Иностранцы

– Sorry!.. извиняйте!..
– с плаксивой улыбкой поправил очки Френсис.
– Но Руссия и сейчас великая! Считаются!Я знаю!

– Может, при вас считаются!..
– встрял Генка в разговор.
– А при нас нет!..

– Юмор!
– оценил Френсис и снова обратил свои близорукие наивные глаза на могучего Платона.
– Если жизнь наладится... к вам снова придут с поклоном другие э... республики.
– Он. кажется, уже и по-русски возле русских стал говорить связнее.
– Разве нет? Значит, надо налаживать жизень. У вас... у вас талантливые ученые... докторы... зачем попадать... падать в отчаяние?!

– Нет, нет, мы погибли!..
– не соглашался Платон.

– Это обсуждать бесполезно.

– Ночь наступила, ночь...
– у Генки веки полузакрыли глаза, рот по-детски превратился в гузку. Еще не дай бог уснет тут.
– При белом месяце... так хорошо повеситься...

– Налил бы еще, узурпатор!..
– взвизгнул Павел Иванович.

– Болше жена не дает, - тихо и внято ответил Френсис, оглядываясь, чтобы гостям было понятней.
– Тогда я не понимаю, я плыль на лодке - смотрю... Why?.. Почему ви бросаете с берега в речку кровать... старое ведро, самовар... даже трактор... это же ваша речка, ваша ваша маленькая Руссия.

– Вода все унесет!..
– махнул рукой Платон.
– Скажи, моряк!

Но моряк молчал, приоткрыв рот со стальными зубами и злобно уставясь на хозяина, который более не хотел угощать русских.

– Все унесет река времен...
– вздохнул, окончательно зажмуриваясь и устраиваясь подремать на стуле, Генка.

– Не унесет!..
– печально отвечал Френсис.
– Я здиес уже полгода? Не унесло. Ви включаете электричество в баниях... пилите циркуляркой... трансформатор три раза горель. Как можно. Видиротесь... ножиками... веслами... я даже видел - баграми... за чем?!

– Зачем?! А потому что душа гор-рит!..
– зашипел Павел Иванович.
– Хер ли тут изображашь?! Сами нашу Расею любимую погуби ли!.. через евреев скупили, а сейчас...

Платон больно прижал локоть Павла к столу - человечек, затрепетав, умолк.

– Я понимаю, - терпеливо продолжал Френсис.
– Понимаю. Но когда родина болна... помогайть надо, а не толкать дальше в пропасть.
– Он понизил голос.
– Говорят, у вас своих лючших крестьян опять жгут?.. Рас... как это?.. раскулач...

– Раскулачивают?..
– помог Платон и добродушно ухмыльнулся на редкость здоровыми, белыми зубами.
– Да не-е!.. Это уж по пьянке... было раз иль два... из зависти... примерно так...
– И толкнул Генку в бок.
– В Щетинино? На центральной ферме?

Генка открыл белесые, словно замазанные сметаной, глаза.

– А х.. ли?.. Дружки начальников, по блату всего себе нахватали...

– Это наши деньги!
– завизжал Павел Иванович.
– Прихватизировали даже пристани на Енисее... золотые рудники...

– Но разве можно жечь?..
– изумился, всплескивая руками, иностранец.

– Лесу много...
– охотно заговорил Платон.
– С самолета смотрел на Сибирь? Тайга до Японии. Но, конечно, лучше не жечь.

Вам-то в Англии хорошо - из камня все. А у нас и церкви деревянные...
– Но более не дождавшись от хозяина каких либо слов,

Платон помолчал, закрыл рот, тяжело поднялся и вздернул за шкирку поэта и бывшего капитана.
– Ну, сказали спасибо и пошли? А то еще испугается, решит - алкоголики и не пригласит больше никогда!

– Почему?!
– удивился нехотя Френсис.
– Заходите. Интересно было поговорить.

– Вы слышали?!
– спросил Платон у своих спутников, не вы пуская их из темных широких лап.
– Приглашает! Пожалуй, и зайдем. Может, Федя еще научит нас снова труд любить, поверить в жизнь...

Павел Иванович вдруг припал к Платону и зарыдал, как ребенок. Тот, отчески обняв его за плечи, повел в сторону выходной двери - в ночь, в метель. Генка "Есенин", окончательно проснувшись, обернулся к хозяину - стоял, моргая, пытаясь, видимо, придумать срочно что-нибудь остроумное, но не смог. Только как можно более гордо и таинственно ухмыльнулся и, чтобы не сверзиться, затопал боком с крыльца вниз, на смутный снег...

Проследив из сеней, что гости, наконец, ушли за ворота,

Френсис повернул рычаг, и калитка заперлась. Френсис потянул за кольцо с проволокой - в дальнем углу поместья открылась дверца конуры, и позванивая цепью, потягиваясь, вышел во двор для несения службы пес Фальстаф.

Френсис распахнул форточки в столовой, принялся мыть с мылом стаканы, когда зашла жена. Морщась, она укоризненно сказала:

– Зачем, зачем ты их еще раз пригласил?!

Муж вздохнул и развел руками.

– О, интеллигенция!..
– принялась ходить-бегать по комнате Элли.
– Напоил раз - и выгони к черту! Эту пошлость выслушивать ... они же привыкнут... Думаешь, благодарностью отплатят? Заборы твои не будут осквернять? И зачем про пожары спрашивал? Могут удивиться, запомнить и еще начнут изображать верных сторожей...

– No! У них нет памяти.

– Они хитрее, чем ты думаешь...

Френсис, жалобно скривившись, протирал голубеньким платком очки.

3.

Конечно, не миновало и недели - они снова заявились ввечеру, эти три бездельника. Как раз вызвездило, грянул ранний сибирский мороз, да не 5-7 градусов, а все 20 (такое случается в урочищах Предсаянья), и скрип от шагов на снегу далеко разносился. Впрочем, уже и в среду, и в четверг за воротами кто-то переминался и курил (пес во дворе пару раз рявкнул), но в звонок не позвонили. Может быть, испугались гнева хозяйки, которая строчила на электрической пишущей машинке? Повздыхав, условились выждать еще немного, чтобы получился хоть небольшой, но круглый срок? И вот именно опять в субботу - только хотел было Френсис после бани размягченно послушать музыку и испить подогретого красного вина - задребезжал звонок.

– О!..
– только и выдохнула хозяйка.
– О!.. Может быть, сделать вид, что спать легли?

– Свет горит, - пробормотал хозяин.

– Ну, иди, иди. Встречай дорогих гостей.

С виноватым видом, накинув куртку с башлыком, привычно согнувшись из-за высокого своего роста, Френсис спустился по винтовой лестнице в сени. Рычаг щелкнул - калитка вдали распахнулась.

Три сизые тени, убедившись, что красноязыкий Фальстаф точно в конуре, медленно ступили во двор и, поднимая колени, как бы стараясь меньше шуметь, закрыли за собой калитку.

Френсис высился на крыльце, улыбаясь, как истинный джентльмен, который рад новым своим друзьям:

– Проходите!
– Кажется, он уже лучше говорил по-русски, что тут же отметил умный Платон. Френсис употребил местное слово.
– Зазимок выпал, холодно.

– Зазимок - это верно, это по нашему! А вот и по нашему ма ленький тебе презент...
– Пузатый дед, сбросив незастегнутый вонючий полушубок на пол у холодных дверей, сопя, выдернул из-за спины ( из-под ремня?) шкалик "Российской".
– Убери куда-нибудь... пригодится - зима долгая... А мы хотели сегодня по трезвому о жизни поговорить.