Инновационная сложность

Согласно Р. Карнапу для перехода к количественным понятиям необходима пара сравнительных понятий (например, характеристика генезиса форм Hi-Tech и характеристика функций Hi-Tech), связанных формализованной структурой отношений. При условии выполнения определенных правил этих логических отношений осуществляются процедуры измерения, а их маркерами становятся количественные понятия. Сам Р. Карнап, не обнаружил в современном ему гуманитарном знании количественных понятий и процедур измерения. Таким образом, отсутствие процедур измерения в гуманитарных исследованиях связано с отсутствием того, что может стать переходом от сравнительных к количественным понятиям. Это опять же аналогично ситуации измерения удава, о которой уже было упомянуто выше. Персонажи измеряют удава в сравнении с собственными габаритами, что аналогично способам сопоставления в сравнительных понятиях-«А в попугаях я гораздо длиннее!». Произвольность получаемого результата делает бесперспективными поиски «попугая» для измерения «удава» в непосредственности их сопоставления.

Однако мое обращение к выводам Р. Карнапа связано с его попыткой обойти все выявленные сложности на основе вводимого им понятия «семантическая информация» в качестве количественного понятия, необходимого для осуществления измерений в гуманитарных исследованиях. Даже при самом поверхностном рассмотрении ясно, что информация обозначает явление, которое несоизмеримо проще, чем, например, попугай или удав. Однако между попугаем и удавом есть общность, заложенная феноменом информации. Они имеют, как и все живое на нашей планете, единый генетический код, а в том, что генетический код есть выражение феномена информации, вариативные воплощения которого обеспечили биологическое разнообразие, согласны представители всех направлений теории информации. Уточнению – семантическая – тоже есть место в этом примере, поскольку, когда мы произносим «попугай» или «удав», то мы используем эти слова в качестве знаков-указателей, репрезентирующих все виды попугаев или удавов. В направлениях семиотики, созданной на идеях Ч. С. Пирса, данный класс знаков относится к семантике. Итак, на основе семантической информации мы можем различать сущности, различать их строго, а не только потому, что попугай меньше удава, или удав пугает нас больше попугая. Но если задачей станет измерение сложности экологической системы, в которой живут птицы и пресмыкающиеся, то семантической информации будет явно недостаточно, поскольку вся эта система обладает своими параметрами порядка. Вместе с тем авторитет Р. Карнапа помогает мне высказать свои предложения о выборе характеристик информации (ценности, количества и эффективности информации) в качестве регистрируемых параметров для измерения социокультурной динамики, суть которой указывает на семиотическую суть ее параметров порядка.

Здесь соблюдается требование «простоты» для выбора оснований измерения, поскольку характеристики информации проще семиотических форм, а компоненты знаков проще образований «более высокого уровня (часто называемых символами)» [405] . Для изложения этих предложений отведен завершающий раздел этой главы, поскольку для перехода к нему необходимо акцентировать ряд обстоятельств. Во-первых, отмеченное «упрощение» и составляет основу всех предубеждений об измерениях в гуманитарных исследованиях. Во-вторых, достижение этого «упрощения» требует сопоставление форм и функций по всем структурным уровням системы, а это сопоставление есть ничто иное, как обнаружение механизмов функционирования системы. Внимание к механизмам опять же рождает волну предубеждений, поэтому акцент будет поставлен на семиотических механизмах культуры [406] , которые были обнаружены Ю. М. Лотманом и Б. А. Успенским – исследователями, чья гуманитарная «чистота» не вызывает сомнений. В-третьих, «упрощение» не должно стать процедурой редукции сложности, а иерархию сложных систем венчает символизм культуры, для которого убийственным является любое расчленение его целостности. Но, оставив в неприкосновенности эту целостность, можно попытаться измерить воздействия символизма и «перевороты в символизме» [407] , происходящие при вхождении новаций в действительность социокультурных систем.

405

Моррис Ч. У. Из книги «Значение и означивание». Знаки и действия. // Семиотика: Антология. М.: Академический Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001.

С. 129.

406

Лотман Ю. М., Успенский Б. А. О семиотическом механизме культуры // Ю. М. Лотман. Избранные статьи в 3 т. T. 3. Таллинн: Александра, 1993. С. 326–344.

407

Уайтхед А. Н. Символизм, его смысл и воздействие. Томск: Водолей, 1999.

С. 43.

Метафоры обладают особой ценностью для тех, кто ведет гуманитарные исследования. Метафора, как остроумно акцентировал В. Л. Рабинович, буквально переводится с греческого языка словом «тележка», призванная перевозить свой «груз» из одного контекста в другой, и впервые я услышала это в беседе с В. Л. Рабиновичем. Ну что ж, попробуем при помощи всем известных метафор осуществить своеобразный понятийный трансфер из локуса, в котором полагают самоочевидной сложность мира Hi-Tech, в локус сомнений в том, что инновации увеличивают сложность социокультурной действительности. Вот эти сомнения и будут аргументом в пользу необходимости процедур измерения для диагностики сущности происходящего.

Многоликий Янус и Вавилонская башня – метафоры о социокультурных результатах Hi-Tech

Повышение сложности, чтобы под этим не понималось, всегда связано с возникновением новых уровней в структурной организации некого объекта. Сложности всегда сопутствует разнообразие элементов объекта и многообразие связей между его слагаемыми, в свою очередь, разнообразие обеспечивает устойчивость развития данного объекта. Синергетическая парадигма внесла новое понимание сложности на основе исследования самоорганизующихся систем, которые по мере своего усложнения увеличивают способность к генерации новых состояний, что привело к выводу о креативности переходов «от хаоса к порядку». Сказанное является самым поверхностным изложением постнеклассического понимания сложности и практически не имеет противников. Поэтому если обосновать, что феномен Hi-Tech несет унифицирующее воздействие на антропологическую действительность и вызывает упрощение структурной организации социокультурных систем, то правомерными станут сомнения в инновационной сложности как результате Hi-Tech.

Известный образ древнеримского бога – двуликого Януса – воплощал единство «входов и выходов», начала и завершения любых действий, прошлого и будущего. В символике той эпохи присутствие Януса было постоянным – он изображался на самой мелкой монете, его имя дало название первому месяцу года, храмы ему представляли своеобразный коридор между двумя дверями, которые стояли открытыми в военное время и закрывались в редкие периоды мирной жизни. Управление состоит в последовательности шагов по подобному коридору. Однако действительность, в которой происходит любое управление, преподносит нам сюрпризы,

отвечая на воздействия силовых решений непредсказуемыми реакциями. За десять веков своего главенства Янус «получил» еще два лика. Став четырехликим, что воплощало четыре стороны света, он соединил в себе взаимосвязь времени и пространства действий. Механизмы этих взаимосвязей скрыты от очевидности. Благодаря нелинейной динамике теперь мы знаем, что путь от начала до завершения любых действий не обладает прямолинейностью коридора, и его ветвления имеют множество «входов» и «выходов». Подобием «коридора» являются сценарии нелинейной динамики или фазовые траектории, а подобием обращения каждого лика Януса – локус фазового состояния в будущем или аттрактор.

«Вход» в каждую самобытную эпоху культуры, или начало этой эпохи, определяла идея переустройства, а «выход» фиксировал соответствующий антропологический идеал. Идеи Hi-Tech становятся началами коренных трансформаций социокультурной действительности. Но разнообразие новаций в политических, экономических, социальных, культурных сферах убывает в порядке перечисления этих сфер, и приводит только к четырем идеалам, воплощающих конечные цели инноваций, а именно – социальный альтруизм; самосовершенствование человека; максимальное счастье в индивидуальной жизни; максимальная общественная польза. Данные четыре идеи морали [408] являются базовыми и, продолжая аналогию с ликами Януса, не терпят эклектических «пересадок» конкретных черт с одного лика на другой. Иными словами, инновации должны быть подчинены асимптотическим устремлениям, получившим моральное обоснование в одной из этических систем, а редукция многоликости приведет к «ампутации» того, что составляет основу сложности. Ретроспективный взгляд на динамику различных культур позволяет увидеть, что происходила смена ценностей и многие ценности обнаруживали свою бренность, но асимптотические устремления культур обладают устойчивостью. Так и Янус утратил свою сакральную сущность при смене самобытных эпох в западной культуре. Вместе с тем в этой же культуре осталась значимой ценность условий для выбора индивидуальностью своего будущего.

408

Апресян Р. Г. Идея морали и базовые нормативно-этические программы. М.:

ИФРАН, 1995.

Сюжет о строительстве Вавилонской башни присутствует во многих мифах и религиозных текстах. В повествованиях мифов он предназначен для обозначения гордых замыслов человека, повлекших карающее вмешательство высших сил. В Книге Бытия этот сюжет несет более тонкий смысл. Его можно понять как указание на зряшное занятие людей, прекращаемое вмешательством Бога, но само это вмешательство есть не кара, а благо. Эта интерпретация может вызвать несогласие, поэтому обращусь к тексту. После потопа на земле жили только «племена сынов Ноевых, по родословию их» [Бытие 10:32], а потому «На всей земле был один язык и одно наречие» [Бытие 11]. «И сказали они друг другу: наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести» [Бытие 11:3]. «И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу земли» [Бытие 11:4]. Далее отмечено, что Господь, наблюдающий возведение этой башни, сказал: «вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать» [Бытие 11:6]. Смешение по Его воле языков прекратило строительство, а само смешение языков и рассеяние людей по всей земле дало название этому месту – Вавилон. Мудрость слов «не отстанут они от того, что задумали делать» подтверждает нынешнее состояние культуры. Полагаю, что строительство грандиозных сооружений естественно не только для людей переживших всемирный потоп. Весь сюжет изложен в Книге Бытия кратко, но в этой лаконичности нашлось место для указания производства материалов для строительства, позволивших кирпичами заменить камни, что подобно технологическому замещению естественного искусственным. Это замещение стало средством доказательства не превосходства над высшей силой, а лишь строительством города и башни, «высотою до небес», которые они возводили, исключительно, чтобы «сделать себе имя», и собирались сразу же оставить.

Амбиция – сделать себе имя – ныне приобрела чрезвычайную актуальность и стало средством выживания для разработчиков инноваций. При этом смена одного грандиозного проекта еще более грандиозным стала средством выживания для тех, кто продвигает инновационные проекты, и условием функционирования саморазвивающихся технологий. Иными словами, феномен Hi-Tech подобен строительству «Вавилонской башни». К числу очевидных симптомов подобного строительства относится приобретение нами общего языка и ощущение того родства, которое обеспечивают нам mass media. Божьей карой смешение языков не являлось, поскольку его следствием стало рассеяние людей по всей земле, что сами строители башни сами собирались сделать после завершения ее возведения. В том то и дело, что в неразумности своей они не знали, что завершить ее было невозможно. Это обрекало их – не отстанут они от того, что задумали делать – на бесконечную вовлеченность в этот процесс. Божьим даром стало разнообразие их языков, следствием чего, стало разнообразие их занятий, то есть – обретение сложности в их существовании.

Аналогом гордого замысла архитектуры Вавилонской башни стали проекты информационного общества и общества знаний, породившие тотальное действие технологий, которые сделали реальным конструирование человека человеком. Сложность мира Hi-Tech воспринимается в качестве усложнения социальной действительности. При этом упускается из вида сущность любых технологий, специфика которой в упрощении способов воспроизводства неких результатов. Технологии, конструирующие всю современную реальность, позволяет человеку, в том числе ученому и разработчику конкретных составляющих этих технологий, быть экспертом только в чем-то одном, оставляя даже образованного человека в беспомощности профана во всем другом. Со времен возникновения примитивных культур и до последней трети XX века людей разделяли пределы их осведомленности. Во все времена положение знающего человека – колдуна или жреца, философа или священника, врача или учителя, мастера или ученого – давало преимущества в ориентации в окружающей действительности и в осознании своего места в потенциальной реальности. В конце XX века эти преимущества образования утрачены, и все мы получили новую роль nobrow – человека «безбрового» [409] , одновременно воплощающего в себе идеалы культуры высоколобых и участь профанов. В библейские времена за строительство Вавилонской башни люди были одарены многоязычием и разобщенностью. К сегодняшнему времени срок действия дара истек, поскольку люди обрели родство профанов и однообразно понимаемый символизм, используемый в коммуникационных технологиях, ставший нашим общим языком.

409

Сибрук Д. Nobrow. Культура маркетинга, маркетинг культуры. М.: Изд. Ад Маргинем, 2005.