Иллюзия
Шрифт:
– А вы, милочка, проходите и устраивайтесь, где сможете. Видите ли, я сейчас совершенно не готова принимать гостей. Болезнь моя очень далеко зашла. Друзья из Англии оплачивают мою операцию там и очень хлопочут за меня, но мне так и не дают разрешение на выезд. Очень прискорбно, так как при моей болезни здесь мне ничем не могут помочь. Я практически полностью потеряла зрение. Различаю только смутные силуэты.
У меня в горле возник ком. Я не могла совладать со своими чувствами. Маленькая, сухонькая старушка с выцветшими, постоянно слезящимися глазами стояла в дверном проеме и, как все слепые, неуверенно держалась за стену.
Я собралась с духом и сказала:
– Ольга Константиновна, вы меня извините ради Бога и не сочтите за бестактность. Я
– Однако, душечка, вы меня ставите в неловкое положение, чем же я смогу вам отплатить за заботу?
– Да что вы, для меня это не составит никакого труда, а наоборот, доставит массу удовольствия. Мне очень интересно общаться с вами, если, конечно, я не досаждаю своим присутствием.
Поймала себя на мысли, что, когда начинаю общаться с этими людьми, мой лексикон резко меняется, и я говорю несвойственными для меня словами и интонациями.
Какой ужас! Какая страшная, беспомощная старость. Жилище и вид этой несчастной женщины меня просто убивали. Несмотря на свой совершенно юный и безоблачный возраст, любимое и избалованное дитя своих родителей, не знающая горя и лишений, я была потрясена до глубины души.
– Ольга Константиновна, можно мне воспользоваться вашей кухней? Мне необходимо выложить принесенные продукты и, если вы разрешите, я бы смогла что-нибудь приготовить на обед.
Я видела, что мои слова вызывают в ней двойственные чувства. Я так и предполагала, что моя неожиданная помощь может смутить ее.
– Вы знаете, для меня это как-то непривычно.
– Ничего.
Я пошла в кухню. Через пару часов у меня все было готово. Посуда практически отсутствовала, я еле нашла пару тарелок и старую эмалированную кружку. На автомате перевернула одну из них и увидала до боли знакомое клеймо знаменитой фирмы. Уцелела она, вероятно, только потому, что была треснутая и со сколами. Усадив хозяйку за стол, пододвинув тарелку с горячим куриным бульоном и вложив в ее руку ложку, я устроилась напротив на табурете. Она же, поборов смущение, сначала очень робко, а потом жадно стала есть. Я поняла, что человек не видел пищи несколько дней.
После того как обед закончился, а я вымыла посуду и прибрала, мы сели на диван. После некоторой паузы она спросила:
– А вы не торопитесь?
– Нисколько.
И услышала рассказ, который не забуду никогда.
Ольга Константиновна происходила из семьи очень известных художников. Получила превосходное образование. Семья жила в Петербурге. Во время революции ее родителей расстреляли, а она чудом уцелела и смогла эмигрировать в Англию. Живя в Лондоне, участвовала в росписи главного православного храма. Приняла тайный постриг и стала монахиней «в миру». Когда же после известного Указа 1946 года русские начали потихонечку возвращаться на Родину, она тоже приняла решение вернуться, чтобы найти могилы родителей. Но ее, как и многих других, ожидало горькое разочарование. Ольге не разрешили остаться и даже заехать в Ленинград. По предписанию она должна была сразу же проследовать к месту постоянного проживания – в один из городов Средней Азии. Вот теперь, после всего пережитого, Ольга Константиновна стала слепнуть. Конечно, слепота пришла не сразу: из года в год она теряла краски и очертания окружающего ее мира. Совсем скоро наступит полная ночь. Я подумала, какое страшное испытание для художника, потеря самого главного для него – возможности видеть. Она, увидав во мне благодарного слушателя, не смогла удержаться и горько посетовала на то, что люди пользуются ее слепотой и бессовестно обкрадывают.
– Вот видите, у меня почти ничего не осталась… – и обвела рукой пустую комнату.
Я спросила, есть ли хоть малейшая надежда на то, что она сможет выехать в Англию, где ее ждут и смогут сделать операцию, которая вернет ей зрение. Горестно покачав головой, ответила:
– Нет. Надо быть реалистом. Мне не дадут разрешения на выезд. Это конец.
Я еще посидела, послушала бесценные воспоминания и, когда за окном совсем стемнело, засобиралась домой.
Ольга
Константиновна вдруг очень разволновалась, взяла мою руку в свои сухонькие ладошки и, наклоняясь, поцеловала ее. Я была обескуражена и не могла вымолвить ни единого слова. Упали несколько скупых старческих слезинок. Они были святыми.Вдруг она решительно встала и, держась за стену, направилась в кухню, через несколько минут появилась вновь, в руках держала плоский сверток.
– Будьте любезны, подойдите ко мне.
Я подошла, и она протянула мне сверток.
– Это вам, за доброту и понимание, хочу подарить. Еле сохранила.
– Нет, нет. Я ничего не возьму.
– Нет, вы возьмете. Именно вас я так долго ждала. Думала, что уже не дождусь. Слава Богу, все случилось! Вы мне не откажете в последней просьбе? Я умоляю.
И с этими словами она попыталась упасть передо мной на колени.
– Что вы, как можно, Ольга Константиновна! Я вас прошу! Хорошо, я сделаю все, что вы хотите.
Она протянула мне сверток. У меня в руках оказалось что-то плоское и твердое, сначала я подумала, что это книга.
– Это икона, – сказала она.
– Что я буду с ней делать?
– Она сама скажет.
Вскоре я уехала из этого города. Ольгу Константиновну так и не выпустили из Союза, и она тихо умерла. Прошло много лет, жизнь сложилась непросто, но старинная икона всегда была со мной.
Так случилось, что мой жизненный путь пересекся с человеком очень интересной судьбы. Не могла поверить в такое счастье, но у меня была возможность встречи с ним. Он попросил всех выйти, и мы остались одни. Я протянула икону, завернутую в рушник, и сказала:
– Это вам от монахини Ольги.
Развернув сверток и увидев изображение, он перекрестился и, благоговейно поцеловав ее, сказал:
– Большое спасибо, что передали. Я ее ждал, теперь она будет у меня в келье. Спаси Господи.
В эту ночь мне приснилась Ольга Константиновна, она была молодая, в образе невесты, и сказала мне:
– Я узнала тебя, как только познакомили нас. Спасибо, что выполнила мою просьбу.
Машинистка
Столик, сколоченный из досок, стоял прямо у окна. На нем только и помещалась портативная пишущая машинка знаменитой фирмы «Согопа». Для Елизаветы она была живым существом, потому что помогала выжить ей и ее больной матери. Рабочий день длился, пока последние лучи солнца не исчезали за высокой крышей соседнего дома.
Вот и сейчас лучи, прощаясь, пробежались по старым круглым клавишам желтого цвета. Тихо наплывали сумерки поздней осени. Деревья уже сбросили свой богатый золотой наряд и стыдливо стояли голыми, молча ожидая неизбежной зимы. Лиза очень любила наблюдать этот волшебный момент перехода дня в ночь. Вдруг увидела, что с неба начали медленно и редко, красиво кружась, падать первые робкие снежинки. Теперь она уже присутствовала при еще более редком явлении – мистерии ухода осени и рождения зимы. Лиза зачарованно смотрела, как на ее глазах голые деревья превращались в деревья из сказочного леса, желтый ковер из жухлых листьев менялся на пушистое белоснежное покрывало. Было тихо, она ощутила себя в сказке, где совершается чудо. Снег, который сначала падал редко и осторожно, набирал силу, и вот уже плотный, снежный водопад обрушился на землю.
Буквально за какие-то полчаса, отведенные закату, природа перешла из осени в зиму.
Елизавета очнулась от завораживающей картины и тяжело откинулась на спинку стула, у нее ныла спина, но аккуратная стопка напечатанных листов привносила немного радости. Завтра она отнесет готовый материал автору и получит свои законно заработанные деньги. Надо будет, не заходя домой, забежать на рынок купить необходимые продукты и в аптеку за лекарствами для матушки. Лиза последний раз взглянула на снежный пейзаж за окном и горестно подумала: «Зима. Пришла зима. Переживет ли матушка эту зиму?» Они – семья «врага народа». Отец был очень известным врачом в городе, этот большой и красивый дом когда-то принадлежал им. А сейчас они ютятся в бывшей дворницкой, и на том спасибо, а то и этого не было бы.