Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Информационная безопасность человека
Шрифт:

Вспомните сцену из фильма «Подкидыш», где Ф. Г. Раневская спрашивает девочку: «Девочка, чего ты хочешь: на дачу поехать, или чтобы тебе голову оторвали?».

Высказывания современных политиков, бизнесменов и государственных чиновников подчас буквально дублируют слова героини Раневской. Из интервью с А. Чубайсом: «Можете любить Западную Европу, можете не любить, но мы с ними должны взаимодействовать, быть на одном поле. Не хотите – не надо. Будете вместе только с Индией, Пакистаном и арабскими странами. Нравится вам это? Но только у нас будет такая же жизнь, как и там. В этом смысле нет альтернативы: западник, или не западник?».

Для того чтобы использовать этот прием, политикам и журналистам не обязательно быть знатоками кинематографа, так как сам по себе прием прочно вошел в политический дискурс и применялся, например, в Германии накануне прихода к власти фашистов. Об этом в «Автобиографии» пишет А. Кёстлер: «Поляризация, не оставлявшая среднего пути между опасными крайностями,

нарастала с роковой неотвратимостью. Об этом красноречиво свидетельствует название тогдашнего бестселлера, книги некоего Никербокера “Германия нацистская или советская?”. Не было третьей силы, не было лучшего выбора
». Воздействие на приемника этих и подобных им высказываний базируется, во-первых, на изначально ложной установке «третьего не дано», а во-вторых, на том, что априорная проигрышность одного из вариантов оттеняет (подчеркивает) мнимую предпочтительность другого. В результате этого дезинформатор навязывает (стремится навязать) выгодную для него точку зрения, а приёмник оказывается в ситуации, подобной той, которая воссоздана в стихотворении Максимилиана Волошина «Гражданская война»: «И там, и здесь между рядами // Звучит один и тот же глас: // – “Кто не за нас – тот против нас! // Нет безразличных: правда с нами!”».

Сводя до минимума совокупность возможных объяснений события, замалчивание навязывает приёмнику выгодный для источника способ их интерпретации. Исследователи манипуляции в качестве одной из используемых в её рамках технологий называют мнимый выбор. Суть этой технологии в том, что «слушателям или читателям сообщается несколько разных точек зрения по данному вопросу, но так, чтобы незаметно представить в наиболее выгодном свете ту, которую хотят, чтобы она была принята аудиторией». К конструированию ситуации мнимого выбора, реализуемого на уровне государственной информационной политики, можно отнести случаи, когда государство целенаправленно увеличивает (или способствует увеличению) количество информационных печатных органов (или каналов ТВ), которые, формально различаясь по принадлежности и непосредственным задачам, фактически сообщают один объем информации.

Замалчивание может проявляться в негласном запрете на использование определенных пластов лексики и даже конкретных слов. Это, в первую очередь, слова, фиксирующие понятия (идеологемы), концентрацию внимания на которых социума власть или хозяева СМИ считают по той или иной причине нежелательными.

Замалчивание проявляется и в академической традиции, в частности в том, что в толковые словари, претендующие на полноту и адекватность воспроизведения лексикона того или иного языка, по идеологическим соображениям не включаются определенные слова. То есть обходятся молчанием (по сути – объявляются несуществующими) лексемы, которые или содержат в своем оценочном плане негативное отношение к компонентам государственного устройства, или именуют реалии и понятия, о существовании которых официальная идеология предпочитает не упоминать, так как они характеризуют её в невыгодном свете. А. Вежбицка отметила слова, незарегистрированные 12-томным «Словарем польского языка». Э. И. Хан-Пира указал, что слова лишенцы, невозвращенцы, невыездные, спецпереселенцы, спецпайки и др., не нашли отражение в толковых словарях русского языка. Восьмое издание Словаря русского языка С. И. Ожегова не включает в себя такие широко употребительные слова, как сионизм, сионист, сионистский.

Противоположностью замалчивания является гласность и свобода слова. Об истории и конкретных фактах проявления (и отсутствия) гласности в СССР в период перестройки много писал А.Д. Сахаров. Возникновение, развитие и упрочение гласности в СССР воспринимается в качестве фактора, который существенным (или даже определяющим) образом повлиял на уничтожение диктата КПСС и самого государства.

1.2.2. Расстановка акцентов

Расстановка акцентов (иное наименование – смещение акцентов). В процессе использования этого приема могут сообщаться все факты, но акцентируются только определенные из них, именно им уделяется большее внимание, другие же упоминаются как бы вскользь. Говоря языком кинематографа, одни факты подаются в фокусе, другие в «мягком» фокусе, когда камера не сосредоточена на объекте. Этот прием хорошо иллюстрируется популярным во времена Хрущева с его «догоним и перегоним Америку» анекдотом. Хрущев и Кеннеди соревнуются в беге. Кеннеди приходит первым. Сообщения американских СМИ: «Наш президент победил!» Сообщения в СССР: «Никита Сергеевич занял почетное второе место, президент США пришел вторым от конца». Факты те же, но акценты их искажают.

Примером может служить современное российское телевидение, которое справедливо называют телевидением катастроф. Характерно, что осознание этого факта отражается в фольклоре, например, анекдот: «Телеведущий: // – Вы будете смеяться, но у нас в стране опять катастрофа».

Осознается оно и проницательными потребителями СМИ. Из интервью с А. Розенбаумом: «Я вчера включил программу “Время”: из 40 минут один полуположительный сюжет и то – очередная сплетня. Все остальное – жертвы, катастрофы и трупы – крупным планом. Нельзя так прибивать народ своей же страны!».

Аналогичную мысль утверждает и режиссер А. Кончаловский, но делает при этом иные предположения: – Ну-ка, ответьте мне, какое главное оружие терроризма? Главное оружие террористов –

свобода информации. Новости, которые покупают за большие деньги. А покупают прежде всего новости, связанные с трагедиями. Если бы завтра была введена блокада на сообщения о террористических актах, количество безумных, бессмысленных взрывов, несущих гибель невинным людям, уменьшилось
.

Примечательно, что достаточно очевидную мысль о влиянии СМИ на социум акцентируют именно кинорежиссеры и при этом такие, которые большую часть своего экранного времени отдали изображению сцен насилия.

К этому следует добавить, что современные российские СМИ не только подробно информируют о произошедших катастрофах, но и активно прогнозируют грядущие. Российскому противоположно английское телевидение, которое, как рассказывают англичане, работает в предельно щадящем режиме, чтобы не обеспокоить сограждан.

Самые простые и эффективные способы расстановки акцентов – это последовательность расположения фактов при подаче информации и диспропорциональное дозирование времени на их освещение. Но есть и масса других способов, например, использование ведущими программ жестов, мимики и интонации, которые фиксируют определенную оценку сообщаемых фактов.

Вспомните улыбки Марианны Максимовской или завывания Э. Радзинского. Расстановка акцентов проявляется в приуменьшении или преувеличении значимости определенных фактов.

Основной целью расстановки акцентов является привлечение внимания, и здесь может использоваться все, вплоть до орфоэпических и логических ошибок. Эта общая цель не отменяет наличия локальных, характеризующих тот или иной период развития TВ. Так, у TВ эпохи социализма расстановка акцентов в комбинации с иными приемами служила единой цели – сформулировать представление о том, что в лагере социализма всё хорошо, а в лагере капитализма всё плохо. Думается, что у современного российского телевидения есть еще одна цель – выработать у социума «иммунитет к катастрофам», заставить представителей языкового коллектива воспринимать личные неприятности сквозь призму трагедий по ту сторону экрана, а следовательно, не так обостренно, поскольку в подсознании включается мысль «есть масса людей, которым хуже, чем мне сейчас».

Но это только предположение, объективно же информационная политика редакторов новостийных программ современного российского ТВ отчетливо напоминает деятельность известного коммунистического пропагандиста Вилли Мюнценберга. Очевидно, что обратной стороной привлечения внимания к одним фактам является отвлечение его от других.

Возможны и иные объяснения стратегии поведения СМИ.

Например, П. Вайль и А. Генис в книге «Американа» отмечают: Мы <американцы> живем в густом информационном бульоне. Американские журналисты сделали новости необходимым компонентом жизни обывателя. Газеты и телевизор держат нас постоянно в курсе событий.

Стоит на один день отстать от этого курса, как человек оказывается немым: ему просто не о чем поболтать с приятелем, соседом, коллегой. И все же жадность современного человека к новостям объясняется не только такими приземленными и суетными причинами. Информация об окружающем мире делает зрителя или читателя мнимым участником происходящего. <…> Нам даже нравится, что окружающая вселенная живет такой напряженной, остросюжетной жизнью. Нравится, потому что на самом деле главное в новостях не само событие. В 99 случаях из 100 оно не касается непосредственно нас. Покоряет другое: журналисты превращают скучные будни в драму.

Анализируя политику современных российских СМИ, Т. Чередниченко замечает: «Изготовлен такой бутерброд: карнавал аранжирует чуму. <…> Роль бедности выполняет катастрофизм телевизионных и печатных новостей, начинаемых (и начиняемых) известиями о стихийных бедствиях, военных конфликтах и криминальных происшествиях.

Кроме новостей есть еще и передачи типа “Криминальная Россия”. Массив катастрофической информации по масштабу вполне соотносим с рекламой. Но транслирует он чувство незащищенности, неуверенности – антипод чувств, внушаемых аспективной утопией. // Кроме новостей и криминальных репортажей на катастрофизм работает и массовая кинопродукция, в которой неисчерпаемым материалом для эстетизации служат ужасы, драки, убийства и прочая угрожающая нескладуха. Все это вместе формирует в буднях виртуальный аналог предельно антипраздничного, “худшего”, “несчастного” времени. Образуется взаимодополняемость двух как бы реальностей: нестерпимо-нескончаемого “Страшного суда” (кстати, тоже приносящего дивиденды) и истерично-оптимистической “жизни вечной”. В отличие от традиционной ситуации, где бедствия и праздники были разведены во времени, сегодня они во времени совпадают, сея сомнение друг в друге».

Посредством расстановки акцентов приёмнику активно навязываются два базовых представления: квазиреальность, репрезентируемая в новостях (то есть якобы аналог реальной жизни), должна восприниматься как отрицательная, а квазиреальность, репрезентируемая в рекламе, должна восприниматься как положительная. Это приводит к тому, что устремления приёмника направляются в сторону второй, выгодно отличающейся от первой квазиреальности. То есть телевидение катастроф, ориентируясь на негативную информацию, тем самым становится (стало?) идеальной базой (рамкой) для наиболее успешной реализации собственно рекламных стратегий. Оно активно подталкивает приёмника к уходу в рекламный мир, обеспечивает повышение уровня воздействия рекламы со всеми вытекающими из этого, выгодными для рекламодателя (в широком смысле этого слова) последствиями.

Поделиться с друзьями: