Иная. Песня Хаоса

— Оставайся со мной, девица. Весь мир посмотришь, — точно по-настоящему читая мысли, предложил Вен Аур, хитро щурясь. Он встал на лапы, отчего неумело стянутая повязка соскользнула с его тела, но из-под нее уже не потекла кровь.

— Не живет человек с лесным зверем! — твердо отозвалась Котя, гордо вскидывая голову.

— Куда же пойдешь ты?

А этот вопрос опрокидывал и оглушал, она и сама не представляла, как ей теперь поступить. И Вен Аур как будто намеренно усугублял ее смятение. Рядом с ним она чувствовала себя в безопасности, от него исходило тепло. К тому же он, наверное, первый за много лет, кто охотно разговаривал с ней, спрашивал, интересовался ее мнением. Словом, считал человеком, а не безмолвной вещью в избе, вроде ухвата или кочерги.

Конечно, мать тоже любила ее, но этим и ограничивался дотоле ее мир. Девушки и парни ее возраста в деревне уходили от нее, отшатывались, как от больной. Добрые родители крепко вбили им в головы, что от «иной» они наберутся только дурного. Сначала маленькая Котя плакала и не понимала, почему дети не играют с ней. Ведь когда отец еще не ушел, она носилась в своей детской рубашонке вместе со всеми. И вдруг все изменилось! Но потом она смирилась, а на попытки соседских мальчишек задирать ее отвечала метко брошенными камнями да палками, за что заслужила прозвище «злюка-змеюка». Выходит, она и правда всю жизнь хранила осколок Хаоса, тягу к нему, раз уютнее всего оказалось с безназванным созданием.

— Я не знаю, — после долгого нерешительного молчания ответила она. — Если вернусь домой, то за отчимом приедут наемники моего жениха. А жених…

— Ты любишь его? — казалось, тревожно вскинул голову Вен Аур. Он будто ревновал, но ведь животным не заключать браков с людьми, даже самым красивым и добрым.

— Люблю? — скривилась Котя. — Я его никогда не видела! Я даже имени его толком не знаю! Меня отчим проиграл в недобрых забавах под дурман-травой. Отправили через лес в уплату долга.

Голос ее надломился; когда она рассказала об всем сама, то еще острее почувствовала безобразную несправедливость. И не находилось от нее спасения, только остаться на поляне в лесу, отрастить клыки и когти да самой обратиться в зверя.

— И после этого ты хочешь вернуться к людям? — поразился Вен Аур, шерсть его гневно топорщилась. Похоже, он презирал человеческий род.

— В лесу я остаться не могу, — обреченно ответила Котя.

— С вами всегда так. Всегда создаете себе запреты, — тряхнул по-собачьи головой зверь.

— Да я просто с голоду умру! — отмахнулась Котя, неуверенно сжимая кулаки: — А возвращаться… Никуда не хочу. Ни домой, ни к жениху.

— Голод не помеха, когда ты со мной! — подскочил Вен Аур и завилял хвостом. Котя пыталась понять: у кошек это означало волнение или неудовольствие, у собак же, напротив, веселье. Кажется, в этой повадке новый знакомый напоминал именно собак, потому что он резко кинулся на край опушки, оставляя на какое-то время растерянную спутницу в одиночестве.

Она лишь слышала скрип ломающихся веточек, но вскоре он затих. Лес застыл тишиной, отчего пробудился страх одиночества. Котя неуверенно стояла посреди поляны и прислушивалась. И вот донесся истошный предсмертный визг какого-то мелкого существа, вскоре Вен Аур появился на поляне с кроликом в зубах. Он нес его, победно вскидывая голову, крепко держа острыми зубами.

— Ешь, — воодушевленно кивнул он, кладя кролика перед Котей.

— Нужно развести огонь, — неуверенно предложила она. Мертвая тушка с перегрызенной шеей была еще теплой, водянистые крупные глаза зверька остекленели, в них навеки застыл ужас. Его поймал хищник. Но Котя и сама несколько раз несла в деревню такого же небольшого кролика. И каждый раз мать отворачивалась, говорила, что это не для женщины дело. Но Котя просто хотела есть, поэтому не задумывалась об убийстве. Как и теперь. Ее больше заботило, как развести костер в зимнем лесу.

«Был бы у меня хоть лук или праща», — пожалела она о тетиве или полоске плотной кожи, с помощью которой удалось бы покрутить самодельное сверло на дощечке. Тряпичный венчик вряд ли помог бы в этом деле, он и так сослужил бесценную службу.

— Зачем? Ешь так! — предложил Вен Аур, приветливо пододвигая лапой тушку, покрытую мехом. Снова в его движениях и интонациях почудилось некое лукавство.

— Если человек вкусит сырое мясо, то станет зверем, — ответила решительно Котя.

«Может, я этого и хочу? Слишком долго меня называли чужой, неправильной», — подумала мимолетно Котя, наклонившись над кроликом. Вен Аур услужливо отхватил кусок, чтобы не мешала шерсть. Открылось нежное розовое мясо. Котя дотронулась до него и попробовала откусить. Со всей силой она вонзила крепкие молодые зубы, но нутро ее тут же стянулось тугим узлом. Едва удалось подавить дурноту. Голод столкнулся с древним запретом и человеческой природой. Котя выронила кролика и выплюнула попавшую в рот сырую кровь.

— Не получилось, — выдохнул обреченно Вен Аур и заметно помрачнел, опустив хвост и прижимая его к задним лапам.

— Что не получилось? Что ты задумал, зверь? — заметалась Котя, опасаясь чем-то прогневать создание Хаоса. Возможно, теперь-то и начинались ее опасные испытания.

— Я думал, у тебя сейчас прорежутся клыки. И мы станем похожи друг на друга, — фыркнул Вен Аур, а потом двинулся к ней, отчего Котя испуганно прижала руки к груди. Он обнюхал ее со всех сторон, точно намеревался съесть, приподнялся на задние лапы и потянулся носом ко рту, точно еще раз проверяя наличие клыков. Но там оставались обычные человеческие зубы, и Котя не чувствовала в себе никаких изменений.

— Да что же такое… Ты обычный человек? — недоуменно вопрошал Вен Аур, отходя на небольшое расстояние и пристально рассматривая. — Как же так…

— Всегда считала, что да, — пожала плечами Котя, не имея ни малейших догадок о том, что происходит.

— Неужели обычный… Ничего не понимаю. Ничего! Проклятье, сколько лет мне еще искать и не находить. Я устал!

Он с ненавистью выпустил когти и зло царапал покрытый ледяной корочкой снег. Тонкие вытянутые ноздри гневно раздувались, а глаза вновь приобрели оранжевый оттенок, в них появилось тяжкое томление, сравнимое почти с мукой.

Котя стояла рядом, стирая рукавом кроличью кровь с подбородка, она ничем не могла помочь. А хотела бы! Она почувствовала себя виноватой, она не оправдала его надежд и отчасти сама печалилась: ей не находилось места ни серди людей, ни среди созданий Хаоса. Везде ее считали чужой и лишь ошибочно принимали за свою, а она зачем-то ото всех отличалась.

Ох, мать, глупая мать, польстившаяся на речи торгового гостя! Порой Котя представляла, как сложилась бы ее жизнь, родись она от отчима. Вряд ли на ее долю выпадало бы меньше работы, но это и не тяготило, в деревне все усердно трудились. Зато с ней бы охотно говорили, у нее бы появились друзья, а потом хороший муж, дети. Возможно, она бы стала даже чьей-нибудь первой женой, распоряжалась бы в собственной избе. Теперь же она стояла в нерешительности среди морозного леса, а Вен Аур, низко опустив голову, лишь напряженно шевелил ушами и вслушивался. Он отходил на край поляны, потом вновь приближался, ткнулся носом в бесполезные золотые браслеты из приданого, потом снова обошел со всех сторон. Котя стояла неподвижно.

— Ничего не понимаю, — вскоре пробормотал он и встряхнулся.

— О чем ты? О чем?

Котя пыталась выяснить, в чем ее вина, что случилось неправильного после неудавшегося поедания кролика. Возможно, она нарушила древний обряд гостеприимства созданий Хаоса. Но потом припоминала, что у них нет никаких ритуалов. Она просто не превратилась в монстра, как предостерегали духи и как желал на самом деле Вен Аур.

— Уже не важно, — смягчился он, кивая Коте сухо, с меньшей теплотой: — Пойдем, попробую вывести тебя из леса на дорогу. А там уж решишь, где твой жених или где дом.