Инквизиция: царство страха
Шрифт:
Точность администрации трибуналов в определенные моменты истории оказывалась потрясающей. В конце XVI века в Испании все потомки евреев и мусульман обязаны были зарегистрироваться в инквизиции [1074] .
Такая пунктуальность сохранялась в течение большей части XVIII века. В 1723 г. небольшой провинциальный город Агилар-де-ла-Фронтера около Кордовы предоставил список всех санбенито, висевших в его церквях. Всего их отыскалось 131 штука, включая санбенито двенадцати человек, которые были «освобождены» и 111 человек, находившихся под епитимьей в период с 1594 по 1723 гг. [1075] Этот список отражает и проникновение инквизиции в провинциальную Испанию, и то, что о ее вездесущности напоминалось людям, поскольку покаянная
1074
BL, Egerton MS 1832, Segovia, 1575.
1075
BL, Add. MS 21447, folios 137r-143v.
Что же предполагало присутствие санбенито? Оно означало, что каждое воскресенье, когда прихожане приходили на литургию, им напоминали о реальности ереси, а также о том, что она возможна и среди них. Даже когда поднимали Святые Дары, когда начиналась проповедь и молитвы, в умах верующих существовала угроза нечистоты. Поэтому страх сосуществовал с молитвой даже в самые возвышенные моменты религиозных обрядов.
Практика вывешивания санбенито в церквях вместе с именами людей, находящихся под епитимьей, продолжалась в ходе всего существования инквизиции в Испании. Существуют документы, свидетельствующие о том, что периодически предпринимались меры для реставрации санбенито [1076] , которым к концу истории инквизиции было уже по 300 лет. Только в период с 1788 по 1798 гг. комиссия приступила к изучению происхождения этой традиции и вопроса о том, стоит ли ее продолжать [1077] .
1076
См., например, Toro (1932), doc. 3: «Diligencias Sobre los Sanbenitos antiguos у Renovacion de ellos…»
1077
Paz у Melia (1947), 452.
Другим примером бюрократической изощренности инквизиции может служить инвентарный перечень имущества арестованных. Сразу после ареста в дом заключенного приходил нотариус и составлял список имущества. Эти инвентарные перечни оказывались чрезвычайно подробными. Записывался каждый носовой платок, каждая простыня. Так, когда в 1636 г. в Картахене инквизиция арестовала Франсиско Пинеро, в его инвентарный перечень входило следующее:
— один матрас;
— четыре кедровых стула со сломанными сиденьями;
— два носовых платка;
— скатерти из Руана;
— салфетки;
— подушки;
— черная шелковая куртка;
— старый небольшой зонтик (от солнца) [1078] .
Легко представить, что чиновникам не были нужны кедровые стулья со сломанными сиденьями и старый небольшой зонтик. Но нотариусы продолжали тщательно изучать каждый аспект своих расследований. Исследуя содержимое гардероба Пинеро, они понимали: старую потрепанную шляпу и черные носки, которые тоже совсем обветшали, нужно выбросить. Едва ли эти вещи могли значительно пополнить финансы инквизиции.
1078
AHN, Inquisicion, Legajo 4822, Expediente 3.
Такое внимание к мелочам повседневной жизни привело к тому, что архивы инквизиции представляют собой потрясающий источник материала. Но изощренный бюрократический аппарат говорит и о состоянии умов, о котором мы рассказывали в главе 3. В пыточной камере все, что было записано, становилось в определенном смысле легитимным. Сразу после того, как записывалась информация о краже, эта информация приобретала легальный статус. А зарегистрированные сведения могли использовать как во зло, так и ради добра [1079] .
1079
В это случае уместно доказательство Мура (Moore (1987)): развитие образованного класса было ключевым аспектом в формировании общества преследований.
Точность административного
аппарата и злоупотребление властью — две стороны одной медали, неограниченной власти инквизиции в иберийском обществе. Только из-за того, что трибуналы держали в своих руках такую беспредельную власть, их служащие часто могли действовать недостойно и продолжать безнаказанно жить. И только из-за того, что трибуналы были столь могущественными, они смогли создать свою дотошную и педантичную бюрократию.Так мир узнал, что чрезмерная власть и чрезмерное администрирование часто существуют бок о бок. Способность определять на бумаге честность людей и решать, что должно произойти в тех местах, которые писцы никогда не увидят, позволяла административной власти действовать дистанционно. Стоящие у кормила власти могли защититься от последствий своих действий.
Кульминация и катарсис такой власти выражался одновременно и в аутодафе. К середине XVII века, как мы узнали из введения, эти мероприятия превратились в расточительное и помпезное действо. Кое-что о самой церемонии и значении этих событий мы узнаем из того, что при подготовке аутодафе в 1627 г. в Кордове затраты на воск для свечей оказались на втором месте по стоимости после строительства подмостков [1080] . На основе всех перечисленных подробностей становится понятно: происходящее стало самым выразительным из всех подобных публичных зрелищ по чрезмерной театральности.
1080
Martinez Millan (1984), 287-91.
Но стоимость таких аутодафе во время спада испанской экономики привела к тому, что они со временем стали чрезвычайно редки.
В XVII веке появились так называемые специфические аутодафе — события местного значения, которые не требовали грандиозной подготовки [1081] .
В период с 1554 по 1632 гг. стоимость подготовки аутодафе увеличилась более чем на 4700 процентов, тогда как инфляции возросла чуть более чем на 100 процентов [1082] . Такая непомерная экстравагантность свидетельствует о ненасытной экспансии инквизиции. Но понятно, что поддерживать ее оказалось невозможно. Все это явилось лишь прелюдией к длительному спаду.
1081
Dedieu (1989), 273-77.
1082
Там же, 275.
Вряд ли есть что-нибудь оригинальное в том утверждении, что великие империи в конечном счете всегда приходят в упадок. Власть опьяняет и кружит головы. Но под конец она терпит крах. Мы зачарованно изучаем руины цивилизаций — например, той, что некогда господствовала на острове Пасхи, культуру майя, городище Тиахуанако в Боливии, археологические раскопки Великой Зимбабве. Исчезновение власти есть нечто, присущее ей. Но, вероятно, это не то, что власть имущие могут понимать на сознательном уровне.
Истории инквизиции не чужда эта динамика. В XVI веке Испания была самой могущественной страной в мире. Именно в это время ее инквизиция, учрежденная ради организации преследований, достигла зенита. Но проекция власти инквизиции и ее бесконечный поиск врагов создали условия для упадка. А его не смогла пережить даже имперская власть.
К этому процессу имела отношение и администрация. Как мы видели в последних трех главах, инфраструктуру инквизиции применяли для задач, которые с объективной точки зрения кажутся бессмысленными. Такой труд отнимал массу времени и энергии. А все это можно было бы использовать для более продуктивной работы.
Само разнообразие и охват инквизиторской машины стали символом могущества трибуналов и их власти. Но одновременно это сделалось и условием стагнации. Застой развивался, когда Испания неуверенно приближалась к концу XVII века в условиях кризиса Войны за испанское наследство (1701-14).
Раздумывая о саморазрушении власти, стоит вернуться к процессу создания врагов из морисков и их изгнания. Мы видели, что произошел выбор общества, которое могло бы ассимилировать обращенных, но предпочло отказаться от них, сделав невостребованным меньшинством. Затем эта двусмысленная или неопределенная группа была унижена, при этом общество хвасталось своей властью.