Иллюзия любви
Шрифт:
Или нет?
Пытаясь вспомнить, раздевался он или нет, или, может быть, он успел одеться еще до телефонного звонка... – Васик, гремя ботинками прошел к комнату и опустился в кресло. Сигареты вдруг обнаружились по подлокотнике, пепельница стояла под ногами.
Закурив, Васик снова прикрыл глаза.
Несколько минут он не видел ничего. Потом над его головой легко потянуло сквозняком, шевельнулись волосы – и привычно кольнуло сердце. А через неопределенной длины отрезок времени он уже медленно брел вдоль по сумрачному коридору, где из-за клубящейся темноты невозможно было разглядеть потолок, а по стенам – тесно были развешаны множество старинных портретов, на которых тысячи художников всех народов и времен
– К чертовой матери, – вслух проговорил Васик и поднялся с кресла, – домой – так домой. Чтобы со мной можно было бы как-то связаться. Но сначала я должен заехать к моей Нине. Что-то сказать и... И наконец посмотреть квартиру, где она живет. А то...
Он прошел к входной двери, оглянулся в поисках ботинок и вспомнил, что уже полностью одет.
– Нет ничего хуже неопределенности, – снова сказал, обращаясь к своему отражению в высоком зеркале, покрывающем одну из стен в прихожей, – так что... Меня можно понять. Но не заехать к Нине я не могу. Я ее уже сколько не видел. И цветы послал... – добавил он, будто перед кем-то оправдывался.
Он вышел из Дашиной квартиры, захлопнул за собой дверь и поморщился от слишком громкого звука звякнувшего английского замка.
Потом спустился вниз и уже через несколько минут катил на своей машине по направлению к дому, где жила его возлюбленная – Нина Рыжова.
Пространство перед подъездом напоминало поле битвы. Лавочка, на которой Васик недавно выпивал с двумя старушками-уголовницами, была перевернута. Неподалеку от нее валялась разбитая бутылка из-под водки, смятая в бесформенный блин пластиковая бутылка из-под «Пепси-колы». Органично дополняли картины останки растоптанного магнитофона, оторванная нарукавная нашивка «МВД России» и обширная, словно Каспийское море, лужа розово-зеленоватой блевотины.
Васик остановил свою машину у бордюра, вышел и остановился, недоуменно покачивая головой.
– А что здесь бы-ыло... – раздался вдруг рядом с ним печальный голос.
Вздрогнув от неожиданности, Васик обернулся и увидел неизвестно откуда появившегося пенсионера с грустными глазами, из той породы пенсионеров, которые постоянно неизвестно откуда появляются возле остановившихся с какой-либо целью прохожих и начинают рассказывать им последние новости околодворового значения, хотя их никто, кажется, об этом не просит.
– А что здесь, собственно, произошло? – поинтересовался Васик, закуривая сигарету.
– О-о-о! – тихонько подвыл пенсионер с грустными глазами. – Просто кошмар тут был! Вы, молодой человек, наверное, нездешний? Ну, я имею в виду – не из этого двора?
– Нет, – сказал Васик, – я не из этого двора.
Он поднял голову и взглянул на окна, которые вполне могли бы оказаться окнами квартиры Нины.
«Погожу немного, – подумал Васик, – соберусь с мыслями и... с духом соберусь. Покурю. Через пять минут пойду к ней»...
– Ну, – проговорил пенсионер с грустными глазами и оперся о свою палку в знак того, что рассказ будет длинным и утомительным для самого рассказчика, – если вы, молодой человек, не из нашего двора, то вы, конечно, не знаете, какие тут у нас проживают личности. В пятидесятой квартире. Не знаете?
– Нет, – сказал Васик, не сводя глаз с окон.
– А ведь это форменные бандитки, – сообщил пенсионер и заглянул своими грустными глазами в лицо Васику, – из пятидесятой квартиры-то... С виду и не скажешь – совсем старенькие бабушки, а как только поговоришь с ними... У нас их весь дом боится.
Сантехник как-то полез к ним на бутылку денег просить, а они ему морду набил и, да еще и все деньги отобрали, которые у того с собой были. Так вот... – пенсионер причмокнул беззубым ртом и продолжал, – сегодня эти две старые бандитка напились. Непонятно, откуда взяли денег, но напились капитально. Одна даже... одну даже вырвало прямо здесь у подъезда. Безобразничали, песни орали... И даже... – тут пенсионер понизил свой голос до доверительного шепота, – предлагали мне вступить в с ними в интимную связь – когда я здесь рядом совершенно случайно проходил...«А ведь я совсем не знаю, – думал Васик, не слушая, о чем рассказывает ему пенсионер с грустными глазами, – Нина замужем или нет... Может быть, она замужем. Или живет с приятелем. Как это называется – гражданский брак. Вообще-то, вряд ли – я же видел, как она возвращалась в эту квартиру рано утром после явно бурно проведенной ночи. Или... Вообще я ничего о Нине не знаю, но от этого не перестаю любить ее с такой силой, что кажется, будто у меня когда-нибудь сердце лопнет. Черт возьми, разве такое может быть? Никогда бы не подумал, если бы не случилось со мной самим»...
– А когда проснулись, стали безобразничать еще больше, – монотонно гундел пенсионер с грустными глазами, – напились спирта и принялись между собой драться. Одна другую укусила, а та, которая укушенная, схватила магнитофон и прямо магнитофоном по башке. Пришлось милицию вызывать, а то они все бы здесь разнесли. Но и участковому досталось. Все-таки погрузили этих бандиток в воронок и отвезли куда надо. Я вот теперь размышляю, может быть их в тюрьму посадят? Ведь за нападение на стража правопорядка могут и срок дать. Вот бы тогда весь дом свободно вздохнул. А то эти бандитки никому проходу не дают. Матерятся, как звери, а ведь тут и дети бегают и беременные женщины ходят. Вы как думаете, молодой человек, посадят все-таки наших бандиток или нет? А? Нападение, оно...
– Что? – переспросил Васик, переводя взгляд на замершего в ожидании ответа пенсионера.
– Вот, когда нападают на представителей власти, это считается... – начал снова задавать свой вопрос пенсионер с грустными глазами, но Васик опять не слушал его.
– А скажи мне отец, – вдруг спросил Васик. – Ты всех знаешь в этом доме?
Пенсионер, перебитый на полуслове, минуту обиженно молчал, потом все-таки выговорил:
– Двадцать лет живу здесь. Знаю кое-кого.
– А Нину Рыжову из сорок пятой квартиры не знаете? – спросил Васик.
– Ниночку-то? – наморщился пенсионер. – Из сорок пятой? Это вот в этом подъезде... Знаю. Я еще маленькой ее помню. В желтом платьице здесь бегала... Потом она, как совсем молоденькая была долго не появлялась в этом доме, а теперь, когда мать-то умерла у нее – живет.
– Одна живет? – сквозь зубы выговорил Васик.
– Зачем одна? – удивился пенсионер. – С мужем. Только болеет он у нее чем-то.
Васик скрипнул зубами так, что едва не вывихнул себе челюсть.
«Ладно, – подумал он, – муж... Муж он и есть муж... Все-таки препятствие, но что для меня это препятствия, если»...
Мысли – обрывочные и бессвязные – кружились у него в голове, словно потревоженные ночным ветром старые газеты. Наконец он тряхнул головой и, ступая уверенно и смело, пошел по направлению к подъездной двери, оставив позади себя ошеломленно замолчавшего на середине фразе пенсионера с грустными глазами.
– Так что вот, – проговорила Даша, закончив свой рассказ и откинулась на спинку кресла, – у меня все прошло удачно. А у тебя как?
– Нормально, – сказала я, – самое главное я все-таки выяснила. Выяснила, где живет этот самый дядя Моня. Старушки оказались в курсе. И вообще... Они оказались крайне необычными старушками.