Imago

– Все равно, - качнул головой Призм, стоящий у изголовья кушетки, на которой лежала надсадно дышащая Арклайт. Стеклянная короста, розовато-желтая, как ванильный леденец, на его подбородке туманно поблескивала, в правом глазу лопнули капилляры, и склеру затянуло мутной пленкой, в уголках рта шелушилась кожа, щеки запали, и остро выступали скуловые кости. Мистер Синистер сурово поджал губы. Кажется, в своей заботе о беременной жене кто-то сам позабыл принимать лекарства.

– А как быть с именем? Выбрали уже?
– Брейнчайлд угодливо протянул ученому датчик и повернул экран ближе к нему. Арклайт пожевала запекшимися губами, медленно выдохнула через нос, и ее пальцы под животом сжались в кулак. Она вздрогнула, когда датчик прижался к ее животу, Синистер ощутил давление, будто тело Филиппы сопротивлялось прикосновению, а затем последовал слабый толчок, отразившийся тенью мимолетной улыбки на узких полосках губ.

– Мы решили подождать, пока малыш не родится, - Роберт ободряюще сжал плечо супруги, и она ответила ему тихим дрожащим вздохом, ее рука дрогнула, но у мутанта не хватило сил ее поднять. Брейнчайлд одобрительно закивал.

– На Дикой Земле дитя нарекают через пять лет после рождения - чтобы не ошибиться, - он по-собачьи заискивающе взглянул в лицо мистера Эссекса, но мужчина был всецело увлечен изображением на экране. Дымчато-серые лучи и слоистая тень рисовали силуэт ребенка, его конечности, напоминавшие Натаниэлю лягушачьи лапки, но умилившие Призма. Его взгляд преисполнился нежности, лицо просветлело, и по кристаллической корке рассыпался сноп серебристых искр. Пока Роберт мягко уговаривал Филиппу проснуться, Синистер пытливо вглядывался в темное пятно рядом с плодом. Ребенок словно закрывал его собой, и хорошо рассмотреть его не удавалось. Это могло быть и опухолью, и мутацией… или вторым эмбрионом. Мужчина направил датчик выше, к пупку, и медленно обогнул холм живота, пытаясь заглянуть за эмбрион.

– Уверен, ты все же размышлял над именем для своего будущего ребенка. Может, поделишься своими соображениями? Я бы с удовольствием узнал и мнение Арклайт по этому поводу, но, как видишь, вынашивать твоего ребенка очень непросто, - Эссекс бросил быстрый взгляд на Призма, - самое трудное еще впереди, но я уверен, вы справитесь, - мужчина с чувством коснулся кончиками пальцев ладони Филиппы и почти сразу же убрал руку. У Роберта был угрюмый, подавленный вид; взгляд Брейнчайлда метался от ученого к мутанту, но то и дело соскальзывал на грудь Арклайт, не стесненную бюстгальтером, перезрело потяжелевшую и торчащую в разные стороны. Золотой ободок кольца поблескивал в расстегнутом вороте блузки.
– Ну, друг мой? Расскажешь, как бы ты хотел назвать своего ребенка?

– Узнаете, когда родится, - отрезал мутант, и тихая ярость в его голосе вынудила Брейнчайлда пугливо попятиться, втянув голову в плечи, однако ученого эта резкость оставила совершенно равнодушным. Будущий отец сейчас переполнен тревогами и волнениями, и ему вполне можно простить некоторую грубость. К тому же в ходе своих наблюдений Синистер и так узнал имена, которые они с Арклайт выбрали для их пока не рожденного ребенка. Изабелла или Агнесса - мальчика мутанты, очевидно, не ждали, и даже не допускали мысли, что их ребенок может оказаться сыном. Вот Натаниэль Эссекс был отнюдь не против обзавестись наследником мужского пола - дочь пока его только огорчала.

– Нет никаких причин для серьезных опасений, - мужчина отложил датчик и поднялся.
– Хоть самочувствие Филиппы и вызывает беспокойство, но причина может крыться во врожденной мутации плода. Я проведу еще несколько исследований, чтобы быть окончательно уверенным, но не сегодня - вам с Филиппой нужен отдых, - ученый закрепил свою ложь теплой, почти отеческой улыбкой. Для Арклайт было безопаснее вызвать искусственные роды, этот ребенок вполне мог убить ее, измученную беременностью, но Синистер отказываться от своих замыслов не собирался. Рано или поздно приходится кем-то жертвовать. Белая, будто выточенная из слоновой кости, ладонь легла на горячий выпуклый живот, и мужчина снова почувствовал толчок. В какой-то степени это ведь и его дитя тоже, Натаниэль имел на него полное право. Ему нужен был этот ребенок.

Спустя всего три дня после госпитализации Филиппы Брейнчайлд ввалился в аппартаменты ученого и, смятенно заикаясь и заламывая руки, пролепетал, что у Арклайт отошли воды.

Мрачное предвкушение приподняло уголки рта мистера Синистера в жесткой улыбке. Процесс родов волновал его не меньше самого плода; состояние будущей матери сулило сложности, как и недоношенность ребенка - они оба могли не дожить до утра. Часы показывали половину первого ночи, когда Натаниэль вышел из комнаты, на ходу отстегивая плащ.

– Готовь инструменты и операционную, - отрывисто приказал он, даже не глядя на Брейнчайлда, чья семенящая походка едва поспевала за его широким шагом.
– И побыстрее: если наш малыш не смог подождать какие-то два месяца, то едва ли у него хватит терпения даже на пару лишних минут.

– Хозяин, дела очень плохи, - Брейнчайлд тараторил, клацая зубами. Он прижимал к груди скомканный плащ Эссекса, который мужчина швырнул ему небрежно, точно лакею; ленты то и дело просачивались через тонкие, чахлые руки, волочились по полу, и Брейнчайлд подпрыгивал по-лягушачьи, стараясь на них не наступить.

– Воды отошли с кровью, схватки частые, сильные, родовой канал еще не открыт, а ребенок уже просится на свет. Хозяин, боюсь, сама не родит.

– Значит, мы должны ей помочь, - действительно, дело принимало опасный оборот, возрос риск гипоксии плода и внутреннего кровотечения у Арклайт. Кровь при излитии околоплодных вод могла быть из-за отслойки плаценты, что тоже ничего хорошего не сулило. Ах, какие нынче все-таки непослушные дети…

Времени перекладывать роженицу на родильный стол не было, как и везти ее в операционную, поэтому Натаниэль распорядился принести все необходимое в комнату. Постель под Филиппой была красной, залитой кровью, судорогой вывернуло согнутые в коленях ноги, ночная рубашка и волосы облепили влажную от пота кожу. Арклайт глухо стонала сквозь зубы, комкая в пальцах одеяло, виски и лоб вспухли венами, лицо пылало от притока крови. У нее был жар, очередная схватка спазмом прокатилась по ее телу, и кровь снова брызнула на простыни.

– Придется резать, - иначе ребенок или задохнется прямо в утробе, или разорвет Арклайт, а крови она уже потеряла немало. Белье и матрас были испорчены безвозвратно; с этим непоседой сплошное расточительство.
– Филиппа, ты слышишь меня?
– мужчина пальцем приподнял подбородок девушки, заглядывая ей в глаза, затуманенные болью и слезами. Ее взгляд дрожал, зрачок метался мошкой, запертой в банке, не в силах сфокусироваться.
– Тебе нужно быть сильной, чтобы твой малыш смог появиться на свет. Совсем скоро ты станешь мамой, - голос ученого едва заметно дрожал от нетерпения, темный язык обвел пересохшие губы, а ладонь с небрежной лаской коснулась щеки Филиппы, липкой и горячей.
– Спасибо тебе, моя дорогая. И заранее прошу прощения.

Арклайт непонимающе моргнула, но схватки согнули ее на постели, сквозь сжатые зубы вырвался сдавленный хрип, под которые запыхавшийся Брейнчайлд ворвался в комнату.

– Х-хозяин?
– он неловко мялся рядом, пока Синистер спешно готовил Филиппу к операции.
– А… а разве не нужно сказать Призму… ее мужу, что в-время пришло?..

– Нет, обрадуем его позже. Мне достаточно и твоего бормотания под руку. Ну, моя дорогая, приступим?
– удерживая на лице Филиппы кислородную маску, Натаниэль одновременно крепил к ее руке инъектор с анальгетиками. Каждая схватка сотрясала тело мутанта конвульсиями, вздувшиеся вены змеями шевелились под кожей, по животу гуляла рябь. Родовой канал слегка приоткрылся, но не достаточно, чтобы позволить пройти ребенку. Пульс Арклайт зашкаливал, сердце колотилось с яростью отбивного молотка, и у ученого была лишь пара секунд, чтобы помыть и продезенфицировать руки. Тонкое лезвие скальпеля напряженно дрожало; когда Эссекс надавил, пропарывая кожу прямо под пупком, разрез наполнился густой, темной кровью. Пальцы Синистера проникли внутрь, мягко раздвигая, сквозь слои тканей он чувствовал движения ребенка, через розовую слизистую пленку различал очертание крохотных конечностей. Брейнчайлд услужливо промокнул лоб ученого, но Натаниэль Эссекс не замечал ничего, кроме этого маленького, хрупкого существа, своего творения, созданного чужими руками. Он… он уже и забыл, когда в последний раз держал на руках ребенка. Это было давно, в другой, не в его жизни. Тех детей уже нет в живых, как и их матери, а это дитя обязано выжить. Слишком много времени мистер Синистер потратил на него и его родителей.

Но ребенок не плакал, когда Эссекс извлек его из плодного пузыря.

– Займись ею, - бросил мужчина Брейнчайлду, с осторожной нежностью укладывая малыша в кювез.
– Если мать не выживет, то в следующий раз твое хилое тельце послужит мне инкубатором.

Маленькое сморщенное личико было багровым, а губы и веки - синюшными. Совсем крохотная девочка легко умещалась на ладонях ученого; редкий темный пушок на головке сердито топорщился, глазки были слегка выпученными, и ребенок напоминал едва вылупившегося птенца. Натаниэль очистил дыхательные пути девочки от слизи, легонько постучал по спинке, и был вознагражден тихим жалобным хныканьем. Малышка замахнулась кулачком на ученого, задрыгала ножками, плач становился все громче; в груди хрипело - надо будет обязательно проверить дыхательную систему, - сморщенная кожа на лице новорожденной пошла трещинками, и под ней проступила алая паутинка кровеносных сосудов. Эссекс увлеченно созерцал происходящие с девочкой метаморфозы, с удовлетворением и некоторой гордостью отмечая, что несмотря на недоношенность, она казалась вполне жизнеспособной, но нужно провести некоторые анализы, чтобы быть до конца уверенным.