Империя ненависти

— Ты действительно будешь спать с другими девушками?

В ее тоне звучит обида, сокрушение, которое, блядь, потрошит меня.

— Мы не в отношениях, Николь. Это называется секс. Без всяких обязательств. Погугли.

— Тогда я не позволю тебе прикасаться ко мне. Обращайся к своим девкам для проблем с эрекцией.

— Какого черта ты драматизируешь?

— Значит, просьба об элементарной человеческой порядочности теперь называется драмой? Ладно, тогда я королева драмы. Тебе стоит потереть одну, потому что мой рот не будет касаться этого члена.

И затем она убегает в комнату Джейдена, оставляя меня здесь, с яростью и желанием задушить ее нахуй.

Теперь мне приходится заново знакомить свой член с рукой и надеяться, что их любовно-ненавистный роман продлится еще какое-то время.

Весь оставшийся день Николь игнорирует меня. Просто игнорирует. Как будто она королева, а я паж в ее распоряжении.

Это одна из ее отвратительных черт, которую я ненавижу с тех пор, как мы были юными. У нее есть тенденция заставлять окружающих чувствовать себя меньше, чем гребаной грязью.

Во время ужина Джейден, мой единственный союзник, не считая непостоянной Лолли, спрашивает:

— Как вы познакомились?

Николь смотрит на брата, потом на меня.

— Мы ходили в одну школу.

— Это не было официальным знакомством. Мы даже не разговаривали в школе.

Я потягиваю суп, наполовину удивляясь тому, что могу говорить во время еды, наполовину испытывая искушение все это выблевать.

— Когда вы начали общаться? — спрашивает Джейден.

— Когда я спас ее от аллергической реакции. Она бы умерла, если бы не я.

— Это неправда, — говорит Николь.

— Хочешь вызвать врача? У тебя было удушье.

Глаза Джейдена расширяются.

— Из-за персиков?

— Именно так, приятель. Твоя сестра знала, что у нее на них аллергия, но все равно украла и спряталась, чтобы съесть.

— Раньше у меня не было такой сильной аллергической реакции, — ворчит она, откусывая кусочек еды. — С того дня я никогда не ела персики.

— Ты просто сосешь эти леденцы вместо этого и заполоняешь этим цветом все, что можно.

— Нет.

— Твой ежедневник, чехол для телефона персикового оттенка.

— Он единственный был в наличии.

— Твой ежедневник тоже персикового оттенка.

— Совпадение.

— Могу поспорить. — Джейден смотрит, между нами, наполовину не замечая, наполовину интересуясь напряжением, которое вот-вот разгорится. — Вы стали близки после этого?

Я фыркаю:

— Нет после того, как она выдала меня как виновника, который дал ей персики.

— Я никогда этого не говорила, — промурлыкала она. — Мама и тетя Нора сами догадались.

— Хорошая попытка. — я выпиваю целый стакан воды, удивляясь, что не давлюсь. — Теперь ты скажешь мне, что не доносила на меня дюжину раз, которые последовали за этим.

— Нет.

— Тогда почему ты ходила за мной по пятам, как дьявол за плечами?

Она поджимает губы, но ничего не говорит.

— Так я и думал.

— Ты всегда так делаешь, — выплюнула она. — Предполагаешь что-то и подтверждаешь это, даже не спросив меня об этом.

— Ты никогда не предлагала объяснений.

Она поднимает подбородок.

— Мне нечего тебе объяснять.

— Фантастика.

— Блестяще.

Джейден испускает долгий вздох, качая головой, как старик.

— Мне уже пора идти в свою комнату? Вы собираетесь начать целоваться?

— Не в этой жизни, — шипит Николь.

— Никогда, — говорю я в то же время.

— Слава Богу. — Джейден поднимает плечо. — Это все равно противно.

Нет, это не так.

Но я не говорю этого и вместо этого ем свою отвратительную еду, которая вдруг перестает казаться такой уж ужасной.

Николь смотрит на меня, а я смотрю в ответ.

Играй сколько хочешь, Персик. Я уже одержал победу в этой игре.

Глава 20

Дэниел

Воздержание капризная сука с проблемами абстиненции.

Мой член ненавидит меня. Мое тело ненавидит меня.

Я ненавижу себя.

Но не настолько, чтобы сломаться.

До этого я пережил полторы недели без секса. Что такое четыре дня?

Очевидно, около четырех десятилетий в человеческих годах, судя по моим подростковым заскокам, когда в поле зрения появляется эта проклятая девушка.

Неважно, во что она одета, в платье, простые джинсы или длинный халат. Все, что я чувствую, это необходимость трахнуть ее, пока ни один из нас не сможет нормально дышать.

В тот вечер, сразу после того, как она сказала мне слово на букву «Е», а я без обиняков заявил, что она может идти сосать, я столкнулся с ней на кухне, когда она готовила абрикосовый сок. Я готов поставить свою карьеру и левое яйцо на то, что она пьет его, потому что этот фрукт больше всего напоминает персики. Но в любом случае, когда моя рука нечаянно коснулась ее, она посмотрела на меня с таким снобизмом, что я был одновременно тверд и раздражен, как огненный шар.

Она показала на себя и сказала:

— Это запрещено.

Затем откинула свои локоны и направилась обратно в свою комнату.

Я вынужден был остановить себя, чтобы не пойти за ней, иначе у нас на руках было бы убийство второй степени.

Мы с моим членом до сих пор не решили, что мы думаем о ее вновь обретенной уверенности. Она сияет, как ангел, парящий над плечом Бога. Не то чтобы она не обладала уверенностью несколько недель назад, но она держала ее в тайне, склонив голову и прикусив язык, сохраняя свою работу и Джейдена.

В последнее время, однако, ее прежняя сущность начала проглядывать сквозь трещины. И как бы мне ни хотелось трахнуть эту Николь до беспамятства, она мне не нравилась.

Она не была уверенной в себе. Она граничила с высокомерием, с наклонностями злобной девчонки и знаком суки на лбу.

И будь я проклят, если не подрежу эти крылья, прежде чем она снова превратится в себя прежнюю.

— Ваш кофе, — мило говорит она, наклоняясь так, что половина ее груди почти вываливается из блузки.