным: все куда-то сдвинулось, началось-таки «возмущение в народе». «Шут на осле» для них страшнее, чем думал Ганан.
Кажется, в Среду под вечер, после той «возмутительной» речи, собрались члены Синедриона в доме Каиафы: [754]
И положили в совете, схватив Иисуса хитростью, убить. (Мт. 26, 3–4).
Но говорили: только не в праздник (Пасхи), чтобы не сделалось возмущение в народе. (Мк. 14, 2.)
«Только не в праздник» — значит «до праздника»: [755] все согласны в том, что надо спешить и, несмотря на опасность «возмущения», кончить все в оставшиеся от Среды до Пятницы сорок восемь часов. [756] «Хитростью схватив, убить» — значит: убить тайным, из-за угла, нападением, может быть, наемных убийц.
754
Keim, III, 238. — Bern. Weiss, II, 462.
755
Многие толкуют ошибочно: «после праздника». В древнейших кодексах Марка: <лишь бы не в праздник возмутился народ — (греч.)>, вместо позднейшего канонического чтения: <только не в праздники, чтобы (не произошло возмущение в народе) — греч.>. — R. A. Hoffmann, Das Marcusev., 1904, 545, contra Wellhausen, Ev. Marci, 1909. S. 108.
756
H. Monnier. La mission hist. de Jes., 273. — Hoffmann, 545.
Что произошло на этом последнем совещании, мы не знаем; но можем об этом хотя бы отчасти судить по свидетельству IV Евангелия о другом подобном совещании, более раннем, но в те же предпасхальные дни (Ио. 11,55).
Первосвященники же и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать?
Если оставим Его так, то все уверуют в Него и придут римляне и овладеют и местом нашим (храмом), и народом. (Ио. 11, 48.)
«Что нам делать?» — почти крик отчаяния. Струсили так, что потеряли голову. Может быть, и в том последнем решении: «хитростью схватив Его, убить» — храбрость отчаяния. Это еще яснее при Вшествии в Иерусалим: