Императорский Китай в начале XV века

В том же плане снисходительного отношения к мелкой торговле можно расценивать и резолюцию двора от 14 октября 1413 г. о деятельности такой категории коммерсантов, как бродячие торговцы. Она гласила: «Что касается бродячих торговцев, [действующих] на внутренних территориях (в Китае, а не за его пределами. — А. Б.), то тем, кто имеет свидетельство о своей профессии, разрешается [торговать]» [23, цз. 143, 1706]. Отсюда следует, что правительство заботилось лишь о том, чтобы соблюдали принятые порядки — все купцы должны иметь свидетельства на право занятия торговлей и не выезжать за пределы страны, а о самом же существовании бродячей торговли вопрос не ставился.

Чем же можно объяснить столь явственно проступающее на примере приведенных фактов внимание правительства Чжу Ди к интересам в первую очередь мелких торговцев? Думается, что отмеченное отношение к мелкой торговле находится в прямой связи с описанной в предшествующей главе политикой «заботы о народе». Как свидетельствует приведенный выше ответ императора по поводу инцидента, имевшего место в декабре 1403 г., жизненный уровень мелких торговцев был отнюдь не высок. Им приходилось иногда вкладывать в операции все свое имущество, включая необходимые жизненные средства. Они вынуждены были идти в кабалу, к «сильным домам». Подтверждением этому могут служить и относящиеся к более позднему времени записи источников. Например, Э. П. Стужина, приводит следующую запись: «В домах у бродячих торговцев и местных оседлых торговцев обстановка очень простая. Они не одеваются в пестрые шелка и не едят сладкой и жирной пищи, очень осторожно и осмотрительно ведут дела» [116, 204]. То же самое можно сказать и о положении ремесленника, продавшего свои изделия.

Поскольку правительство Чжу Ди, как следует из упомянутого ответа, довольно четко представляло себе уровень жизни мелких торговцев, оно считало, что идти на дальнейшее их притеснение, значило бы обречь значительную их часть на разорение. Лишенные средств к существованию, они пополнили бы пауперизированные слои и умножили бы число недовольных правительством в народе, который и без того подвергался тяжелой эксплуатации. Это никак не отвечало интересам двора, пытавшегося по возможности достичь «успокоения» народа. В этом контексте снисходительное отношение к деятельности мелких торговцев не представляется удивительным. Политические интересы, вкупе с реальным пониманием необходимости допущения коммерции, брали в данном случае верх над догматической теорией, осуждавшей торговлю, как таковую, как «низкий» способ получения средств к существованию.

Мелкая торговля также не вызывала опасений, связанных с усилением имущественного расслоения, нежелательного для имперской политики. В этом отношении можно было бы ожидать негативной позиции скорее к крупному купеческому капиталу. Однако и по отношению к нему в первой четверти XV в. не высказывалось прямого осуждения. Правда, можно предположить, что, говоря о чрезмерных прибылях в декабре 1403 г., император имеет в виду именно это. Но говорит он не столько о крупных купцах, сколько о «сильных домах», т. е. об аристократии и крупных феодалах, занимающихся помимо прочего посреднической торговлей. В данной связи следует учитывать, что снисходительное отношение правительства к мелким торговцам, несомненно, отвечало интересам всего купечества. Каких-либо практических мер по нарочитому ущемлению одного лишь крупного купеческого капитала в начале XV в. не наблюдается.

Вместе с тем в источниках исследуемого периода можно найти ряд свидетельств терпимого отношения двора к торговле в целом, а не только к мелкой. Например, в июне 1404 г. Управление по сбору налогов в уезде Ляньцин (пров. Шаньдун) докладывало, что среди прочих причин, приведших к недостаче налоговых поступлений, имеет место сокращение притока купцов, вызванное войной и разорением. В ответ на это Чжу Ди. указал, что следует добиться восстановления хозяйства и, в частности, того, чтоб туда снова стали приходить торговцы [23, цз. 31, 560]. В приказе же об основании нового города Фоти в пограничной полосе, датированном 1 октября 1414 г., среди прочего отмечалось: «Купцам из различных мест, которые пожелают прибыть туда и поселиться там, также разрешить [заниматься торговлей]» [23, цз. 155, 1789]. Как видим, вопрос об ущемлении «побочных» занятий в данных случаях не поднимался, равно как не делалось различия между мелкими и крупными купцами.

Практическое признание правительством Чжу Ди необходимости и полезности купеческого капитала ярко проявилось на примере торговли солью. Хотя, как отмечалось выше, существовала легальная частная добыча соли, но основная ее масса сосредоточивалась в руках казны, так как соль считалась товаром, монопольно принадлежавшим ей. В ограниченных, строго нормированных количествах соль распределялась среди населения из расчета на душу населения. Но, помимо того, уже при Чжу Юань-чжане началась широкая распродажа соли купцам в обмен на зерно. В начале XV в. этот порядок закрепился и получил дальнейшее развитие.

Распродажа государственных соляных запасов при Чжу Ди использовалась главным образом как средство быстрого и мобильного создания продовольственных резервов в нужных районах. Потребность в этом возникала прежде всего в армии. Из гарнизона Пуань в Гуйчжоу, например, докладывали: «В этой местности много гор, а [пахотной] земли мало, не хватает для [организации] военных поселений. На кораблях и повозках также трудно добраться [сюда], и подвоза продовольствия из других [мест] нет. Ныне призвали купцов вносить зерно в обмен на соль для снабжения солдат» [23, цз. 216, 2159]. Воинское начальство из Датуна писало двору: «Продовольствие, выдаваемое [в виде рациона] и выплачиваемое [офицерам] в Датунском… гарнизоне из казенных амбаров, скоро иссякнет. Надо вербовать купцов и открывать обмен соли на зерно» [23, цз. 227, 2221]. Подобных докладов в начале XV в. можно найти в источниках довольно много. С помощью привлечения купеческого капитала создавались и запасы продовольствия для армии, отправлявшейся во вьетнамский поход в 1406 г. [23, цз. 58, 851–852].

Особую необходимость в постоянном подвозе провианта испытывали пограничные районы, где было много войск и мало земледельческого населения. Поэтому распродажа соли при условии доставки туда продовольствия постоянно практиковалась властями. В «Мин шу» по этому поводу записано: «Во времена Юнлэ потребности пограничных [районов] полностью обеспечивались [за счет зерна], полученного [от распродажи] соли. За каждый инь [соли] (208 л. — А. Б.) здесь брали по 2 доу 5 шэн (26 л. — А. Б.) зерна. Поэтому богатые торговцы [вели] большую торговлю, и все устремлялись в пограничные районы» [33, цз. 81, 1653].

Использовался обмен зерна на соль и для снабжения продовольствием новой столицы — Пекина — и ее округи [23, цз. 124, 1557; 29, цз. 80, 7265 (4)]. Наконец, эта мера практиковалась казной и просто для получения средств при скоплении излишних запасов соли [23, цз. 33, 588]. При этом иногда плата за соль принималась ассигнациями [23, цз. 33, 588].

Государство прибегало к услугам купеческого капитала и для транспортировки соли, рассчитываясь при этом определенной долей перевозимых запасов. В 1404 г. в аппарате шести ведомств были даже разработаны нормы такой оплаты [23, цз. 28, 507].

Приобретаемая купцами соль с выгодой перепродавалась населению, так как казенные подушные нормы были недостаточны. Если бы такая торговля не давала прибыли, то государству было бы трудно привлекать купцов везти зерно в отдаленные и труднодоступные районы. Однако в источниках зафиксированы случаи, когда эквиваленты обмена не устраивали купцов. В этих случаях местные власти предлагали идти на существенное снижение расценок соли (иногда даже вдвое), делая зерновой взнос «удобным для купцов», и двор одобрял такие действия [23, цз. 139, 1676, цз. 216, 2159]. Озабоченность тем, что в некоторых местах купцы «мало выигрывают», высказывалась в специальном докладе, поданном двору Ся Юань-цзи в 1403 г. [23, цз. 15, 280].

В этой связи нужно сказать, что распродажа казенной соли торговцам велась не повсеместно и без определенной регулярности. Инициаторами здесь могли, выступать местные власти, но во всех случаях требовалась виза центрального правительства. Из-за отмеченной нерегулярности цены на соль в разных местах и в разное время могли быть различными. Как показывает сопоставление многочисленных конкретных данных, в первой четверти XV в. они колебались от 15 до 52 л зерна за 1 инь соли. Если соотношение цен в каком-либо районе становилось слишком невыгодным для казны, власти могли поднимать их [23, цз. 28, 508, цз. 36, 622–623, цз. 196, 2058]. Иначе говоря, правительство пыталось сохранять контроль за торговлей солью, ограничивая ее местом, временем и иногда регулированием цен. Но, сопоставив отдельные сообщения о распродаже соли, можно убедиться, что в рассматриваемый период эта мера практиковалась весьма часто и подчас одновременно в нескольких провинциях страны [23, цз. 15, 280, цз. 28, 508, цз. 33, 588, цз. 58, 851–852, цз. 102, 1332–1333, цз. 139, 1675–1676, цз. 154, 1784, цз. 196, 2058, цз. 216, 2159, цз. 227, 2221, цз. 244, 2299].