Империя волков
Шрифт:
– Я... я не знаю.
– Кого вы покрываете, засранцы?
Поль не стал вмешиваться, понимая, что далеко Шиффер заходить не станет. Его грубость была последним всплеском ярости.
Таной не отвечал, только хрипел и таращился.
Шиффер ослабил хватку, позволив турку глотнуть воздуха, и пробормотал ему в ухо, глядя на свисавшую с потолка голую лампочку, которая ходила ходуном, как обезумевший маятник:
– Держи язык за зубами, Таной. Никому ни слова о нашем визите.
Хозяин мастерской поднял глаза на старого сыщика. На его лицо вернулось угодливое выражение.
– Мой рот всегда на замке, господин Инспектор.
35
Вторая
Поль молча вел машину, наслаждаясь возвращением в мир нормальных людей, но радовался он недолго: улицы Фобур-Сен-Дени и Фобур-Сен-Мартен остались позади, ткани и фурнитура в витринах лавочек сменились томными складками мехов и кожами.
Поль повернул направо, и они оказались на улице Сен-Сесиль.
У дома 77 Шиффер сделал ему знак остановиться.
Поль предполагал увидеть жуткую клоаку, забитую кожами и окровавленными шкурами, провонявшую бойней, но, войдя, они попали в маленький засаженный цветами дворик, умытый утренней росой. В глубине стояло нужное им здание, и только забранные решетками окна фасада выдавали в нем промышленный склад.
– Предупреждаю, – бросил Шиффер, переступая порог, – Гозар Гальман поклоняется идолу. Это Тансу Чиллер.
– Кто такой Циллер? Футболист?
Сыщик хмыкнул. Они поднимались по длинной деревянной лестнице.
– Тансу Чиллер – бывший премьер-министр Турции. Факультет международного права Гарварда. Министерство иностранных дел. Глава правительства. Блестящая карьера.
Поль недоуменно пожал плечами:
– Классическая карьера политического деятеля.
– Бесспорно, если не считать того, что Тансу Чиллер – женщина.
Они прошли площадку второго этажа, просторную и темную, как часовня. Поль заметил:
– В Турции, наверное, мужчины часто берут за образец для подражания женщин...
Шиффер захохотал.
– Знаешь, не будь ты реальным человеком, тебя следовало бы выдумать. Гозар – тоже женщина! Она – "тейзе", "тетушка", "крестная" – в широком смысле этого слова. Тейзе заботится о своих братьях, племянниках, кузенах и тех, кто на нее работает, улаживает их дела. Посылает маляров подлатать стены их лачуг. Отправляет посылки семьям на родину, продлевает документы, "подмазывает"
легавых, чтобы не досаждали. Она "плантаторша" но добрая.
Третий этаж. Склад представлял собой огромный зал с серым паркетным полом, усыпанным кусками пенопласта и папиросной бумагой. В центре из досок, положенных на козлы, были устроены прилавки, заваленные коробками, пластиковыми корзинами, розовыми миткалевыми мешками с надписью "ТАТИ" и чехлами для готовой одежды...
Мужчины вытаскивали пальто, куртки, блузоны и накидки, щупали, разглаживали, проверяли качество подкладки и развешивали на плечики. Стоявшие напротив них смуглолицые женщины в платках и длинных юбках обреченно ждали приговора.
Над залом нависала застекленная антресоль,
задернутая белой шторой: идеальный командный пункт для наблюдения за работой подданных. Шиффер без малейших колебаний, ни с кем не здороваясь, начал взбираться по крутым ступенькам на площадку, держась за перила.Комната в мансарде была чуть меньше нижнего зала и выходила окнами на черепично-цинковый пейзаж парижских крыш, перед дверью был разбит настоящий сад из комнатных растений.
Несмотря на внушительные размеры, забитая мебелью и безделушками студия напоминала скорее будуар начала века. Поль шагнул внутрь и разглядел первые детали. Вышитые скатерти и салфетки были повсюду: на компьютере, музыкальном центре, телевизоре, под фотографиями в рамочках, стеклянными безделушками и огромными фарфоровыми куклами в пышных кружевных платьях. На стенах висели рекламные постеры, воспевающие красоты Стамбула. Маленькие яркие килимы на перегородках заменяли шторы. Национальные флажки из бумаги и почтовые открытки, прикнопленные к несущим деревянным колоннам, дополняли картину.
Письменный стол из массива дуба с кожаным бюваром стоял у правой стены, а в центре, на огромном ковре, располагался крытый зеленым бархатом диван. В комнате никого не было.
Шиффер направился к дверному проему, закрытому жемчужной шторой, и позвал непривычно нежным голосом:
– Драгоценная принцесса, это я, Шиффер. Так что красоту можешь не наводить.
Ответа не последовало. Поль сделал еще несколько шагов по комнате и вгляделся в фотографии. На каждом снимке хорошенькая рыжеволосая женщина с короткой стрижкой улыбалась знаменитым президентам – Биллу Клинтону, Борису Ельцину, Франсуа Миттерану. Наверняка та самая знаменитая Тансу Чиллер...
В этот момент полог из бусин раздвинулся, и Поль повернул голову: на пороге стояла женщина с фотографий – вполне реальная, только более массивная.
Гозар Гальман намеренно подчеркивала сходство с премьер-министром – без сомнения, желая еще больше укрепить свою власть. Черные брюки и туника, оттененные несколькими драгоценностями, подчеркивали нарочитую строгость стиля. Ее движения и походка окончательно дополняли высокомерный образ деловой женщины. Весь этот антураж словно ограждал ее невидимой чертой от остального мира. Посыл был ясным и недвусмысленным: никакого кокетства, обольщение не пройдет.
Лицо хозяйки между тем было "сделано" в прямо противоположном стиле. Круглое белое, как у Пьеро, лицо в ореоле ярко-красных волос с загадочно мерцающими глазами: веки Гозар были подведены оранжевым карандашом и усеяны блестками.
– Шиффер, – позвала она гортанным голосом, – я знаю, зачем ты здесь.
– Слава богу, хоть один сообразительный человек попался на нашем многотрудном пути!
Женщина рассеянно передвинула несколько бумаг на своем столе.
– Я не сомневалась, что тебя в конце концов вытащат из нафталина!
Она говорила почти без акцента, разве что слегка растягивала слова в конце каждой фразы – казалось, она делает это намеренно.
Шиффер коротко представил Поля и Гозар друг другу. Он был более чем вежлив, и Поль догадался, что с этой женщиной он будет говорить на равных.
– Что тебе известно? – спросил он без долгих проволочек.
– Ничего. Меньше чем ничего.
Гозар еще несколько секунд перебирала документы на столе, потом медленно подошла к дивану и села, изящно скрестив ноги.