Иного не желаю. Часть третья

А ещё оставался Блез. Сейчас я уже был не так уверен в правильности выбора этого беты — в отличие от внимательного Марка и осторожного Стивена, Блез почти сразу принялся менять уклад, который сохранялся в монакской части более сорока лет – и это не было умным решением. Даже если изменения назревали давно и были необходимы, не следовало резко менять жизнь своих подданных, особенно сейчас, когда их бывший бета все ещё был жив.

Так, разрываясь между делами и Таис, я снова упустил нечто важное.

А потом наступило новолуние.

Тая

Сегодня даже Луна спряталась, оставляя меня в кромешной темноте. Впрочем, это не помогло – заснуть, даже задремать, у меня снова не получилось, и потому я просто лежала на своей половине кровати, прижатая к горячему, мускулистому телу Этьена.

Оборотень, по привычке, закинул на меня ногу и обнял одной рукой мой живот, практически уткнувшись носом мне в шею.

Ни подвинуться, ни избежать касаний.

Интересно, как мы будем существовать дальше, когда Моник станет его законной герцогиней – будем спать втроем или мне милостиво разрешат проводить ночи одной? А может, для меня всё закончится также как для его матери?

Бедная Мадлен.

Нет, я не оправдывала её. То, что сделала эта женщина, можно было назвать настоящим убийством – ни один, даже очень прогрессивный врач, не одобрил бы аборт на таком большом сроке, какой был у неё.

Но сейчас я внезапно подумала: А что, если она помешалась?— Что если она скинула ребенка лишь потому, что была уверена, что Филипп Валуа отберет у неё дочь?

Это ни на грамм не оправдывало её, но я, находясь в похожей ситуации, все же смогла почувствовать тот ужас, который испытала эта женщина, оставаясь в клетке.

Больно представить, что меня ждёт в будущем.

— Опять не спишь? — зевнул Этьен, спросонья поцеловав меня куда-то в лоб. — Тая, завтра ты опять будешь чувствовать себя разбитой. Надо спать.

«Надо. Ради дочери».

—Спи, — вполне миролюбиво закончил Этьен, по-новой обхватив меня рукой.

Я сделала глубокий вдох и, выждав несколько минут, осторожно перевернулась на другой бок.

Уже закрывая глаза, чтобы хотя бы подремать, я вдруг заметила какое-то движение в темной комнате…

... а потом из темноты проявилось наполовину обезображенное лицо матери Этьена.

— Ты закончишь свои дни в клетке, так же как и я, — расхохоталась оборотница, демонстрируя мне руки, с которых лилась кровь. — А он будет трахать свою новую девку прямо на этой кровати!

И тогда я завизжала.

Я кричала, брыкалась, слышала дикий смех Мадлен и в то же время чувствовала её когти на своем теле.

— Тая, что случилось?!!

Прижимаясь к Этьену, я кричала о том, что здесь его мать – и что она пришла, чтобы навредить мне.

— Тая, девочка…

Этьен включил свет, вызвал докторов…

??????????????????????????

….а потом меня выгнуло дугой, и я почувствовала, что начинаются схватки.

Вокруг меня суетились доктора, люди, оборотни… Я слышала голос Этьена, Гийома… слышала крики акушерки, которая готовила меня к родам.

— …неужели нельзя ничего сделать?

—… она рожает. Либо она сделает это сама, либо нам придется делать кесарево.

— А что случилось?

— Ей приснился кошмар.

—Мне не нравятся показатели…

—…Альфа, нужна ваша помощь.

— Там Мадлен… Мадлен!

— Девочка бредит.

—У неё упало давление.

— Симон, немедленно сюда!

Я чувствовала, как земля куда-то уплывает… или я уплываю куда-то очень далеко, в темную безлунную ночь.

Впрочем, Луна за окном была – просто никто её почему-то не видел.

Красная, кровавая луна.

Этьен

Когда она завизжала, я не сразу понял, что произошло.

Тая кричала про мою мать, про то, что она хочет отобрать нашу дочь.

Я решил, что это всего лишь кошмар, который ей приснился – с кем не бывает, а потом на простыне расплылось пятно крови. Не помня себя, я уже не ждал прибытия врачей – не позаботившись даже об одежде, я бросился с ней на руках вниз, рыком и своей силой призывая всех медиков проснуться.

А потом…

Она начала рожать.

Это не было счастливыми родами, о которых я втайне надеялся: Таис стонала, плакала, выгибалась дугой от боли.

И продолжала что-то кричать о моей матери.

Она жалобно просила не сажать её в клетку и молила о пощаде…

А ещё она упоминала моего отца – но не как Рауля (под этим именем его знали все в стае), Таис использовала его второе имя – Филипп. Именно так звала отца сука, родившая меня.

Но я не задумывался тогда об этом – просто отметил, как факт, полностью сконцентрировавшись на Тае.

Несколько бесконечно долгих часов мы провели в «родовой». На меня снова нацепили халат (поверх одолженных форменных брюк медиков). Лишь к часам девяти утра Винсент уговорил меня оторваться от жены на пару минут, чтобы нормально одеться. А в начале десятого Гийом оповестил, что врачам надо готовиться к операции.

— Мы попробуем ещё раз, — пояснил Гийом, косясь в сторону громко плачущей Таис.

В это время моя жена снова громко закричала.

— Тужься, тужься, Тая, — умоляла её по-русски акушерка, подбадривая тем самым мою пару. Жаннет была стопроцентной француженкой, раньше русского она точно не знала. Заметив на себе мой взгляд, акушерка осторожно заметила:

— Я подумала, что это поможет мадам. В такие минуты хочется, чтобы кто-то родной был рядом: мать, сестра…

Таю скрутил новый спазм боли.

—Давай девочка, давай…

— У нас падают все показатели…

—Ребенок идёт…

—Давайте поаккуратнее.

—Вы следите за мониторами?

— Симон, ты разве не следишь!

—…. поздно, неужели не видите?

И только Жаннет продолжала подбадривать Таис на русском. Как я сам не догадался об этом?

Сжав зубы, я держал Таис за руку, делился с ней силой и… кажется, впервые в жизни молился Богу о том, чтобы она выжила.