Инкуб. Строптивая добыча

Я договорила и осталась стоять под давящим, пронизывающим до костей взглядом Охотника. Ожидая то ли гнева, то ли приказа помолчать и не влезать в дела инкубов, то ли угрозы, что и меня тоже загребут за компанию…

Но мне почему-то было страшно за Велиара. Понятия не имею, какая угроза над ним нависла, только я всем нутром чуяла, что всё серьёзно. Поэтому во что бы то ни стало хотела защитить.

Охотник рассматривал меня с минуту. А потом…

Улыбнулся.

Как мне показалось, с какой-то странной грустью.

– Посмотри на неё, Вел. Неужели сам не видишь? Неужели настолько ослеп?

– Хватит придумывать! Ты до такой степени сошёл с ума со своей профессиональной паранойей, что…

– Она уже больна. Больна тобой, Вел. А ведь ты её и правда ещё даже не трогал по-настоящему. Задумайся, что с ней станет, если доведёшь дело до конца? Я вмешался во-время, не то было бы слишком поздно. Или ты не знаешь, что бывает с больными инкуманией? Не видел, во что они превращаются?

Велиар замолчал. Когда заговорил снова, в его голосе было ожесточение.

– Хрень полная! Большей чуши в жизни не слышал. Знал бы ты, как эта строптивая добыча мне сопротивлялась! Никогда в жизни не думал, что буду настолько противен женщине.

Мне снова захотелось плакать. Только не сейчас! Только не при нём.

Охотник бросил на меня понимающий взгляд.

– И сколько ты за ней уже бегаешь, м? Хотя бы это ты в состоянии посчитать?

Я попыталась. Никак не выходило. Всё время сбивалась со счёта. Такое чувство, что целую вечность. У Велиара, кажется, тоже не получалось. Потому что в его взгляде промелькнуло удивление.

А вот серые глаза Охотника снова сверкнули сталью.

– Официально заявляю тебе, Велиар, что это всё в совокупности является нарушением такого количества пунктов Кодекса Инкубов, - что на твоём месте я бы уже поставил свечки в каждом храме каждого бога, в которого только верят все эти люди, за то, что твоё дело попало на стол именно ко мне.

Что ещё за Кодекс Инкубов? Впрочем, выяснять некогда. Ясно одно – всё плохо.

– А вы – можете идти, мисс Браун. Вас больше не побеспокоят. От лица всех инкубов приношу глубочайшие извинения за то, что в вашу жизнь вторглись столь бесцеремонным образом. Больше подобное не повторится. Ступайте! А мы с этим упрямым господином останемся и побеседуем.

– Что ему грозит? – не выдержала я.

Охотник пожал плечами.

– Пока ничего. Как я уже сказал, Велиару крупно повезло, что это дело не попало кому-то другому. Но больше такое везение не повторится. Я сделаю одно-единственное предупреждение! Этот инкуб больше не приблизится к вам ни на шаг. А о последствиях безрассудного поведения мы с ним сейчас будем до-олго-долго беседовать. В непринуждённой и дружеской обстановке, так сказать.

– Пошёл ты… - горько сказал «этот инкуб».

А потом устало прислонился к стене и закрыл глаза.

– Идите, мисс Браун. Идите, - мягко повторил Охотник.

Не знаю, почему… но я хотела бы иметь такого друга.

Развернулась. Молча, без единого слова, без единого взгляда.

Шаг, ещё шаг – прочь, в темноту, в пустоту, в бессонные ночи, в горькую соль. Чувствуя спиной голодный волчий взгляд. Разрывающий душу на части беззвучным воем мне вслед.

Вы были не правы в одном, господин Охотник. Для меня уже слишком поздно.

Глава 15.

«У каждого хищника бывает логово.

Логова инкубов тщательно охраняются от чужих глаз. Никто и никогда не бывал приглашён к ним в гости. Хотя настойчивые слухи ходят о том, что приходя на «кормёжку» в наш мир, инкубы вовсе не заняты только тем, что беспрестанно рыскают в поисках добычи, как голодные волки. Современному волку после сытной трапезы намного приятнее возвращаться в комфортабельное жильё с отоплением, горячей водой и вышколенной прислугой.

При этом на моей памяти – а в процессе сбора эмпирического материала для настоящего исследования мною опрошено бессчетное количество жертв инкубов – ни одна добыча не удостоилась чести увидеть логово инкуба своими глазами. Этим они всячески подчёркивают, что находятся с добычей на совершенно разных ступенях эволюции и закрытый от посторонних внутренний мир инкуба принадлежит только ему, и никому другому.

Рискну предположить, что должны быть, в таком случае, целые династии слуг, представители которых из поколения в поколения обслуживают одного и того же инкуба, который не стареет и методично «переживает» каждого своего дворецкого, камердинера, повара и кучера. Если бы один из них дал интервью газете, вероятно, озолотился бы. Но такого не случается – то ли ввиду чрезвычайной преданности хозяину, то ли от страха перед возможными последствиями предательства».

Леди Мэри Сазерленд. Отрывок из трактата «Об инкубах».

У меня, наверное, что-то случилось со зрением.

Потому что блеск бессчётных свечей в огромных люстрах казался тусклым, а позолота блеклой, просторный холл оперного театра, через который я шла – узким и давящим, будто стены сошлись ближе, грозя меня раздавить.

Он был ещё совсем пустым – публика оставалась, по-видимому, на местах, и ждала окончания спектакля. Уже понятно было, что премьера имеет грандиозный успех.

Но скоро занавес.

Всё всегда заканчивается рано или поздно.

Если не хочу столкнуться с толпой, лучше поспешить.

Когда я кое-как отыскала нашу карету среди множества других подле театра, разбудила дремлющего кучера и распахнула дверцу… увидела внутри Лили.

Она сидела у окна, глядя в него невидящими глазами. Дорожки слёз блестели в свете фонарей. От изящной причёски не осталось и следа. Она куталась в чёрную меховую накидку, как нахохлившийся воробей. Бросила на меня один короткий взгляд, и глаза её расширились.

– Только не говорите ничего! Умоляю, молчите. Я сейчас не выдержу вашего осуждения. Не выдержу, если скажете «я же предупреждала»… - прошептала она и закусила припухшую губу. У неё был взгляд растерянного, затравленного зверька.

Я молча влезла в карету и села рядом с ней. Так же молча обняла.

Она положила голову мне на плечо и тихо ревела всю дорогу. Наверное, это было к лучшему – её страдания хоть как-то отвлекали меня от собственных, я не имела права раскисать. Если на тебя кто-то опирается, ты уже не можешь себе позволить стать мягким и гнущимся.