Инспектор Вест [Инспектор Вест в затруднении. Триумф инспектора Веста. Трепещи, Лондон. Инспектор Вест и Принц]

Когда он пришел в себя, кто-то неподалеку смеялся, но смеялся как-то странно, как будто человек умирал от смеха, так ему было весело, и в то же время смех доставлял ему боль.

Роджера со всех сторон окружала темнота, но из-под двери пробивалась полоса света. Взрыв истерического смеха доносился откуда-то издалека, как будто человек не мог с собой справиться.

Роджер поднялся. Его покачивало, голова гудела, но ужасный противоестественный смех убивал в нем всякое желание мыслить. Он подошел к двери.

Это оказалось настолько физически трудным, что он буквально взмок от пота и боялся, как бы не свалиться. Но все же нащупал ручку и вцепился в нее.

Дверь отворилась. Роджер постоял немного на пороге, чтобы привыкнуть к свету, потом смело шагнул в соседнюю комнату.

Она была пуста.

Из-за двери в смежную комнату донесся новый взрыв смеха. Роджер направился туда. Это была не каюта, а обыкновенная гостиная жилого дома. Значит, они находились уже на берегу. Роджер посмотрел на помещение, из которого только что вышел: в углу стояла кровать.

Смех перешел в какой-то всхлипывающий звук, странный и жуткий. Роджер распахнул дверь в соседнюю комнату при новом взрыве смеха. Фингельтон лежал ничком на кровати в углу комнаты. Он был совершенно обнаженный, если не считать маленьких плавок. Сейчас были видны все его многочисленные синяки.

В ногах кровати на табуретке сидела девушка, которая время от времени щекотала пятки Фингельтона длинным пером… Девушка с пляжа в широкополой шляпе, и страшный дог. Она не улыбалась. У нее был скучающий вид, и это делало картину еще более ужасной. По-видимому, она не заметила прихода Роджера. Вот она отняла руку с пером, Фингельтон конвульсивно дернулся и перестал смеяться, но его грудь тяжело вздымалась, открытый рот хватал воздух. В носу и горле у него что-то свистело и булькало. По лицу, по плечам, даже по ногам струился пот. Сейчас, когда прекратился смех, было похоже, что у него предсмертная агония… По-видимому, так оно и было.

Как только репортер немного отдышался, девушка дотронулась пером до его правой пятки.

Фингельтон всхлипнул.

Роджер шагнул к девушке, вырвал у нее перо, сжал в руке и выбросил прочь.

Девушка не была удивлена. Она посмотрела на него с неподдельным упреком.

— Вы не должны этого делать. Мистер Карози рассердится.

Она не стала протестовать, когда Роджер подошел к кровати, ища в карманах на ощупь перочинный нож. Но ключи, деньги, всякая мелочь были на месте, а нож кто-то позаботился отобрать.

Фингельтон поднял на него налитые кровью глаза, но не узнал. С, его запекшихся губ сорвалось единственное слово:

— Воды!

В комнате не было ни графина, ни умывальника, ничего. Однако, подумал Роджер, может быть, он найдет воду в своей спальне. Сейчас, у девушки не было пера.

— Не смейте его больше трогать, — потребовал он и быстро прошел через гостиную в свою спальню. Здесь был умывальник, губка, стакан и прочие туалетные принадлежности. Роджер подставил губку под холодный кран, выжал ее, наполнил стакан водой и пошел назад.

Фингельтон снова начал смеяться.

— Прекратите! — заорал Роджер, не помня себя от злости. — Сейчас же прекратите!

Он увидел, что девушка сидит точно в такой же позе, держа в руке новое длинное перо. Он подбежал к двери как раз в ту минуту, когда девушка захлопнула ее перед самым его носом. Вода выплеснулась через край стакана, когда Роджер попытался открыть дверь ногой, в то время как Фингельтон продолжал смеяться своим диким истерическим смехом.

Роджер повернулся, чтобы куда-нибудь поставить стакан, намереваясь своим весом обрушиться на дверь.

— Кажется, вы очень заботитесь о своем приятеле? — раздался позади него голос Карози.

Смех Фингельтона прекратился.

Роджер положил губку и стакан на ближайший столик и медленно обернулся. Карози стоял, облокотясь на стул. На его лице была улыбка, которую Кристина окрестила «китайской».

— Фингельтон больше не будет смеяться, если вы расскажете правду, — сказал Карози своим простуженным голосом. Оставьте в покое эти вещи, Вест, и садитесь напротив меня.

В смежной комнате наступила тишина.

Роджер опустился в кресло и поднял глаза на Карози. Он пытался внушить себе, что не боится, но страх не отпускал его.

— Я вас уже видел в таком облачении раньше, — ровным голосом заговорил Карози, — хотя вы, возможно, этого не заметили. Грим, маскировка, они могут сослужить службу только раз, если человек не способен увидеть глубже внешности… Очёнь просто… А вы простой человек, Вест. У вас немудреные правила: это — хорошо, а это — плохо. Так можно поступать, а так нельзя. Вы всегда стоите на стороне «правильного поведения», но жизнь куда сложнее… Вы — жертва культуры и фальшивой цивилизации… Вы добры, а природа зла… Человек отказывается сказать мне правду. А я хочу какую-то вещь и беру ее… Мне мешает человек, я устраняю его или заставляю страдать, пока он не сделает то, что я хочу.

Роджер не ответил. Он был рад небольшой передышке.

— А вы наделены всеми ошибками современной цивилизации, — продолжил Карози. — Например, вы страдаете потому, что другой человек в агонии. Агония — это, конечно, плохо, но лично я нисколько не страдаю. Я вообще почти не замечаю страданий. Я тренирую в других это равнодушие к страданию окружающих… Мне давно уже стало ясно, что самым сильным оружием является то, которое действует на привязанности и эмоции по отношению к другому человеку… Например, Грант и его жена… Вы, ваша жена, дети… Возможно, Фингельтон… Впрочем, я тут не прав. Фингельтон в личном плане вас не интересует. Что вы думаете обо мне, старший инспектор Вест?

Роджер промолчал. Ему нечего было сказать.

Тогда Карози свистнул, и почти сразу же Фингельтон начал смеяться.

Роджер поднялся.

— Мне говорили…

— Я всегда выполняю свои обещания, вы скоро в этом убедитесь. Но вы отказываетесь отвечать на мои вопросы. Что вы думаете обо мне? Теперь вы ответите?

Смех Фингельтона замер.

— Да, — хриплым голосом ответил Роджер. — Я вам отвечу. Вы…

Он запнулся.

— Будьте совершенно откровенны. Вы увидите, что у нас много общего, Вест. Например, я люблю правду.

Роджер сказал:

— Не думаю, чтобы у меня имелось о вас определенное мнение. Оно было, но теперь, после ЭТОГО, оно сильно изменилось.

— К лучшему или худшему?

— К худшему.

— Что ж, это правда. Ну а что вы думали обо мне раньше, Вест? Я был просто крупным преступником, так вы меня охарактеризовали, не правда ли?

— Да.

— Скажите мне точно, каково ваше мнение о моей деятельности и о применяемых мною методах? Вы понимаете, у меня не часто имеется возможность рассуждать на данную тему с полицейским офицером.