Иной жизни для себя не представляю! Книга седьмая. Халявные баксы.

вкалывающих по двенадцать часов ежедневно без каких-либо

выходных. Я сидел и улыбался, слушая все эти сказки, а ребята

строили из себя этаких добытчиков, крутых мужиков, готовых

терпеть любые невзгоды и рабский труд ради счастья семьи.

Всю эту галиматью слушать мне давно надоело, но для начала

праздника пока рановато – ужин в лагере никак не кончался,

народ шел и шел в вагончик столовую, и Варе было не до нас. Я

беспрерывно выскакивал из домика посмотреть, когда же она

освободится, и наконец время это пришло – больше никто ни

шел в столовую, ни выходил из нее. Теперь туда можно было

отправиться и мне.

Вдвоем принесли приготовленную Варей вкуснятину, и

сабантуйчик начался. Правда, без должного звукового

оформления. То-есть, без музыки, и даже без излишнего веселья,

что в присутствии Анастасии Михайловны выглядело бы просто

неприличным. Конечно, Дока порадовал бутылкой вина, но

разливали и пили его с такой опаской, что заметить

постороннему даже при желании было невозможно. Варя и вовсе

отказалась от стаканчика, и скоро наш вагончик покинула – очень

боялась оставить кого-то из артельских без ужина, да и к

завтраку нужно было кое-что приготовить. Но попозже

пообещала к нам еще заскочить.

Наконец в компании все насытились, наговорились, и

пришло время подумать о ночлеге, на который птички наши

давно устроились и затихли. Для себя я решил, что возьму

спальник, отойду от лагеря в сторонку метров на сто пятьдесят,

выберу местечко поровнее без камрей, и там устроюсь. Как это

всю жизнь делал на охоте. Ну а Дока и Владимир пусть сами

решают, как разделить домик, может быть, перегородить

занавеской. Для Ниночки, с веселым и компанейским нравом,

занавеска вообще до лампочки, а вот Анастасия Михайловна …..

вряд ли без нее глаз сомкнет, да и вообще может одна

устроиться, на моей кровати, заставив бедного Владимира до

утра не смыкать глаз, и эротическими видениями

перевозбуждать страдающее либидо. С нее это станет запросто

– вон как волнуется, что не дай бог, кто-то ее в интересном

положении увидит! Или что-то услышит.

«Ничего», - подумал про себя, - «нельзя всю жизнь синим

чулком оставаться, в наше-то время». И в подходящий момент

собравшихся осчастливил: все, забираю спальник и ухожу,

разбирайтесь здесь сами.

«Разберемся, разберемся», - пискнула Ниночка и скосила

глазки на Анастасию Михайловну, отчего та стала еще

серьезней. Но здесь ее вовремя обрадовал Дока:

«Мы с Нинкой тоже умотаем, на свежий воздух. Ну а вы

здесь останетесь,» - обратился персонально к заучу партийской

школы, так же как и я понимая свойственные той заморочки.

После этих слов Владимир облегченно вздохнул, а Ниночка

откровенно ему подмигнула.

Время было уже поздним, и за дверью домика встретила

темнота. Во всем лагере лишь один фонарь возле балка

начальника боролся с мраком в ближайшем окружении,

дотягиваясь уже слабенькими лучами до вагончика столовой. Я

машинально глянул в ту, единственно светлую сторону, и увидел,

что из вагончика выскочила женщина и помахала в мою сторону

рукой. Как это она меня увидела, в полной темноте нашей части

лагеря? Я еще раз оглянулся вокруг, поджидая Варю, шагавшую

в мою сторону, и с удивлением обнаружил, что не так-то и темно.

Это после электричества в домике я поначалу ничего вокруг не

различал, а сейчас глаза привыкли к неожиданной для них

темноте, все вокруг начал различать неплохо, и даже на

приличном удалении.

Варя подскочила ко мне, увидела в руке спальник и все

поняла:

«Если хочешь, могу тебя в вагончике положить. Только

долго спать не даст сменщица, рано придет завтрак готовить»

Сменщица Вари, вторая повариха, была женщиной

серьезной, в среднем возрасте, и никаких заигрываний с чьей-

либо стороны, кроме единственного счастливчика, не допускала.

По этой причине лишнего общения с ней ранним утром, если не

поздней ночью, мне только и не хватало. Поэтому я Варю тут же

остановил:

«Отлично переночую на свежем воздухе. Отойду в

сторонку, чтобы дурак какой на машине не раздавил, спальник

расстелю, и все, считай звезды да жизни радуйся!»

«Тогда я посмотрю, как устроишься», - согласилась Варя с

моим планом, и потихоньку в сопровождении деликатно

отставшего на пару метров Чапы, мы пошагали в сторону от

лагеря, внимательно глядя под ноги, что бы не дай бог за что-

нибудь не запнуться. Непривычная к темноте в горках, Варя

крепко вцепилась за мою свободную руку, и изредка ойкала,

когда под ногами оказывался камушек, бугорок или ямка.

Не прошли и двести метров, как нужное место я нашел –

между двумя большими каменюгами, которые не переедешь, не

сдвинешь даже бульдозером. Ногой в сторону отбросил

несколько маленьких камушков, что бы не чувствовать их во сне

под боком, расстелил спальник.

«Все, ночлег готов», - доложил Варе, и как любой мужчина,

с показным сожалением поплакался, - «одному только вот

скучать придется!»

Ранее женщина молча смотрела, как я устраиваюсь, теперь

же, после моих слов, повернулась ко мне лицом, дотронулась

рукой:

«Хороший ты человек, Юра. Даже слишком хороший», -

сказала ласково. Как мужик зрелый, я прекрасно понимал, что

стоит за этими словами. Как и то, что должно за ними

последовать.

«Почему слишком?» - задал необходимый в начавшейся

любовной игре вопрос.