Империя

Глава IV ЧЕРНЫЙ ЛЕГИОН

Вы можете иметь в жизни все, чего вы хотите,

если вы просто поможете другим людям получить то,

чего хотят они.

Зиг Зиглар

Рассвет только вступал в свои права, и яркое солнце еще готовилось к своему пробуждению, а на улицах и в переулках города, которые вели в храмы, на рынки и к сенату, было уже многолюдно. По мощеной дороге, проложенной через форум к Капитолию, шли не спеша два человека. При встрече с ними горожане отходили в сторону, чтобы уступить им дорогу. По их внешнему виду можно было понять, что это люди высшего сословия. Мало того, все знали, куда они идут: сенаторов еще по-прежнему уважали и почитали.

Сквозь их полупрозрачные плащи, сотканные из тонкой шерсти, просвечивали туники с широкой пурпурной полосой, которая проходила от плеча вниз. На ногах были надеты сапоги из дорогой, хорошо выделанной кожи с несколькими ремешками, скрепленными меж собой серебряной пряжкой. Такую обувь могли позволить себе только очень богатые люди. Оба сенатора вели спокойный разговор, не обращая ни на кого вокруг себя никакого внимания:

– Ради всех богов, что за спешка? Интересно, почему нашему императору потребовалось назначить заседание на столь раннее время? – говорил стройный пожилой человек с породистыми чертами лица и красивыми руками, украшенными перстнями. – Обычно о заседаниях сената объявляют заранее на форуме, а в этот раз ко мне прямо ночью пришел гонец с посланием от Тиберия. Представляешь, Марк? Я возмущен. При покойном Октавиане такого не было. Чтобы знатных людей дергали без всякого предупреждения, тем более, ночью. Я вчера лег поздно, когда солнце уже давно погасло на небе. Мой сын Клементий вернулся изрядно побитый, и я долго вел с ним беседу. Он говорил, что твой слуга Сципион оскорбил меня и моего сына. Но, как сказал мой мальчик, ты пообещал проучить своего простолюдина. Смотри, Марк, твой пес должен получить по заслугам. И я не пойму, почему мне нужно идти до сената вместе с тобой. Я знаю, ты опять будешь вести разговор о своем легионе, который якобы должен спасать нас от всяких бед, но уверен, что почти все поддержат меня в том, чтобы не позволить тебе создать его. Хватит нам и преторианской гвардии. Или ты думаешь, что мы безумны и не понимаем, что отборный легион воинов может влиять на политику империи? И что воины всегда благосклонны к тем, кто им покровительствует? Святейший Август в пылу отчаяния дал тебе надежду на воплощение твоих планов, но, слава богам, у Тиберия хватило разума остановить тебя.

– Не ворчи, Силан. Тем более мы уже почти пришли, и я не вижу смысла ссориться. У нас будет еще не одна возможность оскорбить друг друга. А насчет твоего мнения, так лучше обсудить его после того, как мы узнаем, для чего нас собирают в такую рань, – ответил Марк.

– Может, ты и прав, но поверь: я своих взглядов не поменяю.

– Никогда не говори так. Жизнь, мой друг, – очень странная штука. Ни ты, например, ни я не знали, что сегодня встретимся в столь ранний час, но случилось именно так, хотя мы и предполагать вчера этого не могли. Посмотри вперед, Силан. Здание, где мы заседаем, уже видно, – проговорил Марк, глядя на роскошное строение с узорчатыми колоннами, украшенными богатой резьбой. Вдоль ведущей к нему дороги стояли статуи богов и великих людей, два фонтана взмывали вверх и, плавно опуская свои струи в мраморные чаши, орошали все вокруг себя водяной пылью. – Когда несколько веков назад люди возвели это здание, они рассчитывали на то, что мы будем обсуждать здесь важные вопросы, приходя по ним к согласию. Ты ведь понимаешь, что от наших решений зависят судьбы многих. Ты ведь помнишь о далеких временах, когда между римскими гражданами и сенаторами не было раздоров.

– Времена изменились, Марк! С теми временами ушло в прошлое и былое согласие. Теперь мы живем по принципу «каждый сам за себя и для себя». Выгода и деньги, Марк, – вот что теперь движет людьми.

– Я думаю, твои слова будут неопровержимы до скончания веков. Жадность и стремление к выгоде, Силан, – в этом сущность людей, здесь ты прав. Совсем недавно я объяснял одному своему приятелю, что люди предадут любого ради собственного благополучия, выгоды и, конечно, богатства. Представляешь, он убеждал меня в обратном.

– Скажи своему приятелю, что он безумец. Скорее всего, он лишен рассудка, раз считает так. Любой нормальный человек, если хочет жить в достатке, должен получать выгоду из своих действий. Иначе он обречен на нищенское существование.

– Да, стремление к выгоде всегда управляет людьми.

– Может, твой приятель к тому же считает, что и люди должны быть все равны? Что нельзя разделять их на свободных и рабов, богатых и бедных?

– Представь себе, именно так он и рассуждает. Говорит, мол, что все люди братья.

Услышав эти слова, Силан рассмеялся и, смахнув с глаз выступившие на них слезинки, продолжил:

– Тогда мы жили бы как стадо глупых животных.

– А мы и так живем как животные во главе с вожаком. А не кажется ли тебе, Силан, что большинство людей ведут себя намного хуже животных? Из всех земных существ только человеку было дано богами сознание, но он упорно им не хочет пользоваться. Он не развивается, а иногда и вовсе не контролирует свои действия. Зато почему-то ценит себя очень высоко.

Эти слова для хитрого лиса Силана были словно пощечина. Он прекрасно понял, что имел в виду Марк.

Зашли в сенат они порознь. Силан явно презирал Марка и, в общем-то, не считал нужным скрывать этого. К его великому сожалению, его шпионы не могли собрать о Марке никакой информации, словно этого человека и не было вовсе. И хотя его знал весь Рим, он посещал пиры и театры, участвовал в дебатах и был сенатором, никто не мог назвать его род. Все как один говорили, что знают его давно и что он из знатного семейства, а вот из какого – не могли припомнить, ссылаясь на других, мол, они-то точно знают. Но те тоже не могли сказать ничего дельного, кроме того, что кто-то когда-то познакомил их с Марком. Этот кто-то, в свою очередь, также указывал на какого-нибудь общего знакомого, который их свел, и так до бесконечности. И вся эта неопределенность пугала Силана. Он знал все и про всех, а подноготную своих политических соперников и вовсе изучил досконально. На каждого у него было собрано целое досье из пергаментов и папирусов. Все их черные делишки были у него на виду, и он, словно кукловод, мог манипулировать ими. А те, кто не подчинялся его воле, попросту исчезали вскоре после того, как к императору на глаза попадал тот или иной свиток. И это в лучшем случае. В худшем тело непокорного висело на кресте возле главных ворот Рима. И вот теперь этот Марк, непонятный и пугающий своей бесконечной пустотой, словно он и не человек вовсе, а призрак, застрял в мыслях у Силана, точно заноза, попавшая под кожу и начавшая потихоньку нарывать, принося пока еще маленькую, но все же боль. Сколько он ни пытался подсылать к этому хитрому змею своих людей, в том числе самых красивых женщин, способных вскружить голову любому, никто так и не смог добыть для него никаких сведений. Более того, все эти люди, как проклятые, либо исчезали бесследно, либо становились жертвами каких-то непонятных болезней. От этого Силан еще больше ненавидел Марка. Ненавидел за то, что тот был не подвластен ему и вел себя явно хитрее. Понимание этого съедало Силана изнутри. Как он, потомок великого рода, богатый и знатный, не может усмирить этого относительно молодого выскочку, которому все последние годы удается планомерно двигаться к своей цели, отстраняя его, Силана, с его марионетками на второй план? Да еще и делая это так умно, что и не придерешься, словно они сами хотят уступить ему дорогу, а не он их к тому вынуждает.

«Слава богам, что Октавиан Август скончался, так и не дав ему завершить то, что он задумал. Ах, как хитро и, самое главное, вовремя преподнес он идею о создании Черного легиона. Но Тиберий пока под моей властью, и уж я постараюсь уничтожить этого хитрого змея!» – проходя вглубь помещения, думал про себя Силан.

Вокруг здания толпился простой люд. Видно было, что сегодняшнее заседание явно его интересовало. На ступеньках, у выхода и по периметру стояли вооруженные римские преторианцы. А раз они были здесь, значит, и сам император, скорее всего, уже находился внутри.

«И откуда эта голытьба все узнает, да еще и с такой скоростью?» – с недоумением глядя на все прибывающую чернь, подумал Силан.

Дойдя, наконец, до зала заседаний, он увидел, что место императора покрывают красным бархатом, а раз так, Тиберий точно будет присутствовать здесь и обсуждаться будут довольно серьезные вещи. Место правителя делило зал на две равные половины, уставленные длинными деревянными скамьями. Сенаторы постепенно заполняли их, рассаживаясь, кто где хотел. Здесь никто не имел определенных мест, кроме Цезаря.

Вот почему Силан даже не понял, как оказался рядом с тем, с кем меньше всего хотел соседствовать. По какому-то злому року или дурному стечению обстоятельств они расположились на одной из скамеек вместе с Марком. Старый сенатор аж фыркнул от возмущения и хотел было пересесть, но в это время в толпе собравшихся у дверей людей началась какая-то непонятная суета. Проход быстро освободили, и по нему до кресла прошел высокий человек с гордо поднятой красивой головой. Все сенаторы тут же встали, приветствуя вошедшего в зал императора Цезаря Тиберия Клавдия Нерона. Показав жестом, что тоже рад всех видеть и что они могут сесть, он опустился на свое место, обвел присутствующих внимательным взглядом и произнес:

– Для процветания и блага народа римского вот обращение мое к вам, сенаторы, – печально и негромко начал Тиберий, нерадостно глядя на собравшихся. – Тревожная весть заставила меня созвать вас сегодня сюда в столь ранний час. Недавно мне стало известно о том, что подстрекаемые нашими врагами…

Тиберий, и правда, не знал, кто эти враги. У Рима их было столько, что можно было подумать на каждого. Император опустил взгляд, затем резко поднял свои пронзительные глаза и, пристально посмотрев на сенаторов, продолжил: