Иначе не выжить
Шрифт:
– 0'кэй! – крикнул в трубку Шалун. – Я перезвоню. Не грусти пока.
Владимир Евгеньевич и не собирался грустить, а его помощник – тем более. Балуев долго не мог успокоиться, когда шеф закончил разговор.
– Ну, ты даешь, начальник! Шалун теперь на цыпочках прибежит с твоей сумкой в зубах! Ты это не специально инсценировал?
– Больше мне делать нечего! Я торопился. Думал, Криворотый тебе уже под ногти гвозди вбивает! А тут ребята Шалуна подсуетились! Они ведь плодятся у него, как мухи-дрозофилы!
– Кто бы мог подумать? Самого Мишкольца ограбили в такси!
На самом деле все было
Федора было трудно узнать: взъерошенные волосы, безумно горящие глаза.
– Тебя что, подвешивали за ноги? – пошутил Геннадий. – В квартире кто-нибудь есть? Вместо ответа парень спросил:
– Что будет с Настей?
– Это дело Криворотого. Не стоит терять время. Где изумруды?
Он отодвинул совершенно потерянного Федора, прошел на кухню. Быстро освоившись, налил из кувшина воды в стакан, выпил все залпом.
– В горле пересохло, – и, присев на табурет, где несколько минут назад сидела хозяйка квартиры, вздохнул. – Тяжелая выдалась ночка.
Федор в два прыжка оказался рядом с Балуевым, поднял его за лацканы пиджака и начал трясти.
– Что вы наделали, Геннадий Сергеевич?! Как вы очутились в одной машине с этим ублюдком?! Они убьют ее! Убьют! Разве вы не понимаете этого?
От неожиданности исполняющий обязанности потерял над собой контроль – а может, сказалось нервное напряжение ночи? – резким движением высвободился из рук Федора и, как кулачный боец, ударил его с разворота в грудь. Тот не удержался на ногах и так вписался в уголок кухонного гарнитура, что не выдержала сушка с посудой и грохнулась на пол, усыпав осколками паркет. Федор закрыл лицо руками и зарыдал, будто осколки эти были не из стекла, а из живой материи.
– Не надо так со мной обращаться, Федя! – Геннадий вновь наполнил стакан водой и протянул его поверженному. – Выпей! Остудись!
Но тот, казалось, не слышал.
Балуев вернулся на прежнее место. Поправил лацканы и без того довольно помятого пиджака. Закурил. Посмотрел в распахнутое окно. Солнце уже стояло высоко. Надо было действовать, но истерика у парня затянулась.
– Ты думаешь, у меня на душе не дерьмово? Криворотый всех обвел вокруг пальца! Мы его считали тупым животным. Я сам его как-то назвал безмозглым носорогом! И он был носорогом, был! Ничего не понимаю. Не поумнел же он в одночасье. Значит, прикидывался таким серым, даже бесцветным. Водил за нос прожженного, опытного Стара. Тот не очень-то считался со своим помощником. А Пит, похоже, все это время играл в свою игру. Теперь же, став боссом, он начал играть открыто. Так-то бывает, Федя. Я сам угодил к нему на крючок. И надо считать за благо, что мы с тобой сидим сейчас на этой кухне целые и невредимые, а Пит ничего не знает о похищенных изумрудах, и мы можем спокойно их поискать.
Не в курсе, куда она их спрятала?
Федор помотал головой. Он уже пришел в себя и внимательно слушал начальника.
– Вставай. Хватит прохлаждаться! –
подхватил его под локти Балуев и помог принять вертикальное положение.– Вы сможете ей помочь? – пробормотал Федор.
– Ну-ну, приятель, – похлопал Геннадий парня по плечу, – приходи в себя. Уже пора. О ней потом поговорим.
Они принялись за работу: Балуев – с азартом, Федор – по инерции. Обыск двух первых комнат не дал результата. Комнаты были большие, загроможденные мебелью.
– Черт! Так и до вечера можно провозиться!
– Я пойду в детскую, – сообщил Федор, хотя знал наверняка, что там ничего нет. Просто комната стала ему родной, и он хотел с ней попрощаться.
Здесь еще пахло духами Алисы, ненавистным арбузом, запах которого он теперь вдыхал с наслаждением. Настольная лампа с осиротевшим цоколем будто кричала о том времени, когда под ее желтоватым светом маленькая девочка выводила в тетрадках каракули. Он представил, как она усердствует за письменным столом, кряхтит, выполняя домашнее задание. Потом бежит в кабинет отца или на кухню к матери, чтобы те проверили, нашли ошибки…
– Ну, что там у тебя? – крикнул из соседней комнаты Балуев.
– Ничего! – Для отвода глаз дернул на себя нижнюю дверцу серванта и в тот же миг захлопнул ее. Только ахнул и приложил ко лбу похолодевшую ладонь. В серванте была спрятана та самая кукла с раздробленной головой. Словно маленький трупик, чудом не истлевший, она лежала на полке.
Озарение пришло сразу, осветило яркой вспышкой, как в заплесневелой каморке у старого фотографа.
– Я знаю, где они! – закричал Федор и кинулся к туалету.
Балуев не заставил себя ждать и последовал за ним.
– Ты уверен? – сомневался он.
Здесь был только маленький навесной шкафчик для туалетных принадлежностей, больше ничего. Федор с быстротой и деловитостью хозяина откинул дверцы шкафчика и принялся шарить на полках, передвигая с места на место моющие средства и освежители воздуха. С первого взгляда было ясно, что изумрудов здесь нет, зато обнаружилось кое-что другое.
– Странное место для хранения видеокассет! – удивился Геннадий Сергеевич.
– Ее надо взять с собой. Она может оказаться не менее ценной, чем изумруды!
Балуев не придал этому значения, но предмет, который выпал из шкафчика, когда возбужденный Федор доставал оттуда кассету, крайне заинтересовал его. Он нагнулся и поднял с пола крестовидную отвертку.
– И для отверток здесь не лучшее место! – Внимательно осмотрев помещение, Балуев заметил, что вентиляционная решетка привинчена шурупами с крестообразными головками. – Погоди-ка! – Он встал на унитаз. Сделал несколько вращений отверткой. – Ее недавно снимали. Легко идет.
Решетка повисла на нижнем шурупе. Балуев сунул руку в образовавшийся тайник и радостно подмигнул сообщнику.
– Есть!..
Во дворе их встретило безбожно палящее солнце.
– Ты на свободе! – объявил ни с того ни с сего Геннадий.
Федор промолчал. Он почему-то чувствовал себя убийцей и грабителем одновременно.
В кустах напротив подъезда, ни жива ни мертва, лежала старая пуделиха.
Положив морду на вытянутые передние лапы, она, казалось, не дышала.
– Бимка! – позвал Федор. Собака подняла голову. – Бимка, иди ко мне!