Император Мэйдзи и его Япония
Шрифт:
Сказывалась ли личность Мэйдзи на том, что происходило в стране? Ответ на этот вопрос будет скорее отрицательным. На протяжении 45-летнего «правления» его деятельное окружение проводило самую разную политику. От растерянной открытости западным веяниям – до неприкрытого экспансионизма, надиктованного теми же западными образцами. Осторожность и опасливость первых лет сменилась беззастенчивым попранием интересов других народов. На место комплекса неполноценности приходил комплекс превосходства. И каждый раз смена курса осуществлялась от имени Мэйдзи. Его следует уподобить сосуду, который можно наполнить любым содержимым. Или же следует уподобить Мэйдзи великой пустоте, которая вмещает в себя все?
В глазах простых японцев Мэйдзи представал как всемогущий правитель. Но на самом деле западный термин «император» по отношению к нему был неприменим. И когда мы говорим «император Мэйдзи издал указ», это выражение следовало трансформировать в «Мэйдзи
Однако можно ли говорить о Мэйдзи как о человеке непоследовательном или же двуличном? Япония менялась. И в древности, и в средневековье, и в новое время. Несмотря на это – по большому счету – не менялась роль «императора», находившегося вне действия этических норм, а значит, и вне зоны критики. Он был подобен иконе, которая одним своим присутствием освящает любое начинание. В опубликованной в 1890 году документальной книге некий продавец сладостей выразил эту идею так: «Мы имеем возможность жить и дышать, поскольку император пребывает в спокойствии. Родители занимают более высокое положение, чем мы, а император занимает более высокое положение, чем родители. Император не творит добра, не творит он и зла. Извините, но он подобен младенцу. В нынешнее время политика меняется во многом, но это все дела тех людей, которые находятся рядом с императором» [381] .
381
Ясумару Ёсио. Киндай тэннодзо-но кэйсэй. С. 262.
Именно это «недеяние» и, следовательно, выведенность императора из того поля, где была возможна критика, и помогли сохранить сам институт императорской «власти» и саму династию на протяжении столь длительного времени. Для Японии был важнее институт, а не то, кто находился на троне. Наследник Мэйдзи, Тайсё, по своим способностям, здоровью физическому и психическому, вообще не был в состоянии отправлять свои обязанности – если бы только ему самому пришлось принимать хоть какие-то решения. И, тем не менее, его недееспособность не привела к сколько-нибудь серьезным кризисам, за которые можно было бы спросить с него лично. Внук Мэйдзи – Сёва – был свидетелем нападения Японии на Китай и Америку, он был очевидцем ужасного поражения во Второй мировой войне, при нем американские самолеты сбросили на Хиросиму и Нагасаки атомные бомбы, он публично дезавуировал свой божественный статус, он был современником отказа Японии от имперских амбиций и ее возвышения в качестве великой экономической державы. Ни одна из этих драматических перемен не сумела хоть сколько-нибудь серьезно поколебать неизменность его статуса и образа в глазах подданных. Он взошел на трон в качестве символа, объединяющего японскую нацию. Точно в таком же качестве он и покинул этот мир: его смерть и всенародные похороны еще раз напомнили японцам, что они являются японцами.
Мэйдзи был носителем символических смыслов, он ничего не решал, и в этом отношении он напоминал многих японских правителей древности и средневековья. Однако существовало и огромное отличие. В древности, до возникновения сёгунатов, власть принадлежала императорскому роду в лице его родственников. Это мог быть отрекшийся от трона отец действующего императора, какой-нибудь из принцев, глава дома, поставлявшего императорскому дому невест. Однако в случае с Мэйдзи ничего подобного не видно. Его кровные родственники и супруга играли чрезвычайно важные символические роли, но никакими реальными распорядительными полномочиями они тоже не обладали. Судьбой страны распоряжались совсем другие люди.
При жизни Мэйдзи всего за несколько десятилетий Япония совершила прыжок из феодализма в современность. Один из зачинателей западной японистики англичанин Чемберлен, проживший в Японии тридцать лет, говорил: за это время я будто бы прожил четыре европейских века. Размышляя на закате своей жизни об этом длинном пути, Фукудзава Юкити отмечал в «Автобиографии», что из всех стран Востока только Японии удалось стать вровень с Западом. «Даже российский Петр Великий, который отправился в Голландию для изучения навигации, со всеми его достижениями в области науки не может считаться равным Японии в этом подвиге. Не подлежит сомнению, что знаменитый император России был человеком исключительных способностей, но люди не откликнулись на его указания в научной области, как то сделали японцы при достижении этой великой цели».
Трудно не согласиться с Фукудзава Юкити – Мэйдзи и вправду окружали очень способные люди, а его страна действительно достигла многих из тех целей, которых добивалась элита. Как бы мы ни относились ныне к этим целям, следует признать, что они были достигнуты. На этом пути находившиеся у кормила власти люди совершили немало
ошибок, но следует отдать им должное: они учились на промахах и исправляли их быстро.Программа действий Мэйдзи была обнародована в самом начале его правления. Она была зафиксирована в «Пятистатейной клятве». Мэйдзи обещал богам принимать решения на основе «общественных собраний» – и в стране был создан парламент. Мэйдзи обещал, что правящие и управляемые станут ближе друг другу, – и средневековая пропасть между властью и подданными действительно сузилась, а из разрозненных территориальных, сословных, конфессиональных и профессиональных групп была сформирована японская нация, обладавшая японской культурой. Третий пункт о развитии личной инициативы был также выполнен. Прежде всего это относится к предпринимательству во всех его проявлениях. Именно благодаря этому Япония сумела провести ускоренную индустриализацию и превратиться в могущественную державу. Четвертый пункт гласил о реформировании «дурных обычаев прошлого» и о введении управления в соответствии с принципами Неба и Земли, что обычно понимается как справедливое управление в соответствии с законами. Сословное право было упразднено, закон стал одним для всех. В пятом пункте говорилось о большей открытости Японии миру и о развитии образования. Эта цель была тоже, безусловно, достигнута.
Все пункты этой программы были воплощены в жизнь. Свидетельством тому служат и множество более частных достижений.
За годы правления Мэйдзи численность населения страны выросла с 34 миллионов до 50 миллионов человек.
За годы правления Мэйдзи Япония не страдала от сколько-нибудь серьезного голода, хотя раньше недороды приводили к гибели тысяч людей.
За годы правления Мэйдзи японцы подросли на целый сантиметр.
За годы правления Мэйдзи продолжительность жизни мужчин выросла приблизительно на полтора года и составила 44,25 года (у женщин она увеличилась на четыре месяца – до 44,73 года).
За годы правления Мэйдзи в стране произошла промышленная революция, Японию опутали железные дороги и телеграфные линии, были построены сотни заводов.
За годы правления Мэйдзи Япония стала страной с поголовной грамотностью.
За годы правления Мэйдзи Япония создала национальную культуру, которой стали восхищаться во всем мире.
За годы правления Мэйдзи страна действительно сумела стать вровень с западными державами – Японию стали опасаться во всем мире, ибо она напала на Китай и Россию и выиграла обе войны.
За годы правления Мэйдзи площадь подведомственной ему территории увеличилась с 382 562 квадратных километров до 675 406.
Но не станем забывать, что и цена этих достижений была огромной.
Идеал эпохи Токугава предполагал не единообразие, а разнообразие. Сложность социальной иерархической структуры, а не ее гомогенность представлялась наиболее желательным состоянием общества. Усилия сёгуната были направлены на поддержание такой структуры, а не на ее упрощение. Такую же позицию занимал сёгунат и по отношению к культурному разнообразию. В своем «Завещании» Токугава Иэясу говорил, что в разных частях Японии существуют разные обычаи, которые, принимая в расчет их древнее происхождение, следует оставить без изменений.
Правительство Мэйдзи решительно упростило социальную структуру японского общества. Но одновременно произошла ликвидация региональных культур и наиболее ярких проявлений местного колорита. Перед лицом грандиозного и помпезного здания Центра местные строения казались жалкими хижинами и подлежали уничтожению. Центр любил единообразие, метафора единства и единения была приравнена к эстетическому идеалу, множественность подлежала прореживанию. Теперь, когда государственные школы учили одной-единственной версии истории, когда главным деятелем исторического процесса являлся могучий Центр во главе с императором, история и культура утратили многомерность и вариативность. Гордость за свою деревню постепенно сменялась гордостью за страну. Этот процесс при Мэйдзи еще не успел дойти до конца, но Япония двигалась именно по этой дороге. Люди черпали все больше вдохновения и смысла не в окружающей их среде, а в том, чего нельзя ни увидеть, ни пощупать. Государственные идеалы перерастали масштабы человеческой жизни. Все мировые державы шли по этому пути, Япония не смогла остаться в стороне.
Многие прежние привычки и обыкновения, религиозные культы и языковые диалекты стали казаться анахронизмом. Айны на Хоккайдо и обитатели Рюкю из живых людей на глазах превращались в объект изучения этнографов. То же самое происходило и во многих других районах собственно Японии. Их обитателям предписывалось вести себя так, как сочтут это нужным в Токио, культурное доминирование столицы перерастало в диктат. Существенные для каждого подданного события происходили теперь по преимуществу в Центре. Они получали санкцию на существование только при условии вовлеченности в них самого императора. Только исполняя его волю, только переживая его время и его пространство как свои собственные, подданный получал санкцию на полноценное существование.