Интердевочка
Шрифт:
Я крутилась перед зеркалом, как девчонка, переменила десять шмоток и даже наподдала Фросе под хвост, чтобы не путалась под ногами…
Трижды я бралась сверять совтрансавтовский календарик (с обведенным фломастером числом витиного приезда) с большим кухонным календарем. Словом, «дергалась, как свинья на веревке», как сказала бы Кисуля.
Но на этот раз в порт я поехала несколько иным путем. У меня был запас во времени, и я неторопливо подкатила к единственной в Стокгольме православной церкви. Мне уже давно хотелось зайти сюда, но я все время не решалась этого сделать. А сегодня потянуло меня к этой
Я вылезла из машины, тщательно оглядела себя в зеркальце и припудрилась. Словно хотела предстать перед господом богом в приличном виде.
Двери церкви были открыты, и оттуда тянуло прохладой. В сумрачной глубине мерцали лампады перед иконами.
Я постояла-постояла в дверях, да так и не смогла заставить себя перешагнуть через порог. Вздохнула судорожно и вернулась к машине…
Ровно в девять я уже была в порту и стояла на «своей» тумбе, а Фрося сидела на крыше «вольвочки».
Из открытого зева гигантского парома нескончаемо текли большие и маленькие автомобили всех стран мира. Но из этого ошеломляющего потока мне нужна была только одна машина.
И когда, наконец, она появилась, и я различила овальную марку «Совьет Юнион» и номер АВЕ 51-15, то, как коза, запрыгала на этой дурацкой каменной тумбе и замахала руками!
Но на этот раз мой «вольво» не выехал из общего ряда. Он медленно тянулся за каким-то французом, не обращая на меня никакого внимания.
Я закричала:
– Витя! Витенька!!! Эге-гей!..
Машина совсем было приблизилась ко мне, и с ужасом я увидела за лобовым стеклом совершенно незнакомого мне пожилого человека. А рядом, на пассажирском сиденье, - еще одного.
– Подождите! Подождите!..
– Закричала я в полной растерянности.
– А где же Витя?! Товарищи!..
Водитель показал на меня своему напарнику и что-то проговорил.
Я еще сильней и отчаянней замахала руками:
– Товарищи!..
Не притормаживая, водитель приоткрыл свою дверцу и, поравнявшись со мной, сказал мне на ходу:
– Тамбовский волк тебе «товарищ». Шлюха…
Захлопнул дверцу перед моим носом и проехал мимо.
Боже мой, как я напилась на терраске того придорожного кафе, где мы дважды сидели с Витей!..
За перилами стояла моя одинокая «вольвочка».
На грязном, залитом столе передо мной сидела верная Фрося, пыталась лизать мне лицо и поскуливала…
– «Мне снилась осень в полусвете стекол…» - бормотала я, силясь вспомнить идущие вослед строки Пастернака.
– «Мне снилась осень в полусвете стекол… И как с небес…» Нет! Нет, мать вашу в душу!..
Испуганная девочка-кельнер держала мою сумку, а хозяин кафе, вытащив оттуда мои документы, звонил куда-то по телефону.
Кажется, приехал очень встревоженный Эдик на своем саабе и привез Рею - барменшу с заправочной станции.
Они вдвоем перетащили меня в СААБ, что стоило им изрядных трудов, потому что ехать я не хотела и все
пыталась вспомнить стихи:И, как с небес добывший крови сокол, Спускалось сердце на руку к тебе…Рея завела мою «вольвочку», Эдик - свой сааб, и они повезли меня домой…
Телефон! Телефон! Телефон!.. О, черт побери!.. Словно по башке - дзынь-дзынь-дзынь! Чтоб вы сдохли все! Чтоб вы…
Нащупала трубку, положила рядом на подушку. Даже глаз открыть не смогла:
– Ну, кто там? Ну, что надо?
Не сообразила, что говорю по-русски. А из трубки по-шведски:
– Фру Ларссон вызывает Ленинград. Советский союз. Фру Ларссон…
– Да! Да!.. Слушаю! Мамочка?
Во рту - словно кошки нагадили. Голова трещит. Язык, как рашпиль.
– Мамочка?
– Момент! Соединяю…
Огляделась - одна в спальне. Эдик, наверное, на работе. На его подушке дрыхнет Фрося.
– Швеция? Салем?..
– по-русски.
– Да! Да!
– кричу я и дую минеральную воду прямо из горлышка большой бутылки.
– Мама?
– Танька! Это я - Гулливер… Слушай меня, не перебивай!
Симка-Гулливер звонила мне с городского почтамта. Оглядывалась, прикрывала ладонью трубку, чтобы никто, кроме меня не слышал ее слов.
– Кисулю замели с поличным… Взяли две с половиной штуки «зеленых». Она на первом же допросе показала, что это твои баксы. Представляешь?! И вроде бы ты ей передала их при мне! Меня дернули - я в полную несознанку: ничего не знаю, ничего не видела… Она все на тебя лепит! Мол, ты ей оставила эти две с половиной штуки, когда еще уезжала. Вроде бы ты ее попросила потом реализовать их и уже советскими отдать твоей матери… Вот сука, представляешь? Я думала, она мне на очной ставке глотку перекусит! Учти, Танька, как только приедешь - тебя сразу заметут и начнут раскручивать. Так что, сиди, не рыпайся! Сюда носа не показывай!
– Но это же все фуфло! Липа!..
– закричала я.
– Симка! Симка, ты же знаешь, что это чушь собачья!.. Оговор! Я прилечу через несколько дней, и мы с тобой вдвоем…
– Ты совсем там чокнулась?!
– заорала Симка.
– Тебе пятера корячится, понимаешь ты это?!.. Тебя сразу с аэродрома в «Кресты» упакуют! Пока ты докажешь, что ты не верблюд, - три года, как миленькая, отчалишься, кретинка!.. И учти - я тебе не помощник! Я ваших дел не знаю. Сиди там у себя и не дергайся!
– Но у меня же мама болеет!..
– Поболеет и перестанет. Лучше, если она тебе передачи будет носить, да? Идеалистка хренова! Все!..
– Погоди, Симка…
– Я сказала все!
– и Симка бросила трубку.
Через стеклянную дверь она внимательно оглядела всю очередь, не заметила ничего подозрительного и вышла из переговорной будки…
Что же делать? Что же делать? Что же делать?..
– Что же делать, Фрося?!
– закричала я, схватила собачонку и затрясла, как тряпичную куклу.
Потом отбросила ее, рванула телефонную трубку и набрала номер: