Индоевропейский язык и индоевропейцы. Часть 1

— Открывать все равно надо. Тебе обязательно картотеки людей вести. Но очередность теперь не первая. Скажи, ты сообщал что во время рейда денег раздобыли. Что за деньги, у нас же все на милости?

— Боря, сам удивился, первый раз увидел, хотя слышал раз сто. Бывают Имперские бумажные билеты, гарантия обмена на наши рубли. Они на границе используются, для торговли нерадивый знает с кем. Там же на границе есть и обменники специальные. А в столице запрещены, но ими крутые бандиты рассчитываются. За особые товары, которые лучше не светить.

— Ясно, хватит фигней заниматься, возвращайся к приему людей. Запомни девиз древнего мудреца: «Кадры решают все». А лучше попроси Язву табличку нарисовать. Девочек, которых ты в Незабудку не взял, еще раз посмотри. Внешность не важна, сообразительные нужны и языкастые, с красивым голосом.

— Ой, а зачем это?

— Бука, я предупреждал, что на мое поручение можно ответить или «Сделаю» или задать уточняющие вопросы по существу. Это было второе предупреждение.

Позвонил угольщику. Сифоныч пока не сдается, но ворчать и материться уже перестал. Начал интересоваться аккуратно, что там я для него за работу приготовил.

…

К уроку резки кости прибыл с большим опозданием. В дверях столкнулся с выходящей парочкой. Алефтина гордая и сияющая вышагивала под руку с низенькой розовощекой девицей, прижимающей к нехилому бюсту пару безобразных костяных поделок.

— Скотина, где шляешься? А мы птомантию открыли, первые. Ходить надо на занятия, а не в буфете сидеть.

По мне разве видно, что я в буфете сидел? Грязные инсинуации. И язык показывать нехорошо. С другой стороны — очень хороший знак. Не игнорят, общаются, значит своим считают.

— Поздравляю, девушки, искренне рад за вас.

Выдал одну из самых мощных Бориных улыбок, сражающих наповал. Высунутый язык грудастой ученицы спрятался. Проводили недоуменными взглядами и хлопнули дверью.

Окончания урока дождался в уголке, похрустывая яблоками. Точнее огрызками. Неприкосновенный запас в три яблока еще во время лечения сжевал. В нужный момент куратор проснулся, брезгливо оглядел корявые заготовки и отправил всех вон. Со мной старался не встречаться глазами, пока дверь за последним студентом не закрылась.

…

Долго спускались по каменной лестнице в недра университета. Куратор открывал железные двери, гремя связкой ключей. Температура понижалась, пейзажи все более походили на смесь застенков гестапо со средневековыми пыточными подвалами.

Кафельный кабинет, сияющий белизной. Мощный источник света под потолком. Жарит, как прожектор. Три каталки, накрытые брезентом, с контурами человеческих тел.

— Борис, вначале ты удивил меня, заключением с крысой. Но я обдумал твои слова, прикинул и понял методы познания. Я больше не считаю приемы, которым тебя обучали, чем-то выходящим за рамки. В них нет магии, а значит не может, не должно быть ничего сверхъестественного. У тебя нулевой источник и птоманта из тебя не получится. Склоняюсь, что поспешил, пригласив тебя на этот…

— Значит я свободен, могу идти?

— Стой. — одернул куратор, — Я хочу, я надеюсь, что ты удивишь меня снова. Посмотри эти три тела и сообщи мне то, чего я не знаю. Предупреждаю, я исследовал эти трупы всеми, доступными мне способами, включая методики э-э-э… о которых не говорят со студентами.

Надеялся к тайне прикоснуться, а тут всего лишь очередная глупая проверка.

— Я просил микроскоп. Нужна химическая посуда и реактивы. Линейка, циркуль. Весы, центрифуга, да много чего нужно.

— Смотри в стенных шкафах, здесь полно всякого хлама.

Бросив первый взгляд на ближайшее тело, чуть ниже спины ощутил легкое недомогание, покалывание. Дежавю. Тоже самое чувствовал в Белозерске, когда меня исправник на чистую воду выводил. Осмотрел второго, пощупав рану на груди. Все верно, это Егора работа. Все тела с алтаря, куда дядька свозил трупы. Вот этого рыжего точно на площади видел, когда профессора представляли.

Мысли понеслись как вспугнутые воробьи. Нас раскрыли? Не инквизорий, не оберы, а университет, подвал и один преподаватель. Откуда они здесь? Зачем так сложно? Далеко не все является тем, чем кажется. К чему я это?

Трое из девяти. В столице три университета, где обучают птомантов, математика проще некуда. Если инквизорий разделил тела на три части, значит объявил конкурс на выяснение причины. Декан факультета птомантии погиб, вчера объявляли, из практиков только куратор остался. Если бы куратор был так крут в колдовании, то почему не он был деканом? Не ошибусь, если предположу — ему обязательно захочется победить. Методы работы птомантов будут везде примерно одинаковые. Все университеты дадут сходные заключения. Плюс-минус. Можно ли своему куратору помочь так, чтобы самому не подставиться?

— Осмотри эти тела, режь, нюхай, что хочешь делай, но сообщи мне то, что я не знаю. Через два часа чтобы бумага была.

— А не поделитесь, что знаете? — вопрос без ответа остался, но это я так, на всякий случай спросил. — Не хватит двух часов, тут работы на пол дня.

Куратор прогнусавил:

— На самом деле не тороплю и мешать не буду. Я запру тебя, чтобы спокойнее и не отвлекал никто. Занимайся, как закончишь, в дверь стучи. Только начнешь ты с того же, с чего мы и первый урок начинали. С фиксации резервуара. Проверка с крысой никогда не давала сбоя, но на всякий случай, убедимся окончательно.

…

Осмотр начал с ревизии стенных шкафов. Открывал, крутил в руках пыльные коробки, колбы, немудреный инструмент. Судя по состоянию — использовалось это очень давно, но однозначно по прямому назначению. В этом помещении проводились вскрытия. Раскопал стол и раковину. Вода пошла не сразу, из гнутого крана булькало, хрипело, наконец побежала рыжая струйка.

Заодно двигаясь по комнате, определил место, с которого велось наблюдение. При повороте спиной к левой стене между лопатками ощутимый холодок. Мягкий, царапающий. Ровно такой, как ощущается от наблюдателя. После ухода куратора давление на лопатки усилилось. Присоединился к наблюдению значит. Еще через время к давление добавилось сверлящее ощущение в затылке. Еще наблюдения прибыло. Сидят там в тепле, коньячок поди глушат.

Перекатил первое тело точно под прожектор и устроился так, чтобы наблюдатели мою филейную часть лицезрели. Им полезно. Сначала внешний осмотр. Повреждение одежды, обувь, загрязнения, посторонние отложения. Нет в такой работе мелочей. Точнее в мелочах обычно и скрывается эврика. Все важно, от фасона и размера, до степени износа и следов ремонта. Проверил содержимое карманов, начал снимать и рассматривать каждую грязную тряпку.

Теперь наружное исследование трупа, подробное описание посмертных изменений. Составил словесный портрет, описал особые приметы, шрамы, татуировки. Каждый миллиметр тел осмотрел через треснувшую лупу.