In vino veritas

– К вопросу о женах, - аккуратно вклинился Гессе.
– Мне так и не сказали, в чем проблема.

Это было чистейшей правдой. Знаменитый на всю Империю (и, как выяснилось, далеко за ее пределами) следователь Конгрегации первого ранга с особыми полномочиями битый час пытался расколоть собственное начальство. В ход пошли все допустимые в той ситуации приемы: вопросы прямые, вопросы окольные, лесть, шантаж, угрозы - ну, насколько можно было угрожать мессиру Сфорце в принципе. Бруно в ответ только укоризненно вздыхал, а Его Преосвященство ехидно ухмылялся и предлагал смирить нетерпение: "На месте узнаешь". До "места" снедаемый любопытством дознаватель решил не ждать...

Боярин посмурнел.

– Не могу о том говорить, майстер инквизитор. Князь строго наказал - ни слова до вашего прибытия. Клятву я принес, на Писании слово давал.

– К слову, вы же крещеный?
– уточнил Курт. Собеседник кивнул.
– А как вы сами относитесь к тому же деревенскому знахарю? И как in principium у вас дело обстоит с...

– С колдунами да ведьмами?
– подсказал боярин.
– Да нормально, нешто. Ежели потраву на скот не наводят, людей не травят, нечисть всякую на крестьян не науськивают, так и не трогаем. Архиепископ, конечно, зубами скрипит и требует гнать всех волхвующих да чудодействующих взашей. Но князь, с господским советом посовещавшись, повелел так: кто крест православный поцелует, крещение примет да клятву даст не вредить люду христианскому - тех и не трогать совсем. За остальными же следить пристально, но без причины не обижать.

Гессе восхитился.

– А народ как реагирует?

– А как он может реагировать?
– пожал плечами Фолар.
– Люди всегда побаиваются того, чего не понимают. Но коли живот скрутит - бегут сначала к ведуну, а потом уже свечку за здравие ставить. Traditio !
– щегольнул он знанием латыни, и майстер инквизитор снова улыбнулся.

Выехали действительно поутру, довольно рано. У боярина была с собой вполне неплохая карта, на которой Курт увидел отметки, сделанные углем - судя по всему, места для привалов и ночевок. Похоже было, что новгородцы привыкли к дальним походам: сумки на лошадях были собраны умело, запасные кони ухожены и спокойны, передвигался караван неторопливо, но ходко. Все были вооружены, но сталью не звенели и напоказ не 'светили'.

Вообще со стороны отряд можно было принять за банду наемников, если бы не достаточно четкая дисциплина. Молот Ведьм обратил внимание, что между собой воины шутят и даже порой подкалывают друг друга с обычным солдатским юморком - судя по выражениям лиц, - но стоило боярину отдать какой-то приказ, как исполнялся он немедленно и со всем старанием.

– Застоялись парни, - делано ворчал Фолар Ингварович.
– Соскучились без дела, вот и задираются. Даже походы по девкам не помогли.

– А как сговаривались? Они что, все владеют хохдойчем?
– интересовался Курт. Боярин отмахивался.

– Нет, хорошо умею в языки только я. Ну как хорошо: отец в свое время нанял учителя из разорившихся немецких купцов. Сказал: твой прадед пришел на земли Новгорода, не зная местной речи, но закрепился и пустил корни. Я хочу, чтобы ты, сын, имел пред ним и предо мной преимущество. Латынь же изучал при церкви, там же и греческий. Торговлей ведь живем, надобно разуметь столковаться. А эти лбы только 'пиво', 'хлеб', 'мясо' и 'ты красивая' выучили, и то уже в пути, - заливисто хохотал он.

'Лбы', угадав, что речь идет про них, поддерживали веселье, но без подобострастия. Курт довольно быстро втянулся в походную жизнь, в размеренный распорядок смены пейзажей, городов, дня и ночи. Казалось, вся жизнь прошла в пути. Впрочем, именно так оно и было, по большому счету.

Проезжали города знакомые и не очень. Вот тут когда-то довелось ловить древнюю и зловредную ведьму, а здесь 'малефик' оказался безобидным алхимиком-самоучкой, а вон там дух убитой жены являлся к мужу-изменщику... Историй на книгу хватит. А то и не на одну.

Курту неожиданно представилось девять (почему девять?!) пухлых томов, исписанных аккуратным, каким-то неестественным почерком, с лаково блестящими обложками, сделанными то ли из кожи, то ли из очень плотной бумаги... Видение промелькнуло перед внутренним взором и угасло. Майстер инквизитор было насторожился, но образы более не повторялись. Списав на дорожную усталость и убедившись, что 'сигнальная' головная боль не спешит заявляться в гости, Курт выбросил это из головы.

Когда пошли совсем чуждые земли, народ в отряде подобрался. Фолар объяснил это тем, что в пределах Империи разбойнички если и пошаливают, то в меру, и довольно часто отправляются в петлю стараниями тех же конгрегатов. Сказывается распространенная практика различных управленцев всех мастей спихивать на следователей-инквизиторов преступления не только духовные, но и светские. В той же Польше или Великом Княжестве Литовском с этим были большие проблемы.

По пути княжеский посланец рассказывал о быте и нравах своих краев, о политическом устройстве, о том, какие обычаи чаще всего кажутся странными и необычными иноземным купцам, в частности, ханзейцам. Курт дотошно расспрашивал о деталях, которые казались ему важными и периодически аккуратно сворачивал на тему жены князя, но боярин так же ловко от темы уходил. Или, если расспросы становились совсем уж настойчивыми, прямо отвечал: 'Не могу. Слово дал. Не велено'.

Наконец боярин объявил, что они на землях Великого Новгорода. Воины повеселели и расслабились. Правда, однажды из леса навстречу выехала ватага совершенно бандитского вида, но Фолар переговорил с их предводителем, они похлопали друг друга по плечам, позубоскалили и разъехались, довольные друг другом. На закономерные расспросы Курта боярин легкомысленно бросил: 'Ушкуйники . Княжьих людей, а так же тех, на кого князь укажет, они не трогают. Зато, если соберемся шведов, татар или там чудинов за брюхо взять - очень полезные ребята'.

А через несколько дней караван выехал на берег огромного озера, больше напоминавшего море. Люди навстречу попадались уже постоянно, при виде боярина и его эскорта часто останавливались и снимали шапки. Лес расступился, пошли луга и деревеньки. Наконец, вдалеке показались белые стены, и Фолар, приподнявшись в стременах, махнул рукой:

– Ну вот мы почти и дома. Здравствуй, Новгород-батюшка. Встречай гостей!

***

'Византийские схизматики , распространяющие свою версию учения, косились недобро, но работать не мешали. По приезде много пили - за встречу, как тут полагается. Было стойкое ощущение, что печень скоро отправится к Высшему Начальству, но обошлось...'

***

Князь оказался мужчиной крепкого телосложения, таким же светловолосым и сероглазым, как и его посланник. Вообще этот тип внешности в северных краях являлся самым распространенным, как успел заметить Курт. В обращении военный вождь Новгорода был прост и без лишних расшаркиваний протянул крепкую, мозолистую руку.

– Добро пожаловать в наши края. Как добрались, без лишних неприятностей?

Молот Ведьм пожал плечами и ответил на рукопожатие.

– Неприятности составляют суть моей работы. Впрочем, лишние действительно были бы нежелательны. Их и не случилось. Viam supervadet vadens.

– Верно, "дорогу осилит идущий", - раздался мягкий, но исполненный силы голос, отдающий некоторой старческой надтреснутостью. В зал вошел, точнее, плавно вступил старик, облаченный в темные одеяния с накинутой сверху епитрахилью и длинной лентой омофора. За ним, тщетно пытаясь придать своим движениям такую же неспешность и основательность, скользнул служка в простой, без украшений, темной же фелони . Князь поклонился архиепископу - а в том, что это был он, сомневаться не приходилось, - и поцеловал протянутую руку. Курт вежливо кивнул.