Иного не желаю. Часть третья

— Я виноват, дочка, — отец – или его приведение – попытался отвернуться, но я всё равно увидела слезы, которые обильно капали на его идеально отутюженную рубашку. – Всё, что произошло с нами – это только моя вина… Я не смог сдержаться…Это так сложно, дочь — сражаться каждый час, каждую минуту за то, что твоё по праву; при этом сражаться ни с кем то, а с самим собой.

— Вы ведь с мамой любили друг друга вначале. Когда всё пошло не так?

Отец покачал головой.

— Во всём виноват только я, дочка.

Папа, вытерев ладонями глаза, грустно улыбнулся.

— Твоя мама – слабая, ранимая женщина. Я же был мужчиной, её мужчиной. И в том, что наш земной путь завершился неправильно и рано – моя и только моя вина.

Отец, глядя в сторону моего выпирающего живота, осторожно спросил:

— Можно…?

Я кивнула.

И его рука опустилась на мой живот.

—У меня будет внучка. Ещё одна девочка, — улыбнулся счастливой улыбкой отец. – Я передам твоей маме, Тая, что ты счастлива.

—Передашь …? – я растерянно посмотрела сначала на отца, затем на Серебровласку. – А как же… она там?

— За гранью нет страстей, — пожала плечами Серебровласка. – Зато есть вечность, чтобы разобрать свои ошибки.

— Ошибки, – с горечью в голосе подтвердил отец. И заметив испуганное выражение на моем лице, тут же принялся меня успокаивать. – Что ты, Тая, это не ад… это просто место, где нет времени, и потому, рано или поздно, все начинают анализировать те глупости, которые сотворили при жизни. Рано или поздно все существующие за гранью приходят к миру в своей душе.

Прокусив губу до крови, отец вдруг признался с болью в голосе.

— Я просто хотел, чтобы она любила меня также сильно, как я любил её. Мы… знаешь, Таюшь, ласковое слово и собаке приятно, а я и был всё это время беспризорным, обозленным псом.

— Время, — глядя куда-то в сторону окна, произнесла серебровласка. – Анатолий, нам пора.

— Ты так похожа на маму, — глядя на меня, довольно произнес отец. – Выросла настоящей красавицей.

Потянув мою руку к себе, папа поцеловал мою ладонь, пожелав на прощание:

— Будь счастлива, дочка.

Я ещё пыталась найти какие-то подходящие к моменту слова, придумать какую-то фразу… но Луна, спрятавшаяся за тучи, забрала с собой и Серебровласку, и моего отца.

Подойдя к раскрытому окну, я ещё несколько минут просто молча стояла, глядя… не знаю, вперед, на небо… в сад… Но вокруг всё будто бы застыло в темноте – словно что-то задерживало одновременно и свет, и все звуки.

А потом из-за туч снова выглянула Луна, и я, решив закрыть окно, вдруг заметила, как лучи полной Луны снова неровно бегут по поверхности стекла… до тех пор, пока они не поравнялись с моей рукой.

Только тогда я заметила, что моя ладонь, которую на прощание поцеловал папа, немного испачкана его кровью. И кровь уже даже просочилась на тыльную сторону ладони, запачкав кольцо Валуа.

Но стоило мне обтереть перстень о рукав, как изумруд, зло сверкающий из волчьей морды, вдруг стал менять цвет. Не знаю, как именно, но кровь моего отца превратила изумруд из кольца Валуа в бриллиант.

Глава 8

Тая

Впрочем, о том, что кольцо сильно изменилось, я не вспоминала ещё очень долго: сняв его перед тем, как идти спать, я просто положила кольцо туда, где его оставил Этьен; мои же мысли были полностью и целиком поглощены тем, что я увидела ночью с помощью Серебровласки.

И мне до сих пор не верилось, что всё это была реальность, ну или (если уж совсем уточнять) реальное прошлое.

Получается, Луна Оборотней как-то могла путешествовать во времени?

Ну, или показывать это самое время – тот период, который ей требовался? — Как же глупо это звучит… Глупо и уж совсем нереально.

Устраиваясь в кровати на подушке, я честно призналась самой себе, что одно дело принимать странную мутацию, которая обусловила возникновение оборотней, другое – признать все эти сверхъестественные штуки, которые происходили вокруг меня.

Да, я всю жизнь была рационалистом, скептиком… но ведь Луна Оборотней уже не раз мне помогала – при этом каждое из её вмешательств не поддавалось никакому научному объяснению.

У меня до сих пор перед глазами вставало потрясённое лицо Фернандо, когда я, очнувшись в Шотландии, потребовала себе еды.

В общем, какая уж тут рациональность…

Только вот не верилось, не хотелось мне верить в то, чему я стала свидетельницей. Ни одна нормальная женщина не стала бы вытравливать ребенка из своего тела, а потом объедаться пирожными.

Прикидывая в голове любые возможные варианты, я даже додумалась до того, что всё это большая инсценировка, над которой поработал настоящий профессионал.

Натан Кошински, будь он неладен.

А что, Этьен мог притвориться своим отцом; вспышки могли сымитировать с помощью медикаментов…

Только вот Луна Оборотней. Она была настоящей.

Не сходилось.

Если только я окончательно не сошла с ума.

Так или иначе, я понимала, что не могу – просто не могу не верить в то, чему я стала свидетелем сегодняшней ночью.

А потому, промучившись ночь без сна, я, едва только расцвело, тут же решила проинспектировать спальню, одновременно с этим пытаясь сложить в голове полную картинку прошлого.

Если честно, мне было страшно вспоминать те ужасы, которые мне показала Луна Оборотней, но я хотела доказать самой себе, что это на самом деле было.

Наскоро приняв душ и одевшись в удобный костюм, я вначале просто медленно обошла комнаты Этьена. Вчера мне не удалось запомнить много деталей, но клетку – клетку под кроватью забыть было сложно!

Именно этим меня однажды пугал Этьен.

Я ещё тогда подумала, что он сумасшедший… а он просто вспоминал своих родителей.

Я подошла к кровати.

Мне никак не удавалось нормально усесться на корточки, поэтому я просто нормально – полноценно – уселась на пол (благо, что пол всё равно был застелен плотным теплым ковром) и принялась осматривать основание кровати.

К счастью, никакой клетки там не было.

Даже никакого намёка на эту самую клетку, что говорило не в пользу моего ночного приключения.