Империя. Цинхай
Шрифт:
– Я так готовилась… - прошептала Николь, положив голову на подушку и рассматривая засыпающее лицо Сандо. Хотелось провести пальцем по каждой черточке. Она выспалась и наверняка не уснёт, как же быть?
– Ты думаешь, я не заметил? – не поднимая век, произнёс Сандо. Его рука дотянулась под одеялом до тела девушки и притянула к себе. Развернув её так, чтобы было удобно влить одну фигуру по контуру другой, наёмник прижал её спину к своей груди, уткнувшись носом в изгиб между шеей и плечом. Николь ощутила жар и напряжение. Его губы захватили широким размахом участок светлой кожи, поцеловав так, будто эта часть Николь навсегда должна была перекочевать в него. Не оставляя засосов, но тем не менее чувствительно впиваясь и прикусывая, Сандо прошёлся по её загривку, получая наслаждение от того, что в его руках женщина. Он не лукавил, секса у него не было с весны, так что, даже обессиленный и засыпающий, он с удовольствием поддавался тактильным инстинктам, когда хочется лапать, лапать, лапать! Опустив руку и, переборов сопротивление слабой ладони Николь, он забрался под её трусики и,
Комментарий к Полуготовность
*Ёсико Кавасима – японская шпионка китайского происхождения, азиатский аналог Маты Хари. Находилась в родстве с последним китайским императором Пу-И из маньчжурской династии, но работала против Китая на Японию.
** Ёсико Кавасима, по слухам, не брезговала связями с женщинами и умела их соблазнять ради шпионских миссий.
========== Цинхайские будни ==========
Всем ли женщинам необходимы мужские объятия? Наверное, нет. Какая-то с лёгкостью может обойтись без них, не видя ничего особенного в том, чтобы более сильные, чем у неё самой, руки, обхватывали её плечи и прижимали к широкой и твёрдой груди, на которой нет, собственно, такой же груди, как у неё – мягкой и выпуклой. Что в этом примечательного? Обмен теплом и энергией? У рационалисток для тепла существуют калориферы и шубы, а для подачи энергии алкоголь, кофе или коты. А рационализм – это очень положительное качество, как считается нынче, поэтому его стремятся приобрести, вместе с тем избавившись от иррациональных потребностей. Разумеется, в объятиях нет ничего сверхъестественного, они не удовлетворяют в том смысле, в каком это делает секс, но в каком-то другом определённо удовлетворяют. Где-то на уровне сердца и желания защищённости, желания понимания и чьего-то присутствия. Объятия намного лучше избавляют от чувства одиночества, чем секс, а потому, если женщине их не хочется, невольно задумаешься, а нормальная ли она женщина? В двадцать первом веке, третьем тысячелетии, где ультрамодные и передовые личности называют делёжку на два пола «клеймением» и «гендерным стереотипом», жутко озвучить вслух мысль, что женщины должны хотеть такое от мужчин, а мужчины – должны хотеть обнимать крепко-крепко женщин. За такое можно и ретроградом из каменного века прослыть, или не уважающим чужую личность и индивидуальность ксенофобом. Однако, получивший подобные объятия уж куда реже страдает депрессиями, личностными расстройствами и внутренними конфликтами, а потому иногда хочется всё-таки смело заявить: объятие между мужчиной и женщиной – лучшее оздоровляющее средство, спасающее от проблем, стрессов и тяжести окружающего мира. И Николь в этом плане впервые попала под прямое излучение этой народной медицины, когда мускулистое плечо, не дающее пошевелиться, пробуждает в тебе любовь к новому дню, к жизни, к людям, к самой себе, прежде казавшейся никчёмной и неприкаянной. Обнаружив в себе, наконец, приходящую в норму и адекватность, без истерик и психозов, женщину, Николь вдвойне пришла в восторг от того вида объятий, которые пришлись на её долю в этот не совсем ранний час – утренние, постельные, нежные и одновременно нерушимые. Пахло сонным мужчиной и его закаленной плотью, подбородок овевало его дыхание. Девушка не смела копошиться, зная, что наёмник среагирует острым слухом и чутьём, будет растревожен, и в постели долго валяться не станет, проснётся и подскочит, спеша на тренировки, завтрак, пробежку, в душ – куда угодно! Она лежала дольше часа, не меняя позы, немея и затекая, но упираясь, чтобы не гладить и не трогать лежавшую на ней смуглую руку, вынося впившийся в спину лифчик, вжатый в неё Сандо.
Хотелось попить прохладной воды, смочить горло, и ворочаться в постели, но Николь сдерживалась. У вольных братьев железная выдержка, она, как стремящаяся завоевать одного из них и приходящаяся сестрой другому такому, хоть и оставившему это в прошлом, обязана терпеть тоже, как они. К счастью, Сандо сам не стал спать слишком долго, и около часа дня открыл глаза с приглушённым грудным звуком, оповестившим о его пробуждении. Что-то вроде «кхм», но не горлом, а глубже; медленный растянутый вдох, как будто запасающий организм кислородом на день - и Сандо после него уже в ясном и чётком сознании. Он чувствовал, что Николь не спит, поэтому сжал её в хватке, притянув к себе, и стал одновременно потягиваться, зевая, и придерживать поочередно свободными руками китаянку. Девушка отмерла, расслабляясь и огорчаясь одновременно: чем кончится вся эта идиллия? Неопределенностью, скандалом, расставанием? Завершительным или краткосрочным? Она посмотрела на смоляные волосы Сандо, которые он развязал перед сном. Настоящий корсар, внешность абсолютно бандитская и опасная, с проступившей щетиной, одни шрамы чего стоят! Красивее она никогда никого не видела: таких чёрных волос, таких чёрных глаз, таких чёрных бровей и ресниц, что глаза мерещились чуть подведенными. Как можно было одновременно так пугать и манить своим обликом? Браслеты, амулеты на шнурках и цепочках он не снимал, когда ложился, и мыться, насколько она помнила, чаще залезал с этим всем. В отличие от Хенкона, татуировок у Сандо было мало, и все в неброских местах, скорее укромных. Самой приметной была строчка под ключицей,
гласящая: «Если ты ненавидишь, значит, тебя победили». Николь коснулась её пальцем, на ощупь не выделяющуюся, поймав взор Сандо.– Доброе утро, - хрипло выдохнул он, погладив по волосам и щеке ту, с которой проспал несколько безмятежных часов. Как всё-таки это было странно. Много лет до этой назойливой блондинки он не засыпал ни с кем в кровати, не делил ложе до рассвета и уж тем паче после него.
– Доброе… - улыбнулась она. – Ты ненавидишь Николаса? Он же тебя побеждает, - потыкала она пальчиком в тату. Сандо засмеялся, снова сомкнув веки. Он никуда не торопился! Он готов был ещё полежать с ней, и от этого Николь возрадовалась сильнее прежнего.
– Нет, смысл немного другой… Выигрывать и проигрывать в промежуточных боях, соревнованиях, мелких драках – это одно, а побеждать или быть поверженным в войне, крупной и окончательной битве – другое.
– И… у тебя есть те, кого ты ненавидишь?
– Наёмникам чужды эмоции, у нас нет личной заинтересованности, нет любви, нет ненависти. – Николь с болью отвела взгляд, но сумела промолчать. Они договорились, что будет только физическая связь, что они будут скрываться ото всех, и роман этот ничего не стоит, ничего не значит, зачем же вновь поднимать тему того, что она хочет любви, хочет большего, ведь и сама готова давать это!
– Откуда же и для чего эта надпись? Если тебе неведомы чувства, - процедила осторожно Николь, не переходя на их личности. Надо говорить отстранённо, и они не поругаются.
– Когда-то были ведомы. Я ненавидел. Однажды. Когда по-настоящему проиграл. – Сандо указал на шрам в районе сердца. – Видишь? Меня победили, потому что умер один человек. Смерть – это то, что необратимо, она и только она является полным провалом и проигрышем, а до тех пор, пока Николас просто бьёт мне морду – победителей нет. Спроси его, он скажет то же самое, уверен.
– Тот человек, который умер…
– Я не хочу говорить об этом, Николь, - оборвал её грубо Сандо, приподнявшись и посмотрев на время. – Надо бы вставать и позавтракать.
– Заметь, я не предлагаю вызвать горничных, чтобы они принесли еду на двоих в постель, - не решившись настаивать, чтобы не утерять устоявшийся мир, поддержала смену темы девушка. – Смотри, как я хорошо себя веду, не напрашиваюсь, не прошу лишнего, не требую от тебя каких-то розовых соплей и романтики. Ты же не разделяешь моего желания позавтракать вместе, верно?
– Даже если бы разделял, никто не должен знать о нас, Николь, пожалуйста, это создаст много проблем. Нам обоим лучше встречаться тайно, без лишних глаз, ушей и пересудов.
– Да какое «о нас»! – скрестила на груди руки Николь и откинулась на подушку, поскольку Сандо выпустил её. Глядя на её надувшееся лицо, он умилённо приподнял брови, любуясь злобной и мстительной китаянкой, выжимавшей из себя, из последних сил, кротость и покорность. – Между нами когда-нибудь что-нибудь будет? Ты водишь меня за нос.
– Кстати, как раз об этом я и хотел с тобой поговорить. – Сандо лёг обратно, без сантиментов схватив пальцами за лицо Николь, сжав её щёки и завладев сложенными в недовольный узел губами. Жаркий и властный поцелуй за секунду растопил весь лёд и снял оборону ершистой крепости. – Ты дала мне понять, что твои чувства достаточно глубоки, и не ограничиваются пустой похотью…
– Забудем об этом…
– Нет! Николь, я хочу, чтобы ты поняла, что чувства не выражаются только сексом. Я хочу, чтобы ты, если испытываешь ко мне что-то, научилась находить приятное в сотне других мелочей, а не озабочено бегать, подыскивая кусты для спаривания. Ты понимаешь меня? – Девушка растерялась.
– Что ты имеешь в виду?
– Что ты должна научиться разговаривать со мной, проводить со мной время, слышать меня, чувствовать меня и разделять со мной не только постель. Ты должна понять с моей помощью, что мужчина – это не фаллос, он им не ограничивается, даже если начинается и кончается этим органом. Научись уважать того, кого жаждешь поиметь, и мы переспим. – Николь округлила глаза, забыв как произносить слова. Уважение, разговоры, чувства! Она о таком давным-давно и не мечтала, лет в двадцать точно перестала искать в мужчинах что-либо, кроме возможного партнёра, который смог бы удовлетворить. Она и брак рассматривала для себя только в одном ключе – чтобы трахаться было не противно и, желательно, не наскучило быстро. Какие к чёрту разговоры? Разве с мужчинами есть о чём разговаривать? Они не слушают женщин, и постоянно говорят об интересном только им самим. – Ты поняла меня, Николь?
– Сандо, если наши свидания будут проходить урывками и украдкой, то о чём идёт речь?!
– О том, что мы не животные, которые будут присовываться по углам. Или ты не согласна?
– Согласна, но… мы же такие разные! Едва мы начинаем болтать, как ссоримся и орём.
– Если мы настолько не подходим друг другу, не вижу смысла трахаться, Николь.
– Нет-нет, я не это хотела сказать! – испугано замотала она головой. Сандо засмеялся и забрался на неё, поглаживая светлое лицо. От смеха в уголках его глаз прорезались морщины, придавшие ему больше мужественности и зрелости. Белоснежные зубы на тёмном лице вызывали бешеное сердцебиение у Николь. Они вновь поцеловались, утрачивая ощущение пространства и времени. Обхватив его поясницу ногами, девушка с удовольствием бы стянула с них нижнее бельё и перешла к главному. Но руководил их отношениями Сандо, и Николь, прежде пытавшаяся доказать всем, и самой себе в первую очередь, что сумеет распорядиться собственной жизнью и даже указывать другим, почему-то с удовольствием отдала всю инициативу в руки Сандо, готовая подчиняться, соглашаться и следовать за ним по указанному курсу. По пятам. Хоть на край земли.