Инсинуации
Шрифт:
– Жить вечно очень соблазнительно, но, боюсь, мне станет чертовски скучно уже на второй сотне лет, – насмешливо протянул Риверс, наконец, смотря на неё в упор. Элис почувствовала, как сразу неровно забилось сердце, и молча чертыхнулась. Почему она до сих пор не ушла?
– Речь идёт о существовании небесном, а не в бренном теле, – скривилась она, проигнорировав собственный мысленный вопрос и машинально растирая ноющие икры, но под внимательным, не отрывавшимся от её лодыжек взглядом Риверса мгновенно выпрямилась.
Снова возникло тревожное ощущение, что вся эта игра в гляделки – пустая формальность.
– Тогда это будет ещё более тягостное времяпрепровождение, чем мне представлялось, – профессор наконец-то оторвался от её ног и посмотрел в глаза. Вот спасибо.
– Ну да, вряд ли там будет секс, наркотики и рок-н-ролл, – зло откликнулась Элис, чувствуя себя препротивнейше под спокойным взглядом выцветших глаз. Ситуация была неправильной. Риверс ещё не успел ничего сказать или сделать двусмысленного, а она уже на взводе.
– То есть, никаких развлечений, – притворно-печально вздохнул он. – Лучше уж тогда отправиться в Ад, может там ребята повеселее.
– Сомневаюсь, их программа тоже однообразна: плач и скрежет зубовный.
– Тогда, если в любом случае мне не понравится ни наверху, ни под землёй, продолжу ту жизнь, которая меня устраивает. Останусь атеистом и буду ловить удачу здесь, – профессор пожал плечами, но глаза его блестели огнём азарта. О, кто-то решил отомстить за намёки месячной давности? Не поздновато ли? Или ему просто нравилось дразниться? Она медленно выдохнула. Тактичность, вежливость и дистанция…
– Наличие или отсутствие веры не значит, что свою жизнь необходимо растрачивать на одни сомнительные удовольствия. Это же чистой воды медленное самоубийство.
– Если вы сейчас скажете, что самоубийство – грех, я разочаруюсь в вас, мисс Чейн.
– Хоть я и не ставила себе целью заслужить ваше одобрение, профессор, я не буду говорить о греховности. Хотя бы потому, что не мне судить вас… – Элис была довольна своим ответом. На этом бы им и закончить свой разговор, но…
– Но вы осуждаете, – перебил он, внимательно вглядываясь в её лицо, словно видел в первый раз.
– Каждый из нас имеет право на собственное мнение исходя из личностных принципов, сэр, – туманно ответила она, оглядывая полупустой зал. Тактичность, вежливость и дистанция…
– Субъективность плоха тем, что можно легко ошибиться в своих наблюдениях.
– Разумеется, ведь мнение одного человека не может быть объективно априори, – она поморщилась.
– Мне нравится ваша категоричность, но вот сейчас я уверен, что вы ошибаетесь, – он самодовольно облокотился спиной на барную стойку, оглядывая помещение. Впервые за вечер Элис с нескрываемым интересом посмотрела на профессора. – Вы хоть раз наблюдали за кем-то?
– Вы ходите в ночной клуб, чтобы… наблюдать? Сэр, – кажется,
иронии в её голосе было непрофессионально много, но преподаватель не обратил на это внимания. Либо разговор в половину третьего ночи он счёл достаточным основанием, чтобы временно преодолеть разделявший их социальный лестничный пролет.– Вас это удивляет? – он искоса глянул на неё, и снова пристально уставился куда-то в зал.
– Пожалуй, нет… – она ненадолго задумалась. – Однако мне казалось, на лекциях у вас есть все возможности понаблюдать за студентами.
– Разумеется, – Риверс кивнул соглашаясь. – Но гораздо интереснее анализировать тех же людей в нестандартной обстановке.
Элис застыла, ожидая продолжения, которого не последовало. Тогда она осторожно заметила:
– Для чего же вы это делаете?
– Пытаюсь понять ход человеческих мыслей, эволюцию интеллекта. Ну… или деградацию. У кого как, – задрав подбородок, он не отрывал слегка прищуренного взгляда от чего-то одному ему известного. А удивленная Элис получила возможность рассмотреть его профиль вблизи.
Что ж, там было на что полюбоваться. Её однокурсницы недаром лили галлоны восторженной слюны, организовав стихийный фан-клуб Риверса. Кем бы ни были его предки, они постарались на славу, создав прекрасного в вырождении своей крови потомка. Природа и вековая селекция настолько превзошли себя, соединив в одном человеке все возможные благородные черты, что это граничило с уродством, и одновременно являлось сосредоточением настоящей красоты. Элис легко могла бы представить абрис Джеральда Риверса в короне святого Эдуарда и годами правления на чеканных монетах позапрошлого века. Удивительная внешность. Её взгляд скользнул по словно начертанной винкелем в руках архитектора линии носа, что обрывалась недоведенным перпендикуляром бровей, и остановился на по-мальчишески прямой штриховке ресниц, тенью смягчавшей неестественность радужки. Без сомнений, в его чертах наверняка где-то притаилось золотое сечение.
– И как продвигаются успехи? – спросила Элис, насильно отрывая взгляд от преподавателя и раздраженно закусывая нижнюю губу.
Так вот оно какое, восхищение мужчиной, который раздражает бесконечной чередой своих идеально сидящих костюмов и белых рубашек, самоуверенностью и высокомерием, наконец, выжигающе-яркой звездой ума. Впрочем, Риверс был чертовски хорош вне зависимости от отношения к нему. И уж точно профессора не волновало, что думала на его счет студентка. Так что нужно взять себя в руки и лишний раз повторить: тактичность, вежливость и дистанция…
– Видите парочку? – вместо ответа начал он. Элис кивнула, поворачивая голову и рассматривая парня и девушку, довольно колоритных представителей клубной культуры Бостона. Красноволосая девчонка, несмотря на холодные ночи октября, была одета в дорогие короткие джинсовые шорты и брендовую футболку кислотной расцветки. Её спутник красовался в кожаных штанах, косухе и майке с эмблемой известной брутальной группы. Эти двое являли собой столь нелепое сочетание, что Элис удивилась, как она не обратила на них внимания раньше. Тем временем её собеседник продолжал: – Готов поспорить, что вы не замечали их до того момента, пока я не сказал. Так ведь?