Императорский Китай в начале XV века

Что касается усилий по привлечению к хозяйствованию и посадке на землю как можно большего числа тяглецов, то при отмеченной выше незаинтересованности крестьян в приобретении государственной земли их эффект также снижался. Переселение на пустующие земли велось, как указывалось, недостаточно интенсивно, без единого плана и главным образом по инициативе местных властей. Последнее порождало случайность, прецедентность в данном вопросе, что, в свою очередь, не позволяло в полной мере решить с помощью переселения проблему обработки пустующих площадей. Еще в меньшей степени она могла быть решена посадкой на землю осужденных, число которых все же было ограничено, а заинтересованность в труде на новом месте невелика.

Более ощутимый результат в данном направлении давала политика возвращения беглых крестьян. Но нужно учитывать, что местные власти, боясь предусмотренного за утечку людей наказания, далеко не всегда докладывали о бегстве и предпочитали выкачивать с оставшегося населения установленную сумму налогов, перекладывая на его плечи дополнительные тяготы. О том, что последнее имело место, свидетельствуют попытки правительства Чжу Ди бороться с подобным явлением [23, цз. 51, 763, цз. 99, 1301]. К тому же возвратившиеся беглецы вновь попадали в условия, близкие к тем, которые вынудили их прежде покинуть хозяйство. Поэтому в источниках зафиксированы случаи повторного бегства крестьян с земли. Например, в январе 1404 г. двору сообщалось: «В уезде Цзаоцян [близ] Чжэньдина народ, вернувшийся [из бегов] к хозяйствованию, из-за участившихся засух и [налета] саранчи [снова] во множестве бежит» [23, цз. 26, 482]. Все это не давало возможности покончить с проблемой бегства.

Налоговое бремя, несмотря на некоторые меры, проведенные центральным правительством для его частичного ограничения и облегчения, в течение первой четверти XV в. фактически продолжало возрастать. Так, налоговые ставки 1408 г. были выше, чем в 1405 г., а налоги в 1415 г. были выше, чем в 1408 г. [23, цз. 76, 1039, цз. 160, 1819]. Но иногда правительство было непоследовательным в своих действиях. Это сказывалось в том, что оно само зачастую санкционировало введение дополнительных налогов [23, цз. 39, 650, цз. 115, 1472, цз. 123, 1546]. Местные же власти не были заинтересованы в снижении налогового бремени населения. Отсюда встречаются такие записи, как, например, в докладе из Чжили в июле 1419 г.: «В последние годы снова перестали отменять зерновые налоги с тех дворов, [которым вменялось в обязанность] выращивать [для казны] лошадей» [23, цз. 213, 2142–2143].

Тяжесть налогового бремени и последствия, к которым это вело, хорошо отражены в указе от 11 мая 1421 г., где говорится: «Налоги взимаются постоянно, [люди] жестоко обираются и эксплуатируются, несчастье распространяется на земледельческие общины… Потребности государства не урегулированы… налоги и арендная плата слишком тяжелы, отработочные повинности [распределяются] неравномерно, а народ не удовлетворен» [23, цз. 236, 2264].

Особенно тяжелым было положение крестьян, обрабатывавших казенные земли. В ноябре 1404 г. двору докладывали: «В тринадцати областях провинции Цзянси налог с казенных земель в 10 раз тяжелее, чем с частных… Все казенные земли обрабатываются [лишь] бедным людом» [23, цз. 35, 610–611]. Даже если учесть, что выражение «в 10 раз» гиперболично, то разница все же была значительна. Другие сходные данные позволяют говорить о том, что подобные явления наблюдались повсеместно [23, цз. 110, 1409].

Возрастание налогового бремени помимо всего было связано с грандиозными строительными работами и военными походами начала XV в. Недаром в одном из официальных распоряжений признавалось, что «поход войск, с каждым днем все дальше уходящих [в сторону] северных иноземцев, тяжелым бременем [ложится] на народ» [23, цз. 261, 2391].

Отмеченное возрастание налогов подтверждается также бурным ростом недоимок, особенно заметным к концу царствования Чжу Ди. Упоминавшийся цензор Дэн Чжи в своем докладе двору в 1420 г. писал, что в стране почти повсеместно налоги не погашены! за два-три года, а в некоторых округах и уездах — за четыре-пять лет [23, цз. 219, 2176]. Характерно, что практиковавшиеся отмены недоимок мало меняли общее положение. Так, например, только за три года, с 1419 по 1421 г. (после отмены задолженности до 1419 г.), новые недоимки составили 9 762 353 даня риса, предназначенного для местных властей и воинских гарнизонов, 12 771 420 даней риса, предназначенного для поставки в обе столицы и для войск во Вьетнаме, 20 000 цзиней шелкового волокна, 89 282 отреза полотна, 1 075 970 отрезов шелка, 5000 отрезов прочих тканей, 5 703 116 динов ассигнациями, 600 000 цзиней хлопковой пряжи [23, цз. 250, 2341–2342],

Отмены налогов и недоимок, описанные выше, были в значительной мере случайны, так как, прибегая к этому средству, правительство почти всецело полагалось на инициативу местных властей. Интересы же последних в данном вопросе далеко не всегда совпадали с интересами центра. Подтверждением этому служат очень часто встречающиеся записи в источниках о сокрытии местными чиновниками бедственного положения в своих районах и продолжении ими взимания налогов в полном объеме (см., например: [23, цз. 124, 1563, цз. 129, 1601, цз. 187, 1997]). В равной мере они не проявляли инициативы в оказании материальной помощи пострадавшему от бедствий населению. В этой связи вполне закономерным выглядит следующее пессимистическое признание императора: «Земля [наша] обширна, и [я], вероятно, еще не знаю полностью всех [бедствий]» [23, цз. 95, 1264].

Идеальный в теории порядок организации запасов на случай голода и ремонта ирригационных сооружений выглядел на практике в XV в., по словам ученого конфуцианца Ян Бо, следующим образом: «С тех пор как у местных властей стало больше разнообразных обязанностей (имеется в виду время после смерти Чжу Юань-чжана. — А. Б.), дела, связанные [с обязанностью создавать] удобства для народа, становятся для них [чем-то] неожиданным. Когда случается бедствие, [они] не знают, какие принять меры. Недавно я узнал, что на юге [страны] из каждых десяти казенных амбаров для запасов зерна девять пустуют. Даже здания амбаров не сохранились. Большинство прежде [сооруженных] водохранилищ захвачены мироедами и перегорожены для [отвода воды] на [их] собственные поля. Дамбы обвалились, плотины разрушены» [24, цз. 14, 624].

В свою очередь, Дэн Чжи докладывал, что чиновные власти частным образом распродают поступающее в казенные амбары для запасов зерно, а иногда оно и вовсе «не доходит» до амбаров [23, цз. 219, 2177]. Следует также иметь в виду, что создание запасов на случай голода производилось за счет дополнительных поборов с населения и поэтому отягощало налоговое бремя.

К тому же центральное правительство не было последовательно в деле оказания помощи пострадавшим. Весьма показательны в этом плане события в Шэньси в 1418 г. 22 августа императорским указом предписывалось открыть здесь государственные амбары для выдачи помощи, ибо народ бежал и умирал голодной смертью [23, цз. 202, 2094]. А через три недели, 15 сентября, пришел новый приказ из центра: собрать здесь в виде дополнительного налога 200 тыс. даней зерна для отправки войскам в Ганьсу [23, цз. 203, 2100].

Все это, вместе взятое, снижало эффективность помощи и не давало ей стать инструментом, посредством которого можно было бы радикально бороться с трудностями китайской деревни.

Фрагментарность и случайность, наблюдаемые на примере постановки дела с отменой налогов и недоимок, а также оказанием помощи пострадавшим, характерны и для многих других мероприятий правительства Чжу Ди, которые имели целью улучшить положение в сельском хозяйстве. Например, сталкиваясь с многократными просьбами с мест о ликвидации неудобств, связанных с доставкой налогов, оно старалось идти навстречу просителям в каждом отдельном случае. Но это отнюдь не вызывало попыток пересмотреть всю устаревшую систему доставки налогов. Более того, когда в 1421 г. члены Академии Ханьлинь Ли Ши-лян и Цзоу Ши выдвинули предложения о таком пересмотре, правительство не реагировало на них [23, цз. 236, 2265].

В равной степени борьба с задержкой в приеме налогов на местах сдачи и с несоответствием состава требуемых налогов профилю местного производства велась в начале XV в. лишь в тех случаях, когда об этом становилось известно двору. Однако, как отмечалось, далеко не все местные чиновники обладали достаточной смелостью и желанием, чтобы ходатайствовать перед центром об удобствах налогоплательщиков.

Неизбежной фрагментностью страдали и усилия, предпринимаемые для усовершенствования дел в сельском хозяйстве. Судя по жалобам самого правительства, доклады о «бедах и пользе» народа поступали не часто и далеко не отовсюду [23, цз. 25, 456, 465, цз. 29, 521]. Исправлялось же и усовершенствовалось положение лишь в том уезде или округе, откуда поступал доклад. Правительство, как правило, не заботило то, что подобное положение может быть в соседних округах, а тем более в других провинциях страны. Считалось, что в остальных местах все в порядке, поскольку оттуда не поступают сигналы о неблагополучии.

Кроме того, следует учитывать, что исправлялось лишь то, что местные власти или специальные эмиссары считали возможным довести до сведения двора. «Беды и польза» народа определялись исключительно властями, а никак не самим населением. Исправление и усовершенствование дел шло в духе идеалов официальной конфуцианской морали, опять-таки далеко не во всем совпадавшей с нуждами населения. О какой-либо единой для всей страны программе улучшения положения крестьянства вопрос не ставился. Отсюда при оценке данных мероприятий следует, как упоминалось, говорить о субъективном стремлении правительства Чжу Ди улучшить дела в сельском хозяйстве, нежели о действенных шагах в этом направлении.