Император

– Что за монахи? – тут же напряглась Лерба.

– Да за бумагой приехали. К нам часто приезжают.

Втулку девушка так и не нашла, а вот явные следы волоченья имелись – кто-то торопился от нее избавиться… зачем?

А затем, что втулку явно заклинили железным штырем – так бы колесо в щепки не развалилось, его просто сорвало бы да унесло – потом притащили бы, подлатали, поставили. Не-ет, кому-то хотелось, чтоб ремонт затянулся, чтоб солидные средства на него потратили.

С втулкой все ясно. А вот – желоб…

Лерба наклонилась, провела по расколотым доскам рукой. С одной стороны, да – принесенными потоком камнями именно так желоб и могло раздолбать. Однако, если посмотреть более внимательно, – вот здесь вот явно был сучок – плохое место, именно сюда камень и ударил… словно направил кто-то. И вот тут – точно так же, и вон здесь… Слепая стихия? Ага, как же! Скорее уж дьявольская рука.

«Рука… рука… Но не дьявольская, вполне человеческая», – закрыв ставни, подумал Егор.

И эти странные монахи, угощавшие персонал мельницы и бумажной мастерской вином. За бумагой приехали… А зачем тогда на ночь остались? Убоялись ливня и ветра? Может быть… А может быть, и специально остались – просто ждали грозу, ею и воспользовались, причинив фирме «Ганс и Георг» убытки в размере уж никак не меньше четырех сотен флоринов… а учитывая упущенную выгоду – и куда большие. Следует усилить охрану! Более того – создать специальную службу безопасности, хватит наконец полагаться на ленивых стражников.

Что же касается Лербы – девчонка, несомненно, достойна награды – на этом экономить не нужно.

Уже утром, вызвав невольницу в кабинет, Егор зашуршал бумагами:

– Я обещал тебе заплатить – и сдержу свое слово.

– О, господин, – низко поклонилась служанка.

– Но денег я тебе не дам! – усмехнувшись, князь протянул Лербе грамоту с мелкими буквами, затейливыми подписями и узорчатой печатью из покрытого золотом серебра – сией хитрой технологией ювелиры Аугсбурга славились далеко за пределами своего родного города. – Ты получишь вот это!

– А что это? – хлопнув ресницами, полюбопытствовала девчонка.

– Ценная бумага, вексель, – пояснил Егор с задумчивой улыбкой. – А я бы назвал – акция. Дающая тебе право на часть мельницы… той самой. И на часть от ее прибыли, само собой. Небольшую, но, поверь, весьма заманчивую часть.

– И что мне с этим делать? – все еще не понимала невольница.

– Ничего не делать. Просто раз в полгода получать деньги. Ты все поняла, душа моя?

– Да поняла… – Лерба кивнула и, чуть помолчав, призналась: – Просто как-то все это непривычно, право.

Этот вечер князь провел со своим компаньоном в одном из самых дорогих питейных заведений города – таверне «У трех дубов». Дубов давно уже не было, их заменяла вывеска и старинный, еще римский, фонтан, ныне – благодаря новым хозяевам (Георгу и Гансу) – действующий.

Они сидели на втором этаже за небольшим столом на террасе, выходящей в весенний благоухающий сад, и, потягивая дорогое вино, неспешно обсуждали дела, в том числе – и недавнее происшествие на дальней бумажной мельнице.

– Так твой доверенный человек – женщина? – все никак не мог поверить герр Фуггер.

– Юная девушка! – Вожников поднял золотой кубок с терпким, самого изысканного вкуса, вином. – Это моя служанка.

– Служанка?!

– Более того – наложница, которую я недавно купил. И был весьма удивлен ее познаниями и – как оказалось – умом.

– Да, бывают умные женщины, – кивнул банкир. – Я знаю много таких… Но чтоб служанка…

– Просто ей в жизни не очень-то везло. – Князь посмотрел в сад, прислушиваясь к соловьиным трелям, и продолжал все с той же легкой улыбкой: – Хотелось бы, чтоб умным людям везло, чтоб ум было легко превратить в богатство… так и будет, поверь мне, Ганс!

Фуггер усмехнулся:

– Так уже есть. Мы ведь с тобой не дураки, а богаты… но вместе с тем – и не князья, однако.

Егор не стал спорить. Лишь усмехнулся… где-то в глубине души.

Глава VII Колдунья

О мрачном подземелье монастыря Святой Магдалены давно ходили легенды. Говорили, что очень часто средь сырой тьмы раздаются крики и стоны, даже тогда, когда никого не пытали, а немой палач Гуго Шнайдер – или просто Немой – спал в пристроенной к общежитию доминиканской братии каморке.

И все же кто-то стонал, кто-то раскачивал решетчатую дверь, перекрывавшую вход в темницы Святой Инквизиции, ибо сия почтеннейшая организация тоже располагалась здесь, в обители Святой Магдалены. «Домини Канис» – «Псы Господни» – кому же еще поручить борьбу с ведовством, колдунами и самим Сатаной?

Братья молились – не помогало, по ночам, а бывало, и днем, все равно слышались стоны, и их заглушали лишь истошные крики истязаемых ведьм. Вот как сейчас…

– Пожалуйста, не надо… Пожалуйста… Ради Святой Девы…

– Не погань своим гнусным языком пресветлое имя, ведьма! – Настоятель, отец Йозеф, от возмущения привстал в кресле, забрызганном кровью пытаемых, и, гневно сверкнув глазами, махнул рукой палачу: – А ну, заткни ей рот, брат Гуго!

Обнаженная колдунья была вздернута на дыбу, и любое движение ее выдернутых из суставов рук причиняло боль, а вывернутые лопатки торчали, словно крылья раненой птицы.

Рядом, в камине, горел огонь, от жара на лысой голове палача выступили крупные капли пота, вспотел и отец Йозеф, а ведьма – нет, и это являлось еще одним доказательством ее связи с нечистой силой. Все нормальные люди потеют, а вот колдунья…

– Что же ты не вспотела, Марта? – язвительно осведомился аббат, наблюдая, как палач ловко поджег намотанный на длинную палку пучок сена. – Ты, верно, замерзла, бедняжка? Брат Гуго, так подогрей же ее, а ну!

Палач с непостижимым изяществом провел по спине несчастной горящей соломой. Колдунья выгнулась, закричала… Она не потела уже – весь пот вышел вместе со страхом и болью, которую невозможно было терпеть.

– Не на-а-адо… Прошу вас, прошу…

Из темно-карих глаз ведьмы полились слезы, и отец Йозеф удивленно почесал подбородок, недоумевая – и откуда они только взялись, ведь эта упрямая женщина выплакала, кажется, все.

Упрямая, не упрямая – а ведь сломали, какая бы колдунья она ни была! И в колдовстве призналась, и в потраве полей, и даже – что очень приятно – в прошедшей буре с грозой и ливнем. Она-то, оказывается, эту бурю и вызвала, лишь бы соседкам своим навредить. Теперь за малым дело – расскажет о сношениях с дьяволом, и можно передавать светским властям – на костер, с чистым сердцем, так сказать – аутодафе!

Или пока не отправлять… попытать еще… да-да, обязательно попытать, ишь, она еще какая, ведьмочка-то, в самом соку… еще волосы не поседели, и зубы не вырваны, и все ноготки – до одного – целы! А какая нежная у нее грудь, выпуклая, словно церковный колокол… Тьфу ты, господи, прости!