"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12

— Будешь ещё Трибунал облаивать, так мы тебе ещё и клеймо присудим, — тоже встал со своего места отец Николас и указал перстом на злую бабу, — на лоб! Угомонись жена, Богом тебя прошу.

Женщина села, но успокоиться, не могла. А брат Иона оглядел всех и продолжил, негромко:

— Петра Раубе, тебя Трибунал приговаривает бить кнутом у столба, десять раз, пусть муж твой заплатит пять талеров земли Рбенерее Трибуналу, также мы приговариваем тебя к усечению языка за навет и клевету.

— А-а-а, — заорала женщина, потом зарыдала.

А отец Иона говорил дальше:

— Марта Кройсбахер, приговариваем тебя бить кнутом у столба десять раз, пусть муж той заплатит за тебя пять талеров, приговариваем тебя, также, к усечению языка.

— О Господи, да за что же, — завыла толстуха, — это они меня подбили на клевету.

— За навет и клевету, — закончил брат Иона.

— Я не виновата, Господи, ну вы хотя бы денег у мужа не берите. Он убьёт меня.

— Не убьёт, — заверил толстуху отец Николас, — то грех, а вот поучить тебя, пускай поучит, чтобы урок был.

— Да и так уже будет, — рыдал женщина. — Не берите денег с него.

— Ему и самому урок будет, как в блуд ходить, — добавил отец Иоганн.

Бабы рыдали, их пришлось тычками затыкать, чтобы не мешали читать приговор отцу Ионе. Только злобная Магда Липке молчала, таращилась на судей да горела внутри огнём злобы.

— Трибунал приговаривает, — продолжал толстый прелат-комиссар тихим голосом, — Вольфганга Веберкляйна, писаря городского магистрата к десяти талерам земли Ребенрее штрафа в пользу Трибунала Святой инквизиции. За корысть. И пусть два талера, что взял за подлое дело, тоже принесёт.

Юноша встал и низко кланялся несколько раз судьям.

Волков думал, что уже закончили, но к его удивлению отец Иона продолжил чтение приговора:

— Святая Инквизиция также постановила, Гертруду Вайс, вдову… Её что-то нету здесь, — удивлялся монах, — ну да ладно, бить её у столба кнутом пять раз и взять с неё два талера земли Ребенрее штрафа в пользу Трибунала. А также пусть она день стоит у столба, чтобы все видели её.

Брюнхвалд озадаченно уставился на Волкова, но тот сам об этом слышал впервые. Он и сам был удивлён.

— Деньги все пусть выплати городской магистрат из казны, а город пусть потом все деньги взыщет с виновных.

Люди из магистрата и сам бургомистр рады такому раскладу не были, стояли с кислыми лицами. Да разве тут поспоришь?

— Святым отцам города Альк, ночью быть при осуждённых, исповедовать их и дать им причастие. На том всё. Трибунал свою работу закончил. Кавалер, добрый человек, проследите, чтобы приговор зачитали на рыночной площади и у главной кирхи города. Да, простит нас Господь.

Люди стали расходиться, женщины завыли снова. И с новой силой. Их потащили в тюрьму. Приговор Волков забрал у писаря и передал Брюнхвальду, а сам поспешил поймать бургомистра, и поймав его сказал:

— Господин бургомистр, деньги мне принесите сегодня, мне нужно будет с трактирщиком рассчитаться.

Господин Гюнтериг кивнул невесело.

— И те десять монет, что обещали мне за содействие вашему писарю. Не забудьте.

Гюнтериг опять кивнул.

— И не забудьте, что к рассвету эшафот на площади должен быть готов. И чтобы лавки для святых отцов были.

На этот раз Гюнтериг даже не кивнул, только смотрел на Волкова, поджав губы.

— И не смотрите на меня так, вон на баб своих так смотрите, — зло говорил кавалер, — если бы не они, нас тут не было бы.

Господин бургомистр и на этот раз промолчал.

Он ещё не доехал до постоялого двора, как его догнал Брюнхвальд и заговорил сразу.

— Отчего попы вдову решили наказать?

Волков глянул на него удивлённо, но ничего не ответил.

— А вы знали, что вдову пороть собираются? — продолжал ротмистр, видно этот вопрос не давал ему покоя.

— Нет, с чего мне знать, я ж не выношу приговоров.

— За что бабу бить будут, не понятно.

— Всё понятно, за блуд.

Волкову было понятно, а вот Брюнхвальду нет, он не соглашался.

— Так не замужем она.

— Карл, я не буду спорить, мне всё рано.

Они въехали во двор трактира, но видимо ротмистр не считал разговор законченным:

— Кнутом бить будут, да ещё два талера возьмут.

— Ничего, не обеднеет, сыр всегда людям нужен будет.

— И ещё у столба стоять весь день, на позоре.

— Карл, что вы хотите? — Волков слез с коня.

— Может попросить попов, чтобы изменили приговор? — предложил Брюнхвальд.

— Вы в своём уме? — Волков стал пристально его разглядывать, — изменить приговор, да Максимилиан его уже на рынке прочёл, теперь у церкви читает, да и с чего бы попам менять приговор.

«А-а, старый вы дурень, Брюнхвальд, — догадался кавалер, — вам что, приглянулась вдова?»

— Причём здесь это, — бурчал ротмистр, — приговор не справедливый.

— А по мне так справедливый.

— Пять ударов кнутом по женской коже? Справедливо?

— Скажем Сычу, чтобы бил милостиво, чтобы не попортил кожу.

— А два талера?

— Карл, я целыми днями думаю о том, чем платить вашим людям и вам, — начинал злиться Волков, — и я даже представить боюсь, сколько ещё с меня попросит трактирщик за постой. И уж я, не задумываясь, возьму с вдовы два талера, а раз вы так за неё переживаете, отдайте эти пару монет сами.

Брюнхвальд насупился, стал таким, каким Волков его увидел в первый раз, суровым и жёстким:

— У столба её будут день привязанной держать.

— Попы уедут, сразу отпустим.

— Позор ей будет.

— Ей уже позор. Весь город знает, что к ней мужики ходили. Да и весь город знать будет, что трём бабам из-за неё языки повырывали.

— Думаете ей лучше уехать? Думаете, что семейство Липке ей не простит этого?

Кавалер развёл руками, мол: «Ты и сам всё понимаешь». Он бросил поводья Ёгану и пошёл в трактир, ему совсем не хотелось продолжать этот разговор, а вот Брюнхвальд ещё, видимо, не закончил. Шёл за ним.