Император под ведьмовским соусом

— И часто этот друг заходит «попрощаться»? — вновь требовательно спросил «простой торговец».

— Похоже, нам давно нужно поговорить. Следуйте за мной, — не оборачиваясь, Белла прошла в коридор, свернула дважды направо и юркнула в свою комнату.

Она знала, он идет след в след, не отстает. И когда хлопнула дверь, отрезая их от остального мира, повернулась:

— И зачем этот маскарад, ваше величество?

— Как ты узнала? — его голос вдруг охрип.

От удивления ли? От мимолетной скудной близости в пределах одной комнаты? Так ли важно это, если и сердце Беллы сейчас рвалось из груди от той силы, с которой билось.

— А ты бы меня не узнал?

Генрих

Он хорошо помнил, как впервые увидел Беллу, еще служанкой в доме четы Дэ Кадари. Как спутал звериную страсть с раньше неведомым чувством. Как помутнело сознание и только мысль «поскорее заявить права на самку, подчинить, сделать своей» билась на периферии разума. Как хотел забрать ее в свой гарем одной из многих…

Как впервые прочувствовал боль пантеры, словно свою. И то прозрение, что его чувства больше, чем обыкновенная страсть, тоже отлично помнил. А тот день когда портал богини выкинул его, Беллу и Буку в особняке Дэ Кадари, стоял перед глазами, точно только вчера случился.

Вместе со своим телом и ощущением второй ипостаси император мгновенно обрел бесценный дар, о котором всегда тайно мечтал и одновременно страшился до животного ужаса. Генрих утвердился в знании, что Белла никто иная, как его истинная пара.

Его сокровище. Половинка его души.

Его проклятие. Его личная слабость.

А императорам непростительны никакие слабости.

— Всегда и везде, единственная моя, — признался он, сняв иллюзию Варга.

Генрих прекрасно помнил то ошарашенное выражение глаз Беллы, когда к ней пришло понимание, с кем именно она разделила путешествие и секреты. Он мог лишь надеяться, что пантера девушки почувствовала то же самое, как и его ирбис. Вот только толком поговорить до отъезда у них не вышло, Белла его избегала, словно чумы.

Тогда он только утвердился в решении, что им обоим нужно время. Кто бы знал, как тяжело далась ему эта разлука!

Ар’ахат стал неуправляем, он так отчаянно скучал по своей паре, что Генриху частенько хотелось вонзить когти в собственную плоть, лишь бы унять это тоскливо-тянущее чувство в груди.

Ничего не помогало. К истинной тянуло так сильно, что Генрих лишь силой воли оставался в резиденции. Он зарылся в делах империи по самую макушку, ни на минуту не давал себе спуску и лишь магическое зеркало частенько настраивал на подглядывание за пантерой… Выдержал пять лунных циклов, почти обезумел от тоски, и решился на встречу мельком под магической личиной.

— Единственная? — усмехнулась Белла. — Я слышала у императора богатый выбор наложниц, фаворитки-красавицы…

Ему показалось или в этом вопросе прозвучала ревность заинтересованной женщины? Оборотницы всегда славились своими собственническими инстинктами.

— А о том, что гарем распустили, впервые за всю историю седьмого королевства ты не слышала?

Пантера хмыкнула:

— Слышала…

Генрих подошел вплотную, близость Беллы кружила ему голову.

— Как и о том, что подданные скоро будут праздновать появление на свет наследника императора.

Оборотень поджал губы.

— Мне никто не нужен, только ты, — едва слышным шепотом признался он, не отказывая себе в удовольствии провести костяшками пальцев по скуле девушки. А ее кожа оказалась нежнее шелка, это было даже лучше, чем он себе представлял. — Единственная моя, долгожданная.

— Не надо, — Белла поймала его руку, как только палец Генриха задел ненавистный ему шарф.

— Не буду. Не бойся.

Он больше не пытался снять вещицу без разрешения хозяйки, хотя неистово хотелось. Губы девушки, скрытые тканью, так и молили о поцелуях… Пока он не мог воплотить это желание в жизнь, а вот в коротких ласках лица и волос истинной отказывать себе не стал.

Белла прикрыла глаза, позволяя ему такую маленькую вольность. Она, казалось, тоже этим наслаждалась.

— У меня исчезла метка, — вдруг сказала девушка. — Вальрек он…

— Мертв, — закончил за нее Генрих. — Собаке собачья смерть.

Этот «дикий» пес слишком много на себя взял. Он принес Белле столько страданий…

Именно Вальрек послужил причиной преждевременной кончины матери и отца Беллы. Альфа клана северных волков случайно наткнулся на пантеру в одной из деревень, которые встретились по пути его привычного странствия к соседнему клану.

Самка вызвала в нем настолько живой интерес, что Вальрека не остановил ни законный супруг — истинный пантеры, ни ее беременность.

Каспийский избавился от мужчины, забрав женщину с собой. До родов она была личной игрушкой альфы, а потом вдруг… «сломалась», сгорела, давая жизнь дочери.

Поначалу Вальрек хотел избавиться от приплода, но, только взглянув на девочку, он почему-то возомнил, что та станет его «парой». Вот и растил для себя. А когда Белла не воспылала должными чувствами к заботливому «дядюшке», альфа все устроил привычным для себя образом, взял ее силой.

— Он сильно мучился?

Генрих решил упустить подробности жестокой расправы, которую учинил альфе северных волков. Такие истории явно не для женских ушек. Зато воспоминания о последних днях жизни и ужасной смерти этого пса еще долго будут греть душу оборотня.

Нельзя навредить паре ирбиса и остаться безнаказанным. Будь это возможным, Генрих воскресил бы Вальрека и еще раз убил, а потом еще, и еще.

— Я лично об этом позаботился.

— Хорошо, — довольно кивнула Белла.

— Хорошо, — эхом вторил он ей.

Комната погрузилась в уютную тишину, которую тревожил лишь звук их дыхания.

Пантера прервала эту мимолетную сказку первой:

— На самом деле, я ведь тебе не нужна, ваше императорское величество. Это просто очередная блажь, — из-за нервов Белла постоянно перескакивала с официального обращения на личное и наоборот. — Иначе, вы бы никогда не оставили меня вдали от себя.

В ее голосе он разобрал обиду, надежду, претензии, страх, гнев, а еще много чего, что не смог распознать. Женщин вообще очень сложно понять. Любимых же, как однажды говаривал его друг — Лукас Дэ Кадари, лучше слушать сердцем.

Вот Генрих и слушал. Только то все время замирало в груди и сбивалось с привычного ритма.

— Ты этого хочешь? — робко спросил истинную, боясь поверить своему счастью. — Хочешь быть со мной?

Между ними стояло многое: ее и его прошлое, враги империи, которые не упустят возможность использовать слабость Генриха себе на пользу, Маоли… Но императору требовалось лишь слово, чтобы «горы свернуть» ради возможности быть вместе. Одно слово, одно крохотное подтверждение, что Белла чувствует то же самое, что это не станет очередным принуждением для нее, а Генрих не превратится в собственного тирана-отца с любовью-наваждением.