"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12

Утром Волков был в прекрасном расположении духа, встал и был голоден. Ёган уже воду подал мыться, и одежду чистую. Кавалер мылся и поглядывал на великолепный перстень. Он вчера с Ёганом и Сычом мыли его в уксусе и воде со щёлочью. Перстень сверкал под лучом солнца, что попадал на него из окна. Не поскупились подлецы на подношение.

Пришёл Максимилиан, спросил седлать ли коней.

— Седлать, едем завтракать, хочу курицу жареную, мёд, молоко и свежий хлеб, — говорил Волков, надевая чистое исподнее.

Эльза Фукс, помогала ему подвязать шосы к поясу, так он её за грудь лапал. Хотя груди у неё почти и не было. И улыбался при том, а девица от неожиданного внимания господина покраснела. И подавая ему туфли тоже улыбалась.

Всем людям его передалось доброе настроение господина. Даже Ёган с Сычом не собачились по своему обыкновению.

Внизу, в большом зале, его увидал управляющий Вацлав, кавалер думал: «Сейчас кинется про деньги говорить». А он только поклонился и улыбался ласково. Волков тоже ему поклонился и пошёл на улицу, хотя не любил он нерешённые вопросы. Надо было бы остановиться и поговорить с управляющим, сказать ему, что пока он съезжать не собирается, больно хороша гостиница, но и денег платить не станет. Что три дня ещё на гостеприимстве поживёт. Но портить прекрасный, весенний и солнечный день пререканиями с этим Вацлавом ему не хотелось.

На улице, сев на коня, кавалер отправил Максимилиана на почту, конечно, знал он, что ответа на его письма ещё быть не может, они только ушли, но мало ли… Может, какие другие письма могли ему прислать. И от отца Семиона, что жил в монастыре в Ланне, а может от барона, в общем, юноша поехал на почту. А сам кавалер со всеми, включая Эльзу поехал в трактир «У мясника Питера». Он слышал, что это хорошее место и еда там всегда свежая.

Деньги у него были, и от серебра, что дал ему на поездку барон, кое-что ещё осталось, были и те славные золотые флорины, что принёс с извинениями купец, хозяин «Безногого пса». В общем, решил он своих людей кормить, и позволил им заказать всё, что хочется. Чтобы знали, как ласков он с ними.

Курицу он брать не стал, хоть и не скоро оно готовилось, взял седло барашка, хозяин божился, что ягнёнок был молод и ещё поутру блеял, и не обманул, Волкову мясо нравилось. Он запивал его вином, не пивом, пиво пусть Ёган с Сычом пьют, и монах с Эльзой тоже от пива не отказывались. Кавалер поглядывал на Эльзу, как девушка с удовольствием ела жареную свинину, пачкалась в жир, как смешно она брала тяжёлую кружку с пивом. Думал кавалер взять её к себе на ночь. Думал, думал и не надумал, не привлекала она его, щуплая, без груди, ляжек нет, зад худой, только мордашка милая да глаза огромные как сливы. Не женственная. Не на чем пальцы сжать. Не то. Не Брунхильда.

Он вспомнил о красавице, которую оставил в Ланне. Немного погрустил, самую малость. Пусть она и несносна, и противна бывает, так что убить хочется, но ни что не сравнится с её великолепным задом, который хочется сжимать пальцами глядя на её спину и затылок.

Вот такие воспоминания придут, и костлявая Эльза красоткой покажется. Волков выпил вина, чтобы хоть чуть отвлечься от бабьего наваждения и огляделся, нет ли в харчевне девок. Да нет ни одной, утро — рано ещё, спят после ночи. А тут и Максимилиан пришёл, сообщил, что писем для кавалера на почте нет, сел есть. И Волков про баб вроде позабыл, поостыл.

Хорошо когда делать ничего не нужно. Всё вроде сделал, что от тебя зависит. Чтобы дальше искать то, что нужно барону, требуются люди, иначе опасно, иначе — голова прочь. Он чувствовал, что весь город злит. Не весь конечно, но тех, кто тут усиделся, укоренился, тех, кто этот шумный и суетный город считают своим. Тех, кто с города имеют хороший доход, и с этим доходом прощаться не желают. Они все думали, что он по их душу тут, а ему нужны были только опасные для курфюрста бумаги, но разве им объяснишь это. Нельзя. Слово он барону фон Виттернауфу дал, что никто про тайну эту не узнает.

Долго сидели в харчевне и много просидели, хозяин тридцать крейцеров за завтрак просил. Тридцать, Волков помнил, что в Рютте, за такие деньги можно было трёх коз купить. Три козы и мешок гороха — роту накормить можно было до отвала. Но торговаться не стал — заплатил.

После отправили монаха и Эльзу в гостиницу, сами поехали по городу проветриться и осмотреться. Мимо дома Рябой Рутт опять проехали. На богатый дом купца Аппеля посмотрели. Первый попавшийся мужик-возница им его показал, видно Аппель был, и впрямь лицо в городе не последнее. Все его знали. И дом тому подтверждение. Не дом — дворец, не то, конечно, что у бургомистра, тот всем дворцам дворец, но тоже ничего себе. Окна большие, стёкла огромные. Комнаты у купца Аппеля, видать, были светлые, до самой ночи свечей не нужно.

Ездили по городу, город был хорош. Дома, много новых, крепкие. С большими стёклами. Храмы хороши, и люди не боятся строить их, хотя до еретиков два дня пути, а вокруг города нет стен. А уж как хороша была ратуша, и высока, и часы на ней со звоном. А к реке съехали, там столпотворение, обозы, телеги, возы снуют туда-сюда. Дороги так забиты, что и пеший не всегда пройдёт. Хорошо, что набережная мощёная, иначе из дороги сделали бы грязную канаву. А баржи, баркасы, корабли, стоят сплошными рядами у пирсов пристаней. И везде люд суетится: таскает, грузит, разгружает, считает-рядится, ругается. А мимо плывут нагруженные баржи, и на север плывут, и на юг.

— Да, — сказал Ёган, оглядываясь вокруг, — суматошное место.

— Да уж, не твоя деревня Рютте, — соглашался Фриц Ламме. — Экселенц, а мы что, с еретиками не воюем уже?

— Воюем, — отвечал Волков, — забыл что ли, с кем в Фёренбурге воевали?

— Помню, оттого и спрашиваю, — пояснял Сыч, — раз воюем, куда баржи то плывут? Там же на севере сплошь еретики живут.

— Не только еретики, — отвечал кавалер, он и сам понять не мог, как такое происходит, и находил лишь одно объяснение, — там и наши тоже живут. Вперемешку там всё. К ним всё и плывёт.

На, а как иначе быть могло, он несколько лет воевал с еретиками, и милости к ним не проявлял, и они дрались с ним так же свирепо, пленных брали редко. И жгли храмы друг другу. Казнили священников. Как же можно торговать с теми, кого люто ненавидишь, и кто ненавидит тебя? Как вообще можно к ним приплыть и сказать: мы конечно при случае вас зарежем, так как вы безбожники, но вот вам наши товары: хлеб, шерсть, железо, хмель и серебро, давайте ваши ткани и кружева, давайте вашу бронзу и листовую медь, стекло и замшу. Нет, такое попросту невозможно. Но тяжелогруженые баржи плыли и плыли на север, гонимые течением. А на юг, по тому берегу тянулись лошадями такие же тяжёлые баржи. И было их немало на реке.

Так потихоньку прошёл в разъездах весь день, и самое удивительное, что Волков устал не меньше обычного, да больше даже, хотя ничего за день не сделал. Только удовольствие получал.

Обедать они не обедали, завтракали долго, а вот как солнце покатилось к горизонту, решили искать себе ужин. Нашли тихую харчевню, где не воняло. Но уж теперь кавалер своих людей решил не баловать, с утра потратились, теперь и бобов поедят. Сели есть, и всё было хорошо, стол был чистый, еда была доброй, пиво было свежее. И глянулась кавалеру местная девка. Молодая, со всеми зубами, одна из всех была не потаскана и опрятна. Она нагло клянчила пиво у приказчиков и мелких купчишек. Улыбалась Волкову и показывала крепкие икры, не стесняясь задирать юбку. Видно и все ноги у неё были крепкие. Да и сама она была ладная и на язык острая. Волков хотел уже позвать её, купить ей пива, да долго раздумывал. Вцепилась деваха в пьяненького купчишку и с ним ушла. Кавалер насупился и сидел не спеша пил пиво в надежде, что купчишка девку долго не удержит, и она придёт в харчевню снова. Но вечер наступил, а та девка так и не появилась. На дворе уже темнело, телеги освободили дороги, а харчевня стала полна народа. Пришли другие гулящие девки, но такой ладной среди них не было. И Волков сказал всем собираться.