Илья Муромец и Сила небесная
Шрифт:
Вместо ответа Владимир встал с кресла и в задумчивости начал мерить шагами палату. Наконец, князь остановился и молвил:
– Есть в твоих словах резон… Но есть и закавыка.
– Какая ещё закавыка?
– А мы не знаем, что об этом сам Муромец думает. Так давай сперва у него спросим, а уж потом решать будем…
Илью разыскали не сразу. Ни в гриднице, ни во дворе его не было, но и уехать Муромец не мог, потому как Бурушка был причален к коновязи и, опустив голову, думал какую-то свою думу.
Пока богатыря искали, он пировал в доме Тровура Прекрасноволосого, не только
Тровур угощал богатыря варяжскими кушаньями: рыбой, варёной в молоке, печёной кашей и крепким пивом, от которого Илья вежливо отказался, потому как не понимал, зачем человеку дурить себе и без того дурную голову. Это ж всё равно, что перед битвой стреножить коня и лупить его плёткой, чтобы скакал быстрее… Поэтому рыбу богатырь запивал клюквенным морсом – ядрёным соком, разбавленным водой.
Во время трапезы Тровур не уставал расспрашивать о подробностях чудесного спасения Олава.
– Значит, ты услышал тихий голос. А потом что?
Илья делал большой глоток, вытирал усы и в пятый раз рассказывал, как он нашёл яму, сломал решётку и вызволил Прекрасноволосого. Олав сидел рядом за столом и с нескрываемой любовью глядел на седого викинга, который не мог скрыть слёзы.
– А кто-то говорил, что воину не пристало плакать, – наконец не выдержал Олав.
– И сейчас то же скажу, только с одной поправкой: плачет не воин, плачет отец!
– Это кто тут плачет? – раздался в дверях громовой голос.
С этим вопросом в горницу влетел Василий, чуть было не сказали пьяница, но не скажем, потому что богатырь после битвы дал зарок: «ни капли вина!».
– Так кто тут плачет? – повторил Василий-трезвенник. – Не плакать, а радоваться надо, когда все живы, а татарва побита! Илья, тебя князь ищет. Все с ног сбились, а ты жуёшь. Беги скорее в терем: можа, случилось чего?
– Бегу! – ответил Муромец и, не без сожаления глянув на миску с печёной кашей, стремглав выскочил из горницы.
– Тут такое дело, Илья Иванович, – молвил князь когда богатырь вошёл в каменные палаты. – Наш воевода собрался на покой, поэтому хочет передать тебе своё звание. Что скажешь?
– Скажу спасибо за честь великую. Только не могу я воеводой быть. Мне старцы наказали землю нашу святую защищать, а не командовать, иначе силу свою потеряю. И потом лучшего воеводы, чем Добрыня Никитич, нам не сыскать. Его слово, что монета золотая, вес великий имеет, потому всеми принимается без досады. Так что увольте.
– Слыхал? – спросил Владимир старого богатыря. – Я тоже думаю, что коня на скаку менять негоже. Так что на том и порешим: ты остаёшься воеводой. А Ильёй командовать не будешь, ежели права за собой не чуешь. Он будет при мне служить, на особом довольствии.
– Если это приказ, я подчиняюсь, – буркнул Добрыня, но по глазам было видно, что он доволен таким решением.
И хотя князь Владимир взял Муромца на особое довольствие и даже хотел построить ему терем подле своего, не сиделось богатырю в Киеве. Через неделю после победы над кочевниками оседлал он Бурушку и подался в леса тёмные и степи
лихие, где пошаливали супостаты да басурмане всякие. И как начал их бить булавой, князем дарёной, так задрожала земля у них под ногами.Много подвигов совершил Божий богатырь. Победил Идолище поганое, потопил с Добрыней Сокол-корабль басурманский, одолел кровавого Тугарин-змея, сыскал с Алёшей в лесах черниговских Лихо Одноглазое, прибил-прирубил тысячу разбойников, когда те хотели у него, спящего, отнять сагайдак, то есть лук с налучником и колчан со стрелами, и много чего ещё, про что мы рассказать сейчас не сподобимся, а поведаем в другой раз, ежели будет на то воля Божья.
Правда, и второго раза не хватит, чтобы обо всём поведать. Ведь по нашим меркам Илья прожил большую жизнь – ровно 213 лет. Только не говорите, что не может быть такого. Ещё как может, ибо допотопные люди, то есть жившие до Великого Потопа, и вообще достигали девятисотлетнего возраста, а патриарх Мафусаил умер, когда ему стукнуло аж 969!
Везёт же людям, скажут некоторые. Но не надо забывать, что до какого бы мы возраста ни дожили, жизнь никогда длинной не покажется, ибо время устроено так, что позади оно всегда сжимается, а впереди стоит непроходимой китайской стеной. Не верите? Тогда представьте себе завтрашний день. Чувствуете, как он далёк за этой непробиваемой стенкой, к которой чтобы только подойти надо ещё сегодняшний нескончаемый день прожить. А теперь оглянитесь и вспомните, как вроде бы сто лет назад вы с букетом шагали первый раз в первый класс. На вас были настоящие взрослые брюки или платье (тут уж кому что нравится!), и гремела музыка, и в такт ей колотилось сердце. Вы помните всё до мельчайших подробностей, даже ленивую осеннюю муху на вашем георгине, – словно с тех пор прошла всего одна секунда!
Вот как хитро устроено время! Позади оно летит быстро, а впереди его и нет, пожалуй. Отсутствие времени называется вечностью. Вот и получается, что пока у нас есть время, надо постараться жить так, чтобы сделать свою вечность не мукой, а радостью.
Илья Муромец стал настоящим богатырём, хотя и мухи не обидел. Да, он сокрушал врагов, но лишь когда они приходили с мечом на нашу землю. Ни разу Муромец не вторгался в чужие пределы, зато всегда стоял на страже своих.
Отказ защищать Отечество – большой грех. Но и кровь врага отягчает душу. Поэтому на склоне лет, когда воцарился пусть недолгий, но прочный мир, Илья Муромец принял постриг в Киево-Печерском монастыре. Там он ушёл в затвор, то бишь уединился в пещерной келье, чтобы денно и нощно молиться не только за свою страну, но и за души убиенных иноверцев.
Знали их потомки об этом или нет, неизвестно. Наверное нет, потому что в 1188 году половцы вновь напали на Киев и его главную святыню – Печерский монастырь.
…Услышав звон клинков и стоны раненых, седой как лунь инок вышел из кельи. Он был препоясан булатным мечом, но не обнажил его. Монах лишь глянул в глаза врагам, а потом перекрестился и прикрыл сердце левой дланью за миг до того, как её пронзил дротик человека, о котором преподобный Илия Муромец теперь молится на небесах.
А на земле его святые мощи уже тысячу лет нетленно почивают в ближних пещерах Киево-Печерской Лавры и по сей день помогают всем, кто просит монаха-богатыря о помощи…