Innocent butterfly

– О чем ты говоришь? – Никки непонимающе сводит брови на переносице. – Что с тобой случилось, черт возьми?

– Давай, мы пока не будем лезть ко мне, пока не разберемся с тем, где ты была такое долгое количество времени.

– Я…, - Никки запинается. – ну, я…

– Понятно, - Ева усмехается. – Мне все понятно. Ты променяла подругу на член.

– Что? – глаза Джонс широко распахиваются. – Зачем ты такое говоришь, если это неправда.

– Еще как правда, - Ева презрительно поджимает губы. – Можешь идти дальше трахаться со своими парнями.

– Но…

– Никаких «но», - она качает головой, отворачиваясь к стенке. – Просто оставь меня в покое, я не хочу сейчас ни о чем говорить, я устала.

– Хорошо, - Никки кивает, наверное, даже самой себе, а не Еве. – Я понимаю, - она замолкает на пару долгих секунд. – Но я хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя, малышка. Чтобы ты не думала, я смогу тебе все объяснить, когда ты захочешь меня слушать.

Подождав какое-то количество времени, Никки разворачивается и уходит обратно на свою кровать.

Ева крепко зажмуривает глаза, чтобы снова не расплакаться. Слишком много откровений для одного дня. Она не готова столько всего перенести.

– Только скажи, что у тебя с ногой? – голос Никки звучит неуверенно и тихо, но она все же надеется, что Ева ответит ей.

– Вывих или растяжение, я так думаю.

– Ты так думаешь? – Никки скептически приподнимает бровь.

– Я не была еще у врача.

– Понятно, - Никки закусывает свою нижнюю губу, не зная, что еще сказать.

Ева тихонько выдыхает, плотно закрывая глаза. Она чувствует тепло кардигана и этот сумасводящий запах духов Тайлера, который одурманивает, но в тоже время успокаивает, погружая в сладкий и такой долгожданный для Евы сон.

***

Чья-то рука касается плеча Евы, слегка тряся, вырывая из сладкого сна. Она неохотно приоткрывает сначала один свой глаза, затем второй. Прямо перед ее лицом оказывается улыбающаяся Никки.

– Доброе утро, точнее почти ночь, - Джонс слегка ухмыляется.

– Боже, сколько я спала? – Ева кладет руки на свое лицо, проводя верх и вниз.

Она ощущает, как пульсирует в висках, ощущает сильную головную боль. Это все следствие того, что она поспала днем.

– Около трех часов. Не так уж много, - Никки пожимает плечами.

– Наверное, но теперь я точно не усну и буду всю ночь сидеть здесь, не зная, чем заняться.

Ева приподнимается, садясь на кровати. Во всем ее теле мгновенно распространяется легкая боль, но она ничто по сравнению с той, что она ощущает в правой ноге. Кажется, будто бы все кости выворачивает.

Ричардсон стискивает зубы, чтобы не закричать. Она трогает свою голень, затем щиколотку, слегка разминая. Только сейчас она начинает понимать, насколько серьезные у нее повреждения.

– Сильно больно? – Никки взволнованно следит за ее действиями.

– Все нормально, - Ева спускает ноги с кровати, слегка становясь ими на пол. Она кусает свою нижнюю губу, хмурясь от боли.

– Тебе надо срочно к врачу.

– Да ладно? – Ева наигранно приподнимает брови вверх, широко распахивая глаза. – Будто бы я сама этого не знаю.

– Зачем ты так, Ева? Я ведь всего лишь хочу тебе помочь, - Никки обиженно поджимает губы, опуская взгляд в пол.

– Как-нибудь разберусь без твоей помощи. Сначала научись быть честной со своей лучшей подругой, а потом лезь к ней с помощью, - Ричардсон произносит это намного грубее, чем сама ожидает того. Может, она не испытывает сильной злости к Никки, но сейчас ей так хочется выговориться. Сказать то, что она думает, не притворяясь кем-то.

– Я всегда была честна с тобой, ты же знаешь, - Джонс беспомощно приподнимает руки вверх, будто бы пытаясь достучаться Евы.

– Я уже ничего не знаю о тебе, - Ричардсон качает головой. – В последнее время ты совсем закрылась от меня. Уходишь, непонятно куда. Ничего не говоришь мне об этом, - она сжимает руки в кулаки. – Что я, по-твоему, должна думать? Скажешь, что я должна совсем не волноваться?

– Нет, - Никки быстро качает головой, понимая, как права сейчас Ева. – Я такая дура, - она поджимает губы, чувствуя, как слезы подкатывают к ее глазам. – Прости меня, пожалуйста, я так не хочу тебя потерять.

Ева смотрит на нее, и сама едва ли сдерживает слезы. Она протягивает руки вперед, обнимая Никки вокруг тела, прижимая к себе. Наверное, это то, чего им так давно не хватало. Простых объятий, которые говорят намного больше слов. Она дают тебе ощутить всю полноту любви другого человека.

– Ты простишь меня? – Никки взволнованно шепчет, слегка отодвигаясь от Евы и вытирая слезы, стекшие по ее щекам.

– Я прощу тебя, но сначала ты мне все расскажешь: Где была и что ты там делала? Понятно? – Ева слегка выгибает свою темную бровь.

– Хочешь, чтобы я рассказала все прямо сейчас? – Джонс садится на свою кровать, хитро приподнимая уголки своих губ.

– Хм…, - Ева сжимает свои губы, будто бы задумываясь. – Да, черт возьми! Именно этого я и хочу.

– Но это займет, возможно, час или два.

– Детка, я никуда не спешу, - Ева усмехается, понимая, что теперь Никки точно не отвертится.

– Может, ты и никуда не спешишь, но кое-кто хочет с тобой поговорить, и этот кто-то ждет тебя сейчас в коридоре, - Никки многозначительно дергает бровями.

Сердце Евы будто бы пропускает пару ударов, она тяжело выдыхает через приоткрытые губы. Это ведь может быть Джастин. Может, он пришел, чтобы попросить у нее прощения.

– Как он выглядит?

– Ну, у него темные волосы и голубые глаза. Знаешь, очень даже симпатичный парень, - Никки игриво подмигивает ей.

Ева ничего не отвечает и быстро уходит в ванную комнату, чтобы слегка подкраситься. Но она забывает о том, что у нее болит нога. Она хмурится при каждом шаге, боль становится очень сильной.

Картина, увиденная в зеркале, совсем ее не радует. Немного опухшие глаза, растрепанные в разные стороны волосы, покрасневшее, еще не отошедшее ото сна лицо. Она наспех расчесывает свои волосы, подкрашивает тушью ресницы и решает больше ничего не делать со своим лицом. Если она действительно нравится Тайлеру, то должна понравится и такой.

Зайдя в комнату, она достает из шкафа джинсы, майку и белые кеды. Она поспешно переодевается. Еву радует, что Никки не задает ей никаких вопросов, которые ее сейчас лишь раздражали бы и мешали.