Имперский колдун

– Город ест, пьет, и, не забудь, послезавтра День Объединения, гулять все будут. Император обычно в это время выставляет угощение, ну и вообще народное гулянье. Лавки загружаются по полной, потом с неделю полупустые прилавки будут.

– Я и забыла… в твоей глухомани ни праздников, ни выходных – только тихие болотные будни. Ну не сердись, не сердись! Я вправду довольна, что мы возвращаемся в столицу! Если бы еще не такой повод… как думаешь, наш мальчик тут? Где он устроился? Как он?

– Процентов на восемьдесят – он тут. Мы же нашли его след? Нашли! Только вот рассказы о нем какие-то слишком сказочные… Ну, то, что он играл на далире, понятно… где только он его взял? Но чтобы ТАК играл, чтобы все вспоминали его через много месяцев… Не знаю, откуда такой талант?

– Наш мальчик вообще талантлив! – вздернула носик Лора. – Только ты не замечал его талантов! Старался приставить к печи, как простого пекаря! А он – родовитый дворянин! Вот!

– Угу, – скривился Шаус, краснея и наливаясь злостью. – Напомню тебе, что пекарское дело кормило нас очень неплохо, и ты никогда не гнушалась помогать мне, при всем твоем родовитом происхождении! А он – не может?

– Прости… я не то хотела сказать. Успокойся. Ты молодец. – Лора извиняюще тронула руку мужа. – Ты не мог бы как-то сделать так, чтобы мы поскорее проехали? Мне и вправду хочется под крышу, я устала от путешествия.

– Держи поводья, я схожу к воротам. Может, кого-то из старых знакомых увижу. Хотя вряд ли – почти два десятка лет прошло. Но чем боги не шутят?

Шаус спрыгнул с повозки и ловко приземлился, как огромный лесной зверь. Лора проводила его взглядом и подумала, что с годами Шаус ничуть не изменился. Такой же грузный, могучий, но при этом быстрый и ловкий, как призовой боец.

Впрочем – почему «как»? В свое время он выигрывал призовые бои – и на кулаках, и на мечах. Когда жил в столице. После женитьбы Лора попросила его больше не участвовать в призовых схватках – как бы там ни береглись, но всегда существовала опасность получить тяжелую травму или вообще погибнуть. Шаус не протестовал. Он вообще был довольно покладистым мужем, если, конечно, спор не касался их с женой расхождений в тех понятиях, которые для него жизненно важны. У него имелись четкие представления о том, как надо жить и что есть зло, а что добро. И в основном эти представления совпадали со взглядами Лоры, не создавая между ними никакой почвы для раздоров. Может, потому они и прожили вместе столько счастливых лет.

По крайней мере Лора так считала. Любовь любовью, но, если взгляды мужа и жены на то, что происходит вокруг, не совпадают, любовь не выдержит напора и лопнет как мыльный пузырь.

Шаус шел, оставляя следы в мелкой, нагретой солнцем пыли, осторожно обходя «ловушки» конского и коровьего дерьма. До ворот недалеко, и отсюда был слышен крик – вопил возчик, фургон которого до основания загрузили бочонками, видимо, с вином.

Шаус прислушался к спору между возчиком и привратными стражниками, улыбнулся – вечный скандал! Как всегда, император к празднику повысил сбор на ввоз в город некоторых продуктов и напитков – святое дело нажиться на празднике, надо же на какие-то деньги поить и кормить чернь! Возчик, само собой, такое обстоятельство считал дерьмовым, а тех, кто собирал деньги, называл дерьмецами и жуликами. Он поносил их последними словами, не спеша расстаться с деньгами за въезд. Строптивого ругали другие возчики, подпрыгивающие от нетерпения, он поливал матом и стражников, и коллег, так что шум стоял перед воротами совсем даже не рядовой. Предпраздничный, да.

Из города почти никто не выезжал – ну какой дурак поедет из города накануне великого веселья, дармовых выпивки и жратвы? Но, когда Шаус подходил к караульной будке, мимо процокал небольшой караван из нескольких верховых. Видимо, кто-то собрался то ли на охоту, то ли в ближайшие села. Может быть, дворяне разъезжались по своим сельским поместьям, чтобы вернуться непосредственно к празднику.

Шаус не обратил на них никакого внимания, заняв свои мысли теми, кто стоял возле караулки, – группой стражников в блестящих кольчугах с нашивками императорской службы. В центре группы из семи солдат стоял седой мужчина с некогда рассеченной и не очень хорошо сросшейся губой. И не только губой – его лицо представляло собой что-то вроде крестьянского поля, изборожденного плугом, – время и соперники не оставили на нем ни одного гладкого местечка.

Кое-где красовались порезы после бритья – да и немудрено; с таким-то лицом да не порезаться? Особенно если делаешь это с похмелья! А Егрус любил выпить, это Шаус помнил с тех времен, когда они, молодые стражники, шатались по улицам города, пытаясь найти дорогу в казарму, где жили новобранцы, не имеющие своего жилья.

Егрус громко кричал и на возчика, и на подчиненных. Шаус увидел у него знак уснара – похоже, друг юности был тут старшим.

У Шауса потеплело на душе – Егрус был в общем-то славным парнем, вряд ли его испортила служба в страже. Хотя… бывало и так, что попавший в ее ряды человек в считаные месяцы превращался в законченного циника, а иногда и негодяя – служба накладывает свой отпечаток на любого, особенно такая. Как говорится, с кем общаешься, от того и наберешься.

Негодяев в страже было предостаточно – как, впрочем, на любой другой государственной службе. Жрать-то всем хочется, а на службе императору гарантировано жалованье, обмундирование, крыша над головой, так что лезут туда все, у кого есть хоть немного соображалки и нет возможности жить на доходы от крестьян, работающих в полях хозяина.

В основном стражники были из деревень, из провинций, такая служба хорошо подходила людям недалеким, хитрым и толстокожим. Нервные, вечно бунтующие горожане в стражу шли неохотно – в столице можно жить и другим промыслом, не таким презираемым и опасным. Служба в городской страже никогда не была мирной, случись бунт – кого первого бьют?

Шаус раздвинул стражников, внимающих командиру, изрыгающему первоклассную ругань, достойную записи в специальную книгу (так красочны были некоторые обороты), подошел к нему чуть сбоку и сзади, не говоря ни слова, и стоял, пока Егрус не заинтересовался, почему это смотрят ему за плечо, и не повернулся, мгновенно хватаясь за рукоять кинжала. Реакция у него отменная – это Шаус помнил, а еще помнил, что Егрус терпеть не мог, когда кто-то подкрадывался к нему сзади.

– Тихо, тихо, старина, – добродушно прогудел Шаус, возвышаясь над приятелем, как осадная башня, – свои!

Егрус прищурил глаза, потом хлопнул себя по бокам и с радостным воплем бросился на Шауса, врезав ему по плечу ладонью так, что Шаус едва не покачнулся. При всем своем невысоком росте Егрус был очень силен, и если кто-то думал, что его раздутое бочкообразное тело наполняет жир, он ошибался. Мышцы – железные, как наковальня кузнеца. Некогда, на самой заре их дружбы, Шаус и Егрус повздорили и попытались крепко вздуть друг друга – они долго катались по казарме, ломая топчаны, под радостные крики сослуживцев, а потом разбили друг другу морды, так и не выяснив, кто же из них сильнее. Ни один сдаваться не хотел, будучи упрямым как осел. С тех пор они и подружились.

– Дружище! Ты жив! Столько лет! Смотрите, олухи! Вот настоящий стражник! Вам до него еще расти и расти! Это уснар Шаус Истарский, настоящий вояка, мой друг! Мужчина! Воин! Не то что вы – полубабы-полуослы! И кончите вы плохо, безмозглые ослоптицы! Идем, дружище, посидим в караулке, пока эти ослы вытрясают из придурка положенную плату и мзду за беспокойство! Вытащить целого уснара из караулки, оторвать его от холодного пива – может ли быть преступление более отвратительное?! Только если снять его с молоденькой девки – но за это уже положена смерть, а не мзда!

– Дядюшка Егрус, да все мы поняли! – попытался протестовать один из стражников, молодой парнишка, чем-то напоминающий Егруса, и тут же получил оглушительный подзатыльник, с напутствием и руганью, из которых Шаус понял, что сестра Егруса зря родила такого придурка, а надо было его сразу утопить, как несчастного урода, недостойного дышать воздухом этого мира. И что из человека, который не слушает своего дядюшку и делает все наоборот, не выйдет ничего хорошего, кроме поживы воронью на городской стене, после закономерной казни – как и положено всем пропащим гадам.