Институт экстремальных проблем

— Ладно, поживем – увидим, — усмехнулся Вадим, — но я пока что не знаю, когда из меня будут арматуру вытаскивать, так что особо на мою помощь не рассчитывайте.

В кабинете Медведева ничего не резануло по душе – он не успел обжить его за полтора месяца, и там не было ничего, что напоминало бы ему о прошлом. Он внимательно оглядел обстановку, вечные кучи бумаг, в которых погряз Генка, исполнявший его обязанности уже почти год, кактус на подоконнике, отчаянно боровшийся за жизнь, и только улыбнулся, не сказав ни слова.

В начале февраля Вадиму сделали операцию и сняли с костей все металлические скобы и пластины. Он на удивление спокойно вынес возвращение на неделю к постельному режиму, много читал, осваивал компьютерную графику, занимался рисованием с Васей, который уже бегал вовсю. Ребята из группы приходили к нему почти каждый день. Когда у них по графику был выходной, Сергей, который приезжал за Ириной, вместе с ней заходил к Вадиму. Сама Ирина редкий день не навещала Медведева, так бывало, только когда ее лабораторию заваливали работой. Она чувствовала себя хорошо, еще немного пополнела, что очень ей шло, но оставалась такой же подвижной. Близнецам Ильи – Андрюшке и Алешке – исполнился месяц, и молодой папа, взявший отпуск за два года, помогал Наиле управляться с малышами. Наташа Новоселова в середине месяца должна была сдать последний госэкзамен, и уже давно было условлено, что на следующий же день они с Меньшиковым подают заявление в ЗАГС.

Все казалось таким же безоблачным, как предвесенний солнечный день за окном, когда пришло страшное известие – у Антона обнаружили опухоль головного мозга. Он больше месяца ходил по разным врачам, которые не могли найти причину его непрекращавшейся головной боли и садившегося зрения. Подозревали остеохондроз шейного отдела позвоночника, невралгию, сосудистую патологию, потом послали к хирургу, затем к стоматологу, от него Антон пошел на консультацию к вертебрологу, от него – в офтальмологическое отделение, откуда его, не найдя ничего, снова отправили к неврологу. Врач полистала вмиг распухшую медкарту Усова и записала его в очередь на томографию, которая и выявила новообразование.

Диагнозу не поверил никто, даже врач. Она договорилась с областным диагностическим центром, институт оплатил еще одно исследование на каком-то уникальном приборе. Диагноз подтвердился, более того, выяснилось, что такой тип опухоли неоперабелен, возможно лишь применение радио- и химиотерапии. Прогноз был неутешительным; Антону грозили слепота, потеря слуха, полный паралич, расстройство психики и, если не удастся остановить рост опухоли, — смерть.

Все были потрясены. Молодой парень, высокий, симпатичный, здоровый, у которого совсем недавно родился сынишка, вся жизнь впереди – и вдруг такая страшная болезнь! Усову не дали опомниться и через день после уточнения диагноза положили в онкологический диспансер.

Светлана была в отчаянии.

— Я две недели делала Антошке точечный массаж и ничего не заметила! Я – дура! Идиотка! Мое место на кухне! Мне нельзя заниматься ничем, кроме кастрюль, а я лезу в тончайшие материи энергетики человека!

— Светочка, девочка моя, успокойся, не вини себя! — пытался утешить ее Медведев. — Ты сколько раз говорила, что Антон «глухой», что он не поддается никакому воздействию.

— Но мне даже в голову не пришло, что может быть такое!

— А кому пришло? Сколько парня по врачам гоняли и в нашей клинике, и в областную больницу посылали, и никто онкологию не заподозрил. На томографию его послали просто для очистки совести, не предполагая, что такие боли может дать опухоль. Олег тоже говорит, что такая картина не типична.

— А вдруг я подстегнула развитие болезни! — Света схватилась за голову.

— Насколько я знаю, — пожал плечами Вадим, — в таких случаях противопоказана физиотерапия, а Антошка на какие только процедуры не ходил. Твой массаж, он сколько раз говорил, ему помогал, в отличие от всего остального.

Сашка, который хотел позвать Антона в свидетели на свою свадьбу с Наташей, был почти в таком же состоянии, как Светлана. Парни подружились еще на пожарах в Каменском районе, за прошедшие полтора года их дружба окрепла; у Меньшикова, по его словам, никогда не было такого друга, и вот теперь он мог его потерять.

Через несколько дней Антон появился в клинике у Вадима. Медведеву показалось, что парень выглядит немного лучше.

— Мне сильные препараты с ходу начали колоть, — объяснил Усов, — голова почти перестала болеть, но меня все время тошнит. Я теперь понял, как Юлька маялась во время беременности, — невесело усмехнулся он.

— Это уже химиотерапию начали проводить? — Вадим попытался сесть, но свежий шов в подреберье резануло от усилия, и он снова откинулся на подушки.

— Еще нет, пока только обезболивающее. Я сюда приехал для того, чтобы биоматериал сдать на криоконсервацию, пока меня не начали облучать и травить химией.

— Что сдать? Зачем? — Вадим первый раз услышал о том, что в их клинике этим занимаются.

— Сперму. Юлька хочет еще ребенка родить, девочку, а я после лечения, если жив останусь, отцом стать не рискну, сделаю стерилизацию, чтобы уж наверняка. Замороженные сперматозоиды годами могут храниться, и от них потом здоровые дети рождаются. — Усов помолчал, а потом добавил: — Во многих странах, я читал, военные, пожарные, спасатели, все, чья работа связана с риском для жизни, сдают биоматериал, там даже специальные хранилища есть. Еще собираются, как только ребенок родится, замораживать пуповину и плаценту, чтобы в случае необходимости извлечь из них стволовые клетки. С их помощью чуть ли не потерянные конечности можно восстановить. Кирилл согласился на эксперимент, вдруг, говорит, новая рука отрастет…

Медведев поразился тому, о каких вещах может думать сейчас Антон и тому, насколько спокойно он держится, причем было видно, что это сдержанность не наигранная, а естественная.

— Тебе еще какие-то обследования делали? — начал расспрашивать Вадим. — Вдруг выяснится, что оба раза ошиблись, и у тебя ничего нет.

— Нет, ошибки нет, но врачи говорят, что застали самое начало болезни, можно остановить ее. Плохо, конечно, если зрение потеряю, но ведь и незрячие люди живут и работают. В нашей диспетчерской точно смогу работать, буду посылать вас кошек с деревьев снимать. — Антон даже улыбнулся. — Потом наука, может, что придумает, искусственные глаза какие-нибудь.

Медведеву стало стыдно, когда он вспомнил, о чем думал год назад. Он не хотел жить, пытался покончить с собой, хотя для него все самое страшное уже произошло, и впереди было выздоровление и долгая жизнь, пусть даже с ограниченными возможностями. У Антона же была полная неопределенность, врачи не могли сказать с уверенностью, что его ждет, а он спокойно принимал все плохие новости и даже пытался строить планы на будущее.

— Нет, командир, — не согласился с Вадимом Антон, — сейчас хоть какая-то определенность появилась, диагноз поставили, начнут лечить, глядишь, все обойдется.

После ухода Усова Медведев долго думал над его словами. Куда-то исчезла привычка Антона поворчать совсем по-стариковски по любому поводу, скептически относиться ко всему на свете, а от надменности и высокомерных высказываний он избавился уже давно. «Такое впечатление, что это он меня утешает, не хочет расстраивать», — поражался Вадим выдержке парня.

Другие ребята думали так же. Антон зашел к ним перед уходом, и Светлана увела всю группу в комнату психологической разгрузки, заварила чай. Больше часа прошло в разговорах, причем ни у кого не осталось ощущения, что их друг пришел попрощаться.