Инклюз

Ей ясно виделся разлитый по столу виски, который от зажигалки вдруг вспыхивал голубым пламенем. Джоанне показалось, что она сидит в кресле посреди зеркальной комнаты, и вокруг сотни тысяч, миллионы ее отражений. Она слушала мелодию и ждала, что что-то произойдет, разорвав, наконец, эту цепь электрических импульсов, которые привели к короткому замыканию в сознании. Ей пришла в голову мысль, что так выглядит смерть – вечный покой человеческой души. Это ее напугало. Именно эта мысль разорвала цепь бесконечных повторов. Джоанна подумала, что надо что-нибудь сказать сидящему рядом музыканту, чтобы нарушить эту длинную, молчаливую паузу.

– Я так долго искала подходящего мужа, и наконец-то нашла сокровище, – очень тихо сказала она, но сконцентрированный на каждом движении и звуке Оскар ее даже не услышал.

Теперь ей казалось она окончательно вернулась из дремоты к сознанию, просто не хотела открывать глаза. И даже то, что она наблюдает за сценой в гостиной от третьего лица, со стороны также видя себя, не вызвало подозрения. Угол зрения менялся, как будто на глаза вдруг надели широкоугольную линзу. Она видела комнату выше и шире, объемнее, будто взмывала к потолку, легкая, невесомая и счастливая.

12. В холодном храме

___

И пусть благословят – знакомые листы,

Пусть плачут надо мной – друзья моей мечты;

О, только те, кто был мне дорог в дни былые,–

И пусть меня вовек не вспомнят остальные.

Джордж Гордон Байрон

___

Как свежий ветер врывается в затхлое помещение через открытые двери, или как восход солнца наполняет мир надеждой, заглядывая в самые темные переулки, так стремительно пространство заполнила волшебная музыка немца Макса Бруха. Его «Кол Нидрей» – пронзительное переосмысление еврейской молитвы «Все обеты», в новом, европейском звучании которой не осталось ничего иудейского. Потерялся и первоначальный смысл – отречься, отказаться от всех данных обязательств и клятв. Но виолончель мягко вздрагивала, будто отменяя данные когда-то неосторожные обещания и вдруг с разрушительной силой круша даже самые робкие надежды.

Теперь в гостиной сидел не только музыкант, освещенный проникающими через окно лучами солнца. Спиной к нему, за столом, сидела молодая девушка. Напротив нее – мама. Тарелка с круассанами стояла никем не тронутая. Не до нее было и сильному, возмужавшему, казавшемуся огромным, Брайану. Он никак не решался занять предложенное ему место во главе стола. Его переполняли самые разные, противоречивые, но очень сильные чувства.

Паркет, привыкший к бесшумным женским шажочкам, в тот день весь скрипел из-за тяжелой походки молодого парня в армейской парадной форме. Дамам казалось, что этот вояка вошел к ним в дом победным маршем. Медаль на груди то и дело звенела. Мужественные складки в уголках рта, даже намеков на которые не было в лице юного разносчика газет, сразу бросились девушке в глаза. Он разволновался и снова заморгал как в детстве, часто-часто, будто глаз его начал терзать тик. Может быть, теперь эта его особенность меньше бросалась в глаза собеседнику, но, конечно, не подруге детства. От брови почти до уха полосой пролегал длинный узкий шрам. Но молодой человек, казалось, вовсе не подозревал о его существовании – такая искренняя и не замутненная печалью улыбка играла на гладко выбритом лице. В нем чувствовались храбрость. Угловатый мальчишка превратился во взрослого статного мужчину.

– Нужно поставить цветы! – вдруг вскочила из-за стола девушка. Тотчас встала из-за стола и ее мама.

– Позвольте мне. – радостно пробасил Брайан узнаваемым тембром голоса.

Он поднял букет, и аромат цветов над столом перемешался с запахом мужского одеколона. На месте букета осталась маленькая подарочная коробочка.

По пути на кухню Брайан остановился у зеркала. Он не замечал музыканта, который продолжал играть пьесу Бруха, как любой занятый человек может не замечать солнце над головой. Оскар в доме Джоанны будто повторял историю композитора, автора «Кол Нидрей». Из-за того, что он написал пьесу на тему еврейских литургических мелодий, нацисты по ошибке внесли его в черный список как иудея. Его самого не замечали, а произведения запрещали, снимали с репертуара, старались забыть.

– Как давно я видел себя в это зеркало? Сам себе кажусь чужим, – проговорил Брайан, потирая подбородок.

Девушка оглянулась через плечо и посмотрела на парня.

– Если бы не твоя непокорная грива волос, я бы до сих пор сомневалась, ты ли это, – прощебетала она.

Брайан чуть улыбнулся, небрежно пригладил курчавые волосы и уверенно вошел на кухню. Взял с подоконника вазу, налил воды и опустил в нее цветы.

– Все свежие цветы в вашем доме всегда ставили в эту вазу, – прозвучало из кухни.

Вернувшись в гостиную, он поставил букет около большой семейной фотографии, где девочка в центре снимка хохотала, глядя на папу с кошкой в руках. Брайан некоторое время всматривался в снимок, потом сделал шаг назад.

– Я не сомневаюсь, что вы бы поставили цветы вот сюда, – показывая рукой на букет, он обернулся к женщинам.

– Спасибо, Брайан, – приглушенно ответила пожилая женщина из-за стола.

Девушка открыла маленькую подарочную коробочку, в которой оказалась стеклянная фигурка божьей коровки.

– Это так мило, – сказала она. – Я тебя так давно не видела, Брайан. Кстати, как твоя бабушка?

– Моя бабушка! Она молодеет и крепнет. Представляешь, в свои 85, она известила меня что будет бегать трусцой и побежала. Ей уже 87, но она до сих пор не возвращалась домой, – серьезным тоном закончил Брайан.

На короткое время все стихли, и рассказчик не смог сдержать улыбку. Через несколько секунд он уже почти смеялся и стало понятно, что это шутка. Все засмеялись.

– Она вполне молодец для своих лет. Не бегает, конечно, но по-прежнему ухаживает за садом, а он не маленький, если ты помнишь. Почему бы вам как-нибудь к ней не заехать? Она всегда о вас спрашивает, после того, как вы навестили нас в те далекие времена. Кстати, эти цветы как раз выросли на ее заднем дворе.

– Обязательно заедем, Брайан, – сказала девушка. – Нам с мамой надо купить себе шляпки, чтобы хоть немного соответствовать уровню твоей бабушки. Она у тебя такая милая. Я помню ее невероятную коллекцию головных уборов.

– Это точно. Только не затягивайте со шляпками, а то, чувствую, скорее она к вам прибежит на помощь. – Брайан сам улыбнулся, но никто не поддержал его шутку. Он окинул изучающим взглядом обеих собеседниц, что несколько их смутило. – Когда я приехал из непредвиденно затяжной поездки, мне так захотелось посетить любимые места. И бабушка составила мне компанию. Она наполнила всю машину шляпками и шарфиками.

– Когда у твоего внука такая блестящая форма и медали на груди, любая бабушка достанет свои лучшие наряды, – вдруг прокомментировала пожилая женщина.

Девушка странно смотрела на мать. В этом взгляде читалось нечто похожее на укор. Чтобы скрыть от гостя замешательство, она спешно перевела тему:

– Куда ты ездил?

– Мы с бабушкой сразу отправились в мою школу. Директриса, наша соседка и по совместительству друг семьи, до сих пор занимает свой пост. После того, как меня показали бабушкиным друзьям, я прошелся по коридорам, заглянул в свой класс. Они там до сих пор красят стены в те же цвета. Запах остался прежним. – Брайан выдержал некоторую паузу, подыскивая нужные слова. – Там я почему-то ощутил, что часть жизни бесповоротно прошла. И частей этих не так уж много в жизни человека.

Оскар ослабил давление смычка, и музыка стала совсем тихой, почти прозрачной. В ней уже не преобладал минор или мажор. Она словно прыгала по интервалам пентатоники, порой течение звуков становилось более мелодичным, грустным, возможно, даже ностальгическим. Мелодия, которая живет в каждом человеке от рождения и звучит лишь изредка, когда человек поддается воспоминаниям.

– Куда бы я ни шел, – продолжал Брайан, – все напоминало мне, что место, где я вырос, нисколько не изменилось. Неизменно нависают над городом горы. Все так же течёт река вдоль главной дороги. Автомобили другие, могут встречаться незнакомые люди. А я безвозвратно изменился и относительно скоро сойду с дистанции, возможно, оставив здесь похожих на себя детей. Бабушка сказала, что жители нашего города перекрашивают дома из одного цвета в другой и, пройдя круг на палитре основных цветов, возвращаются к тому оттенку, который помнят с детства. – На какое-то время Брайан задумался, посмотрев на холм с деревом за окном. – Мне было тяжело расти без родителей, я мечтал навсегда уехать из этого провинциального городка. Навсегда забыть о сиротской доле, о неприятных событиях и жестоких дразнилках других детей. Мне хотелось никогда больше не бывать здесь и не испытывать этой духоты. Прошли годы, и я вдруг понял, что люблю это место. Эта земля помнит меня, и я чувствую прилив бодрости, когда стою на ней. В доме по соседству недавно умерла женщина, сейчас там заколочены окна. Мы с бабушкой сходили на могилку, и мне очень захотелось столько всего высказать вслух. Всё то прекрасное и доброе, что я знал о ней, глядя на её фотографию на памятнике.