Информаторы

— Ладно, посмотрим. Жизнь — штука интересная. Может, в одной зоне сидеть придется!

— Ты лучше за собой смотри! — отпел ему Григорий. — Тоже мне, смотрящий нашелся!

Через некоторое время Хан полез к нему с разговором. На сей раз он начал подкат с другой стороны:

— А ты, я гляжу, резкий пацан. Таких на зоне не любят, поверь опытному человеку.

— А каких там «любят»? — в голосе парня прозвучала открытая издевка.

— Зачем ты так! С людьми нужно ладить, а старших — уважать!

— Слушай, что ты мне мозги паришь? — огрызнулся Парфен. — Это ты-то старший?

— Ты на какую ходку идешь?

— А при чем тут это?

— А при том, что я уже там был, знаю, что это такое! А ты первый раз загремел, а ведешь себя так, будто десятку отпахал!

— Десятку мне еще отпахать предстоит, а насчет того, кто чего повидал — тут еще большой вопрос!

— Ну и чего ты видел?

— А ты чего видел?

— Не знаешь — не базарь!

— Это ты с базаром лезешь, а я молча лежал, никого не трогал!

— Эй, хорош там орать! — послышался из-за двери голос вертухая.

Оба смолкли, зло глядя друг на дружку.

— Ладно, — через некоторое время опять начал разговор Хан. — Тебя как кличут?

— Зовут Гришкой, кличут Волдырем.

— Меня — Вовой. Погремуха — Хан. Слышал?

— Нет.

Через некоторое время:

— Ты откуда родом? Гляжу — не наш.

— Из Москвы.

— А-а, столичный, значит. А в наши края каким ветром занесло?

— Я во Владимире работал. С Лешим. Слышал про такого?

— Чего-то такое слышал. Их же в прошлом году положили. За кладбищем разборка была.

— Положили, да не всех.

— Во-он ты, значит, из каких!

— А что? Тебя что-то не устраивает?

Некоторое время Хан молчал, затем выдал:

— Слышал я про вашу команду. Леший — он же спортсменом раньше был?

— Андрей Владимирович серебряным призером СССР был в свое время, упокой бог его душу.

— Значит, ларьки на уши ставили!

— Слушай, не знаешь — не базарь! Ты-то что ставил?

Нормальный разговор не получался и не мог получиться. Для Вовы Хана, считавшего себя настоящим блатняком, Гришка был представителем нового поколения, не считавшегося со старыми воровскими традициями и законами. Парфен, в свою очередь, знавший всю подноготную своего сокамерника, просто откровенно не уважал его.

— Знаешь, я честно тебе скажу, — завелся опять Хан, — я ваших не уважаю за то, что они живут без понятий!

— А по каким понятиям ты живешь? Снял котлы с фраера, пропил — и на зону?

— А ты?

— Мы дело делали! Ты на какой тачке ездил?

— Да на хрен мне твоя тачка! Ты мне вот что скажи…

Такой разговор продолжался у них довольно долго, и в итоге оба пришли к выводу, что друг друга им не понять.

Несколько дней они общались путем односложных предложений и только по необходимости. Григорий знал, что париться им действительно придется на одной зоне — это тоже входило в общий план. Григорий должен был там появиться сразу с определенной репутацией.

Слава Миронов по кличке Мирон — объект Парфена — был из новых. Гришка придерживался, соответственно, тех же взглядов. Да и в их бригаде, несмотря на то что Гена Хворост сидел и среди блатных пользовался авторитетом, процветали именно такие взгляды. Типов, подобных Вове Хану, называли синетой и откровенно презирали. Впрочем, беспонтовые бакланы и среди воров старой закалки не пользовались авторитетом, но те терпимо относились к ним, особенно если человек много сидел и жил «правильно». Но это не главное: были расхождения во взглядах и по другим вопросам, и тут возникали серьезные трения, порой неразрешимые без войны. Так, у Мирона именно на этой почве не раз возникали конфликты с ворами. Колония, в которой Григорию предстояло отбывать срок, считалась «правильной» — смотрящим там был Михаил Логинов по кличке Север — вор в законе с почти тридцатилетним тюремным стажем, с малолетства живший «по понятиям» и ни разу не поступившийся своими принципами.

У Мирона с ним были весьма напряженные отношения. Знали федералы и то, что Вячеслав готовит побег. Гришке нужно было обязательно бежать с ним.

Ну а пока Парфена ждала неделя приятнейшего общения с Вовой Ханом.

* * *

Прошло время, и настал наконец день этапа.

Утром им дали позавтракать, и конвоир по одному вывел их на тюремный двор. Тут зэков ждал микроавтобус с зарешеченными окнами.

— Смотри-ка, тачку подали, как белым людям! — во всеуслышание объявил Хан. Конвоир глянул на него, но счел ниже своего достоинства комментировать слова блатняка.

Из районной тюрьмы их перекинули в областную. Ночью, даже уже под утро, десять человек зэков сидели на корточках в рядок на перроне, ожидая спецпоезда.

И вот опять — лязгающие решетки, тесная каморка и Вова Хан по соседству. Когда их определили в одну клетушку, Григорий скривился, как от зубной боли. Впрочем, антипатия была взаимной. Кроме них, в камеру засунули еще троих, хотя шконок было всего четыре.

— Ничего, перекантуетесь! — весело отозвался на их возмущения прапор ВВ. — Вам всего сутки пути!

Этап получился большой — места не хватало на всех, приходилось тесниться. Компания по загону получилась пестрой: кавказец примерно одних с Вовой Ханом лет, бывший военный и молодой парень примерно Гришкиного возраста.

Парень — типичный бычок из небольшой бригады, ставившей на уши ларьки, как выражался парфеновский сокамерник. Срок он получил небольшой. Шел на зону получить науку жизни. Второй — лезгин, все время молчал и упорно не желал вступать в разговор с сокамерниками, лишь иногда односложно отвечал на вопросы соседей, сильно коверкая русские слова.

— Только террориста нам еще тут и не хватало! — ворчал Хан.

Военный тоже был не очень разговорчив. Возмущался только иной раз, что ему дико не повезло — ни за что посадили! Воровало начальство, а сел он. На что Хан едко отвечал, что все ни за что сидят. Только прокурор почему-то по-другому считает.

Боец из тамбовской бригады откликался на прозвище Ефим. Григорий общался в основном с ним — один возраст, одни взгляды на жизнь. Хотя особо Парфен не откровенничал с Ефимом — не в его интересах было искать общих знакомых. Хотя, как говорили федералы, легенда у него была железной, но бог его знает?! Парфен уже привык за последнее время, что судьба преподносит ему сплошь печальные сюрпризы.

Поезд четко выдавал дробь колесами, неся Григория к лагерю в Мордовии.

Глава 6

Зона, на которую этапировали Григория с Ханом, находилась в пяти километрах от довольно большого города.

Это была исправительно-трудовая колония строгого режима, «крытка», как называли ее в обиходе зэки. С «железки» их сгрузили на платформу. И второй раз в жизни Григорию предстояло под остервенелый лай овчарок бегом бежать со своим узлом к машине. Только, в отличие от первого раза, дело было не утром, а под вечер, и погрузили их сразу всех. С этапа сняли всего пять человек, включая и Григория. Ехали недолго, и вскоре — знакомая уже остановка. Затем машина не спеша катит вперед и раздается команда: