Иллюзия любви
Шрифт:
Человек в черной машине прикурил от дорогой зажигалки и с удовольствием затянулся.
Мы с Дашей только-только пригубили свой чай, а хозяйка квартиры успела нам представиться и немного рассказать о себе (ее звали изысканно и красиво Марианна Генриховна, хотя родом она была из глухой деревеньки под каким-то провинциальным городком с труднопроизносимым названием).
Поговорив с нами о том, о сем, Марианна Генриховна достала из духовки яблочный пирог, присела за стол – напротив нас и – не успели мы с Дашей опомниться, как она изумительно мелодичным голоском сплела нам печальный рассказ. Речь шла о ее
Анна, как и ее мать, не была коренной горожанкой. Родилась и провела свое детство и большую часть юности в захолустной деревне, а, приехав в город, она удивительно легко вписалась в безумную городскую жизнь.
Наверное, повлияло на это то, что единственной отдушиной ее детства были мыльные сериалы, где импозантные длинноногие героини разъезжали в шикарных авто, купались в ваннах, размером с колхозный пруд и влюблялись в знойных темноглазых красавцев, причем, что очень удивляло маленькую девочку Аню, совершенно не замечали, что живут в возмутительной роскоши и абсолютно не представляли себе другой жизни.
Когда Анне исполнилось семнадцать лет, она сделала неожиданное открытие, в корне изменившее основы ее миросозерцания и миропонимания.
Как-то раз в общественной бане в очередную пятницу (по субботам в единственную баню на селе ходили мужики) она заметила, что очень отличается от своих преждевременно расплывшихся и потерявших всю привлекательность юности сверстниц, и почти совсем не отличается от героинь мыльных сериалов, если снять с них бриллианты, дорогие шубки и умопомрачительные вечерние платья.
«Это самое главное, – размышляла Анна, разглядывая себя в темное, покосившееся зеркало в сыром вестибюле бани, – То, что получили от матушки-природы телевизионные женщины, досталось и мне. Не хватает только почему-то дорогих нарядом, шикарный автомобилей и темноглазых красавцев»...
Исправить это досадное недоразумение в родной деревне никак не представлялось для Анны возможным. Единственный завидный жених – сын председателя – был почти с младенчества оккупирован назойливыми поклонницами и уже в шестнадцать лет вынужден был жениться на ненароком забеременевшей от него двадцатидвухлетней доярке Маше.
Других достойных кандидатов в деревне не было. Более или менее здравомыслящие парни уехали в город. Дома остались только наследственные алкоголики и совсем никчемные отпрыски пастухов и навозозаготовщиков, у которых месячный заработок частенько не превышал цены за автобусный билет до ближайшего районного центра.
Тогда Анна после окончания школы решила ехать продолжать учебу в город. Родители собрали ей денег на дорогу и с огромным трудом устроили в общежитие политехнического института.
Денег на карманные расходы Анне не полагалось. Раз в месяц отец передавал со знакомыми продукты, а стипендии – когда она еще получала стипендию – Анне не хватало даже на элементарные гигиенические нужды.
Еще в школе Анна поняла, что блестящими умственными способностями она не обладает, поэтому ко второму курсу ей расхотелось постигать тонкости политехнических наук совсем – чего зря терять время, если на этом поприще нужных ей успехом она не добьется.
Проживая в городе, Анна сделал второе свое открытие. Мужчины, которых она встречала на улице, в общежитских коридорах, вели себя несколько иначе, нежели хорошо знакомые ей с детства деревенские парни – гогочащие ей вслед и отпускавшие шуточки, которые,
наверное, были еще в полном ходу в годы мрачного средневековья.Мужская половина городского населения обращала на Анну гораздо больше внимания, чем на многих ее сверстниц, а преподаватели-мужчины, все, как один, выделяли ее из общей массы студентов и на зачетах ставили отличные отметки, не особенно даже вслушиваясь в ее ответ. И скоро восхищенные взгляды городских ловеласов уже не смущали Анну, а добавляли ей уверенности в том, что единственное оружие, которым она может добиться того, что с самого рождения имели незабвенные телевизионные красавицы из детства, это ее внешность.
Анна, давно заметила, что она совсем не похожа на многих окружающих ее девушек и женщин, а когда, обучаясь на первом курсе политехнического института на странице учебника истории увидела старинный портрет какой-то средневековой дамы, то поразилась удивительному сходству своего лица с гордым профилем, запечатленным на древнем холсте неведомым художником.
Под портретом Анна прочитала подпись – «Куртизанка французского короля Генриха...». Непонятное слово «куртизанка» показалось Анне загадочным и манящим отображением того, о чем она мечтала все детство и всю юность. Когда она на одной из лекций попросила старенького преподавателя истории объяснить значение этого слова, он неизвестно отчего замялся и пустился в пространные рассуждения о том, что великих мира сего часто губят не происки их политических противников, а собственные человеческие слабости.
Из этих рассуждений Анна мало что поняла, но на перерыве после лекции однокурсницы все-все ей объяснили. В этот день Анна сделала третье и самое великое свое открытие – как оказалось, все то, что у нее в деревне обозначалось кратким и емким словом «блядство», можно назвать по-другому. И если доярку Машу, которая после своего двадцатилетия внезапно перестала соглашаться на бесконечные предложения деревенских парней, сходить с кем-нибудь из них за амбар, либо на сеновал, либо на речной берег «посчитать звезды», что она раньше делала охотно и практически бескорыстно, и, решив наконец устроить жизнь, женила на себе малолетнего сына председателя – если эту хорошо знакомую Анне доярку Машу из родной деревни трудно было назвать «куртизанкой», то назвать «блядью» даму со старинного портрета было совершенно невозможно.
Когда Анна поделилась своими рассуждениями со соседкой по общежитской комнате, та сказала, что – если не вникать в частности – то в Анна, по сути, права. Дело все не в том, чем занимается человек, а в том, на каком уровне социальной лестницы он находится.
– Просто надо уметь себя поставить, – сообщила Анне разумная и, судя по всему, опытная городская девушка, а, узнав, что Анна все еще девственница, надолго вдруг задумалась и, спустя какое-то время, предложила Анне эту свою девственность задорого продать.
– Как это? – поразилась Анна.
– Очень просто, – ответила соседка по комнате, и уже на следующий день Анна сидела на коленях у доброго дяди в его квартире и пила сладкую хмельную водичку, которая, как узнала Анна в тот вечер, называлось иностранным словом «мартини».
Однако, тот факт, что не все спиртные напитки имеют отвратительный вкус деревенского самогона или дешевого портвейна, который Анна успела уже попробовать на студенческих праздниках, оказался открытием для Анны – в тот вечер она получила подтверждение в правильности своих мыслей насчет куртизанки из учебника истории и доярки Маши.