Империя ученых (Гибель древней империи. 2-е испр. изд.)

Хороший лук трудно натянуть, но посланная из него стрела летит высоко и вонзается глубоко. Хорошую лошадь трудно объездить, но она может далеко везти тяжелый груз. Прекрасный талант трудно найти, однако мудрый может дать совет правителю и оценить достоинства.

Мо-цзы

За безобидными «беседами» тогдашних ши нетрудно увидеть их бессилие претворить свои «возвышенные устремления» и их разочарование в прежних целях «чистой» критики. Эти беседы знаменуют пору переоценки ценностей в традиции ши.

Ситуация в лагере Цао Цао особенно явственно отобразила дилемму сотрудничества и противостояния военного режима и ученых людей. Наиболее удовлетворявший политическим чаяниям ши, к тому же человек образованный и первоклассный поэт, он был во многих отношениях и наиболее чуждым им. Он, по собственному признанию, «не происходил из славных мужей», не считал нужным с ними церемониться и до самой смерти держал подчиненных в страхе.

Но, как мудрый политик, Цао Цао воспользовался всеми выгодами сотрудничества с ши. Еще в начале карьеры он добивался покровительства «чистых» сановников и хвалебных эпиграмм от корифеев «чистых суждений». В бытность региональным военачальником Цао Цао с готовностью прибегал к услугам ши и умел делать им комплименты.

Особенно большую роль в привлечении ученых людей на сторону Цао Цао сыграл его советник Сюнь Юй, выходец из именитого в кругах «чистых мужей» инчуаньского семейства Сюнь, перешедший к Цао Цао от Юань Шао в 191 году⁵. Предложение Сюнь Юя «собрать со всей Поднебесной одаренных и красноречивых конфуцианских ученых» не вызвало энтузиазма у его хозяина, но он не стал стеснять свободы действий своего советника. За несколько лет Сюнь Юй рекомендовал Цао Цао 16 человек, названных в источниках «славными мужами». Среди них девять были уроженцами Инчуани, трое – района Чанъаня и трое – восточных областей. Когда Цао Цао захватил владения Юань Шао, его советники указали ему тамошних «славных мужей», часть их Цао Цао назначил правителями уездов [Саньго чжи, цз. 11, с. 10б, цз. 23, с. 5б]. В юго-восточных районах Цао Цао также распорядился назначить правителями уездов местных «славных мужей», после чего, отмечал хронист, «среди служилых людей постепенно установился порядок» [Саньго чжи, цз. 12, с. 13а]. Присоединив в 208 г. север Цзинчжоу, Цао Цао и на сей раз наполнил свое окружение многими видными ши с юго-запада. В конце концов под началом Цао Цао собрался почти весь цвет «славных мужей», включая потомков Ли Ина, Чэнь Ши, Чжун Хао и других патриархов «чистой» критики.

Привлекая ши, Цао Цао, как и все диктаторы, действовал по принципу «разделяй и властвуй». Под его руководством, сообщает хроника, «отбирали только чистых и непорочных людей. Те, кто не следовал в поведении главному, даже если они имели громкую известность, не могли продвинуться. Поэтому среди ши Поднебесной не было таких, кто не проявлял бы истово бескорыстие и порядочность» [Саньго чжи, цз. 12, с. 8а].

Решительно подавляя аристократические тенденции, Цао Цао ничуть не считался с престижем ши и убирал каждого, кто своим авторитетом представлял хотя бы малейшую угрозу его диктатуре. Но та же обтекаемая формулировка напоминает о том, что Цао Цао, взявшийся за воссоздание бюрократии, не мог не признавать морали «чистоты» и не опираться на институты традиции ши. Общество «славных мужей» в ставке Цао Цао продолжало жить по своим законам и вести за собой провинциальную элиту.

В жизнеописании Ли Дяня, местного магната, примкнувшего к Цао Цао вместе с несколькими тысячами семей зависимого люда, сказано, что в столице Ли Дянь «чтил конфуцианскую изысканность, не спорил с военачальниками из-за почестей, преклонялся перед достойными шидафу» [Саньго чжи, цз. 18, с. 2б]. Можно предположить, что «достойные шидафу» в ставке Цао Цао, выступая своего рода связующим звеном между центром и местным обществом, способствовали консолидации нового режима на основе культурных ценностей ши.

Сразу после решающих военных побед Цао Цао сановник Хэ Куй обратился к нему со следующим предложением: «Порядок в государстве установлен только в самых общих чертах, и при отборе на службу не руководствуются действительными качествами людей. Я полагаю, что впредь кандидатуры отбираемых на службу должны быть прежде определены в деревнях, чтобы старшие и младшие занимали свои места и не нарушали порядка» [Саньго чжи, цз. 12, с. 14б]. Программа Хэ Куя, одобренная Цао Цао, предполагала использование в политических целях практики «чистых суждений», выражавшей интересы и ценности ши.

О том, что эта программа имела реальную социальную базу и проводилась в жизнь, можно заключить из биографии Лу Су, советника Сунь Цюаня. В 208 г., когда Цао Цао предложил Сунь Цюаню мир, Лу Су говорил своему патрону: «Если я перейду к Цао, он отправит меня в родную округу (Лу Су был родом из области Линьхуай. – В. М.), чтобы там определили мое положение в обществе. Я всегда смогу получить должность служащего и ездить в запряженном быком экипаже в свите чиновника. Я буду вращаться в обществе ши, подниматься по службе и всегда буду иметь возможность занять должность в провинциальных управах» [Саньго чжи, цз. 54, с. 12б].

Местное общество ши, о котором говорил Лу Су, являлось лишь основанием целой пирамиды «чистых суждений» в иерархии служилых людей. Вершину ее увенчивали «достойные шидафу» в столице, которые слыли «славными мужами в пределах четырех морей». Как символы единства ши, они представляли ту социальную среду, на базе которой, как мы увидим ниже, в северном Китае выросла стабильная политическая система. Напротив, государства Лю Бэя и Сунь Цюаня не могли перерасти рамки региональных группировок, державшихся только на личной преданности их членов своему вождю и потому не имевших будущего.

Трудно согласиться с мнением Тан Чанжу и других китайских историков, считающих Цао Цао последовательным противником «чистых суждений» [Тан Чанжу, 1955, с. 92]. Скорее следует говорить о двойственности политики Цао Цао, стремившегося совместить относительно неустойчивую военную диктатуру со стабильным социально-политическим укладом, оформлявшимся традицией ши.

Сохранились и другие свидетельства того, что дом Цао охотно обращался к традиции «чистых суждений» в своей политической пропаганде. Когда в 219 г. Сунь Цюань временно признал верховную власть Цао Цао, сановник Чжун Ю направил наследнику последнего Цао Пи записку следующего содержания: «Бывший управляющий работами Сюнь Шуан из моей области говорил: „Человек должен жить страстно. Как ненавистны те, кто ненавидит меня, и как милы те, кому я мил!“ Думая о Сунь Цюане, я нахожу его ненавистно милым!». В ответ Цао Пи писал: «Из вашего послания я узнал, что вы очарованы южным государством. Что касается „чистых бесед“ управляющего работами Сюня и вашего мнения о „ненавистно милом“ Сунь Цюане, вздыхая и смеясь, я не выпускаю письма из рук. Если Сунь Цюань снова начнет свои происки, мы должны заклеймить его ежемесячными оценками Сюй Шао» [Саньго чжи, цз. 13, с. 5б].

Ответ Цао Пи подтверждает мнение о том, что «чистыми беседами» именовали в то время практику суждений о людях, причем наследник Цао Цао связывает их с традицией «ежемесячной критики» Сюй Шао. Цао Пи отдает дань пропагандистской значимости «чистых бесед», но шутливый тон переписки вновь наводит на мысль об утрате «чистой» критикой реальной почвы, что и повлекло за собой трансформацию «чистых суждений» в изысканно-риторическое словотворчество.

О жизненной позиции и нравах ши в ставке Цао Цао можно судить на примере одного из авторитетнейших «славных мужей» своего времени – Кун Жуна (153-208).

Отпрыск именитой служилой семьи, Кун Жун был последним из старой гвардии поборников «чистоты». Еще в юные годы он заслужил похвалу Ли Ина и прятал скрывавшегося за преследования Хэ Юна, за что едва не поплатился жизнью. С началом военной смуты он укрепился в Бэйхае, где оказывал всяческие знаки внимания ученым людям. Вынужденный оставить Бэйхай под натиском повстанческих отрядов и соседних военачальников, Кун Жун в 196 г. нехотя примкнул к Цао Цао и служил в резиденции Сянь-ди.

Вся деятельность Кун Жуна при дворе была сплошной конфронтацией с диктатором. Когда Цао Цао под надуманным предлогом заключил сановника Ян Бяо в тюрьму, Кун Жун первым встал на защиту человека, который, по его словам, имеет за собой «четыре поколения чистой добродетели и чтим в пределах четырех морей». Когда Цао Цао предложил ужесточить наказание, Кун Жун стал его главным оппонентом, думая в первую очередь о защите достоинства служилых людей. На приказ Цао Цао запретить в целях укрепления дисциплины производство и употребление вина Кун Жун откликнулся ядовитой запиской, в которой советовал запретить заодно и браки, поскольку женщины тоже отвлекают от государственных дел. Наконец, когда Кун Жун потребовал восстановить власть ханьского дома, Цао Цао казнил строптивого сановника, задним числом обвинив его в безнравственности.