Императорский Китай в начале XV века
Шрифт:
Прежде всего оно стремилось насколько возможно предотвратить бегство. Остались в силе статьи из «Да Мин люй», запрещавшие бегство, возбранявшие принимать и укрывать беглых, грозившие наказанием общинным старостам и местному чиновничеству за неумение удержать людей [14, 97–98]. Но так как это мало помогало, Чжу Ди в начале 1403 г. предложил усилить контроль за неподвижностью сельского населения с помощью специальных эмиссаров. Их роль, однако, должна была быть несколько шире, чем простое предотвращение бегства. Распоряжение императора гласило: «В последнее время… народ бежит и бросает [свое] хозяйство. [Если] сейчас вовремя не успеем заставить его отдать все силы земледелию, то в будущем не избежать [материальных] потерь. Перед грядущей весной следует заранее направить людей для [соответствующего] надзора и понуждения» [23, цз. 15, 287].
Есть свидетельства, что практика
Стремлением предотвратить бегство вызваны и такие мероприятия, как оказание материальной помощи населению в районах, где усиливается этот процесс, или же отмена дополнительных налогов, которые, по получаемым двором сведениям, служили причиной ухода из хозяйств [23, цз. 15, 269, цз. 43, 688, цз. 166, 1833].
Однако, поскольку все эти профилактические меры не могли остановить процесса бегства крестьян с земли, главные усилия правительство направляло на возвращение беглых. Возможность такого возвращения предусматривалась особой статьей в «Да Мин люй» [14, 99]. Устные и письменные инструкции Чжу Ди неизменно предписывали всеми силами возвращать беглых к «прежнему занятию» [23, цз. 20 (II), 374, цз. 25, 450]. При этом они, разумеется, получали полное прощение за незаконное с юридической точки зрения бегство. Предписывалось миловать даже тех беглецов, которые «имели разногласия с властями, подрывали власть и вредили народу» [23, цз. 197, 2062]. Одновременно давалась индульгенция и чиновникам, которые не сумели предотвратить побеги. Но это обусловливалось их активизацией по возвращению беглых. Манифест от 2 февраля 1410 г., в частности, гласил: «Уездных чиновников, не смогших успокоить народ, который доходит до того, что некоторые бегут, на первое время прощать. Приказать [этим чиновникам] срочно привлекать [беглых] на праведный путь — возвращать к хозяйству и более не притеснять» [23, цз. 99, 1301].
Вернувшимся беглецам предписывалось давать различные льготы. Уже указ об амнистии от 30 июля! 1402 г. повелевал казне оказывать содействие семенами, тягловым скотом и инвентарем беглому люду из провинций Хэнань, Шаньдун и Бэйпин, а также районов бассейна р. Хуайхэ в случае возврата к хозяйствованию [23, цз. 10 (I), 147]. Указ же от 17 декабря 1403 г. гласил: «Ныне, поскольку [беглые] снова возвращаются к [своему основному] занятию, приказываю ведающим там властям давать им всевозможные послабления» [23, цз. 25, 462]. О хорошем отношении к вернувшимся беглецам и необходимости «оказывать им помощь» говорят и другие инструкции двора» [23, цз. 70, 982].
Декларируемая помощь могла, как показано выше, выражаться в выдаче необходимых средств к обзаведению хозяйством заново. Практиковалась также и безвозмездная выдача продовольствия на первое время после возврата [23, цз. 21, 377, цз. 59, 859]. Однако общих правил на этот счет не существовало. Зато можно предположить, что вернувшимся беглым прощали прежние налоговые недоимки. Правительство с первых лет неизменно удовлетворяло просьбы с мест об отмене причитавшихся до бегства недоимок [23, цз. 43, 688]. В октябре 1422 г. оно дало по этому поводу следующее разъяснение: «Когда они [беглые] возвращаются в свои хозяйства, то пахотные поля [у них] запущены и заросли сорняками, дома обветшали, неоткуда взять сельскохозяйственный инвентарь и семена. Воистину следует им помочь. Если же требовать с вернувшихся к хозяйству [уплату] недоимок и доводить [их] до крайности, то разве захотят они остаться [здесь]? Вам, Ведомству налогов, следует дать местным властям ясное предписание, что отныне следует полностью отменять причитающиеся за годы [бегства налоги] зерном, соломой и прочим с беглого люда, вернувшегося к хозяйству» [23, цз. 252, 2353].
Отмена или же отсрочка прежним беглецам текущих налогов и повинностей делалась лишь в исключительных случаях. Наоборот, возвращение подразумевало сбор налогов с тяглецов и несение ими повинностей в полном объеме. Иначе терялся основной смысл «привлечения беглых к хозяйству». Исключения делались лишь дважды. При этом первый случай касался лишь провинции Бэйпин. Распоряжением от 26 июня 1408 г. властям этой провинции предписывалось обещать тем, кто пожелает вернуться, отмену налога и повинностей на три года [23, цз. 80, 1065]. Второе распоряжение, освобождавшее от налогов вернувшихся беглых сроком на один год, было датировано маем 1421 г. [23, цз. 236, 2267]. Оно распространялось на всю страну. Но его появление связано с экстраординарными для того времени обстоятельствами — пожаром от молнии
и гибелью императорских дворцов в Пекине. Такое событие было истолковано как дурное предзнаменование, что и вызвало ряд мер, облегчавших положение народа.Как видим, отмена налогов с прежних беглецов диктовалась либо особыми соображениями-в первом случае стремлением всячески усилить северные районы, либо особыми обстоятельствами. Поэтому такую практику можно считать скорее исключением, чем правилом.
Отсрочка налогов и повинностей предоставлялась также тем беглецам, которые по возвращении получали хозяйство не на старом месте, а на целине. Такая практика имела место, ибо в некоторых районах, откуда бежал народ, хозяйство было настолько бедно и разорено, что, даже по мнению местной администрации, было нерационально возвращать крестьян на прежние поля [23, цз. 25, 469–470]. К тому же государство было заинтересовано в этом, ибо имело значительный фонд необработанных земель. Отсюда еще в декабре 1403 г. двор дал следующую инструкцию Ведомству налогов: «Тех, кто еще не вернулся к [своему] хозяйству, [следует] усердно привлекать к поднятию целинных земель и запретить взимать с них налоги» [23, цз. 25, 462]. Однако, насколько можно судить по источникам, в начале XV в. такая практика не получила широкого распространения. В основном беглых крестьян сажали на прежние места и, как прежде, облагали налогами и повинностями.
Усилия, направленные на возвращение беглецов, давали некоторые плоды. Рапорты о привлечении их к хозяйству поступали ко двору довольно часто. Например, в сентябре 1402 г. из провинции Чжили и Бэйпин доложили о возврате 71 300 беглых дворов, в январе 1403 г. из Бэйпина — еще о возврате 130 600 дворов, в том же году из Хэнани-о возврате 302 230 дворов, в 1410 г. из области Цинчжоу в Шаньдуне — о возвращении 13 400 крестьян и т. д. [23, цз. 11, 190, цз. 16, 292, цз… 25, 461–462, цз. 106, 1373]. Местные власти усердствовали, ибо знали, что это вызовет одобрение свыше. Однако в целом по стране процесс бегства крестьян с земли не прекращался, так как для радикального его пресечения потребовалось бы внести коренные изменения в положение крестьянства.
Во всех трех вышеназванных аспектах «заботы о народе» — переселении крестьян, посадке на землю ссыльнопоселенцев и возвращении беглых к хозяйствованию — можно проследить общую цель. Преобладающей здесь была материальная сторона приближения к идеальной модели государства. С помощью описанных мероприятий правительство пыталось добиться расширения обрабатываемых площадей, увеличения числа налогоплательщиков и в конечном счете общей суммы налоговых поступлений. Причем последнего мыслилось достичь именно развитием производства вширь, но никак не за счет намеренного отягощения налогового бремени.
Налоговая политика
Понимая, что увеличение налогов может иметь крайне нежелательные последствия для государства как в экономическом, так и в социальном плане, правительство Чжу Ди стремилось не допускать этого. Здесь проявляется еще один из основных аспектов политики «заботы о народе», несколько отличный по своей направленности от описанных выше.
Отмеченное понимание опасности, которую таило возрастание налогового бремени, отчетливо проступает в официальных документах начала XV в. Трезвые соображения подсказывали, что у крестьян нельзя отнимать необходимый продукт. «Крестьяне целый год тяжело трудятся. Помимо [уплаты] всех налогов [им нужно] одеваться. [Средств на это] у них постоянно не хватает… Где же народу взять пищу и одежду?» — говорил император [23, цз. 141, 1695–1696]. Вместе с тем осознавалась и опасность возмущения народа в случае увеличения налогов. Например, распоряжение, данное в октябре 1423 г., в частности, гласило: «В нынешнем году во [многих] местах, где случались наводнения и засухи… не собраны [налоги] зерном и соломой. Местные же власти не переставая требуют их уплаты. [Поэтому] может затаиться недовольство против императорского двора» [23, цз. 262, 2399].
В связи с названными соображениями правительство Чжу Ди наряду с призывами к чиновным властям «обеспечивать своевременную уплату налогов» настаивало на сугубой осторожности в подходе к данному вопросу. Указ от 29 декабря 1417 г. рекомендовал чиновникам всей страны: «Побуждая [население] к уплате налогов и отработке повинностей, нужно блюсти равенство, распределяя налоги, — следовать справедливости» [23, цз. 194, 2044]. Императорский двор осуждал «безрассудное беспокойство народа налогами» со стороны местных властей и декларировал, что подобные случаи не соответствуют его «устремлениям» [23, цз. 87, 1154].